Мир для тусклой ведьмы

Парень, сцепив зубы, уселся на край скрипнувшей кровати. Зажмурился. И, как в воду, наощупь нырнул под одеяло. Прижал к себе горячее девичье тело, по плечам обмотанное шуршащим газетами платком. Ощущая разве что слепой ужас, уж никак не желание.

— Вот так, — старуха кивнула. — Спите. Я вас позже проведаю.

Явился Тимофей, побродил по комнате и вспрыгнул Сашке на живот.

— Тебя только не хватало, — проворчал дознаватель, радуясь на самом деле присутствию кота. Он незаметно для себя провалился в дрему и очнулся, когда старые ходики на стене показывали третий час. Ночи — если судить по мраку за окном. Фонари после двух обычно отключали.

Девушка рядом с Сашкой завозилась и резко села:

— Спину… жжет.

Парень ногтями дернул узел шерстяного платка у нее на груди, платок упал, высвободив газету с горчичниками, налепленную к спине.

— Просто передержали. Ба не предупредила. Ого, красная какая. Погоди, у меня тут облепиховое масло есть.

Он повозился в тумбочке, вытянул банку и стал осторожно втирать масло в худую спину с цепочкой выпирающих позвонков.

— Ты доктор?

— Инквизитор. Дознаватель шестого круга с правом автономии. То есть, могу работать вне группы, — зачем-то пояснил он.

— У вас есть инквизиция?

— А у вас?

Они встретились взглядами. Девушка скомкала и подтянула к груди одеяло, загораживаясь. Впервые Сашка толком разглядел узкое лицо с пятнами жара на скулах и обметанными губами.

— Тебя как зовут?

— Настя. А тебя? Ой…

Ее губы дрогнули:

— Это мне сон такой снится, да?

Сашка кивнул:

— Ты ничего не бойся, ложись и спи.

Помог ей улечься на бок, осторожно, чтобы не стереть мазь, укрыл одеялом.

— Я сейчас.

И, как был, выскочил в холодную прихожую, стал колотить в двери Стефании.

— Ба! Ну открой, пожалуйста!

Достучался. Баба Степа появилась на пороге в ночной рубашке, с шалью, наброшенной на плечи, с болтающейся, как веревка, тощей косицей:

— Ну?

— Она… из другого мира.

Старуха пожевала губами.

— Да, буря говорит в пользу этого. Могло… Выжечь при переходе, выжать досуха. Если она не подозревала, что ведьма, и пересекла границу случайно. Повезло еще, выжила.

— Но тогда волшебство к ней вернется! Она вовсе не тусклая ведьма из предсказания!

— Может быть… — старуха дернула губами. — Пожалел?

И неожиданно улыбнулась:

— Это хорошо, что ты не разучился жалеть.

Глава 3

Разговор с Иларией оставил неприятный осадок: они с главной ведьмой края обнюхались, точно коты, и разбежались, не затронув ничего важного. А если забытый приживал был намеком, то Сашка этот намек не понял. Придется встретиться еще раз и все обсудить. Но не сейчас. Возможно, и на ведьму давят те, кто заставляет молчать мэра. Все ушли в несознанку, вертись, как хочешь.

Дознаватель вздохнул. Встал со скамейки и взглянул на свои окна. Синдром отличника требовал вернуться, сдать номер и возвратить ключ. Сашка пожал плечами. Пусть считают, что он спит. Или ломятся внутрь, ежели угодно. Разберется с этим потом.

В милицию идти с визитом, кстати, тоже не хотелось. Вряд ли там скажут ему больше, чем в мэрии. Ночной стихийный комендантский час им даже на руку — можно отменить патрулирование. А семьи, семьи-то как довольны: отец и защитник возвращается до заката.

Интересно, задумался дознаватель, а они не пробовали пустить по ночному городу закрытую патрульную машину?

Проще всего было сейчас прийти в Дом, предъявить документы, вскрыть кабинет своего предшественника и просмотреть записи в сейфе, столе и служебном компьютере. Но! К лешему тогда летит вся непредвзятость и свежий взгляд. Будут стереотипы, проторенная чужой мыслию дорога и, возможно, такая же безвременная смерть на Меловой речке или где-нибудь еще. Надо съездить к границе, подумал Сашка, все увидеть на месте самому. Если, разумеется, кто-то неизвестный успешно не уничтожил все следы. Но тогда и в Доме нечего ловить.

Дознаватель махнул рукой и вышел из двора на площадь. Магазинчики уже работали. Он отстоял небольшую очередь к палатке, взял кружку кваса и мясной пирог и устроился за аккуратным столиком под зонтом. Становилось жарко. Солнце плавилось в коричневатом мареве, затянувшем небо. Сашка взлохматил волосы, повыше закатал рукава и решил для начала поискать себе независимое жилье подальше от центра. Он подошел к рекламной стойке у мэрии, изучил предложения и перегнал себе в наладонник симпатичные варианты.

Место это располагалось недалеко от центра, но выглядело совершенно иначе. Здесь не было точащихся зноем высоких зданий, ветерок, приходящий от реки, нес прохладу и ароматы наступающей осени. Деревья в садах, окружающих деревянные домики, клонились под тяжестью плодов, опираясь на подпорки ветками. Еще прежде, чем отыскать нужный дом, Сашка обратил внимание на телеантенну на столбе во дворе, к которому крепились еще веревки для белья, и неожиданно развеселился. На фигурной калитке было крупно написано мелом: «Сдается». И чуть ниже: «Будьте бдительны: калика заговорена». Дознаватель громко хмыкнул, а к нему уже спешила из-за дома красивая женщина чуть за тридцать, отводя налипшие ко лбу русые волосы. На ней был цветной передничек поверх цветастого ситцевого платья. С красных распаренных рук срывались и лопались в воздухе цветные мыльные пузыри.

— Здравствуйте! Вы по поводу комнаты? — она решительно распахнула калитку для гостя и протянула растопыренные пальцы. Сашка неловко пожал указательный. Женщина поймала его взгляд на антенну:

— А-а… это чтобы детишки белье не гваздали с их футболом. Телевизора-то лишиться не захотят, и так у нас идет не все и не всегда.

Она улыбнулась. Улыбка была красивая и добрая.

— А калитка?

Женщина смутилась. Опустила голову и еще раз отвела волосы:

— Ну, комната хорошая. И все такое. Только вот приживал…

Она хихикнула в ладошку:

— Такая вредина. Вот стоит только прийти ко мне чужому мужчине, присесть чаи гонять, заболтаться, разнежиться… А тут он — шасть. Не успеешь опомниться, а уже джинсы по колено сжевал.

— А он что, теленок?

Хозяйка звонко рассмеялась:

— Что вы! Кролик!

— Ну, тогда я сразу буду носить шорты. Как раз и жара… Меня Сашка звать.

— Марина.

Они снова обменялись рукопожатием. Марина обогнула легонькую веранду с витражными стеклами, вдоль которой росли мохнатые астры, и по деревянному крылечку провела квартиранта в комнатку со старой, но уютной мебелью.

— Вход отдельный. Не будем друг другу глаза мозолить, если общаться не захочется, — хозяйка улыбнулась.

В комнатке было очень чисто, сквозь распахнутое окно лезли ветки с крупными яблоками, сияющими солнечной желтизной. На окне висели занавески из ручного плетения кружева, на круглом столе под такой же скатертью стояли в банке васильки и ромашки. На стене над этажеркой с потрепанными книгами висел портрет бабы Степы, но не привычный, в старости, а цветущей женщины в обнимку с худенькой конопатой ведьмой в школьной форме.

— У нее мама моя училась, — проследив Сашкин взгляд, гордо сказала Марина. Дознаватель вздохнул. Баба Степа шутила, что ее портреты не висят только в ее же собственном доме. Но обычно Сашка об этом не задумывался. А вот сейчас отчего-то помрачнел. Словно думал избежать надзора — да не вышло.

Марина не заметила его состояния. Одна за другой открыла выкрашенные белым двери с крючочками:

— Вот тут туалет. И душик. Тесно, зато свои. Кухня общая. Но можно готовить, берите посуду на здоровье. Ну, или могу я — если немного приплатите. Еще есть чай и варенье, и… Да чтоб тебя! — выкрикнула хозяйка, кидаясь на грохот. Похоже, приживал устроил ей сцену ревности, что-то уронив на кухне. Сашка подумал, не прийти ли на помощь доброй женщине и не оттаскать ли его за длинные уши, но рассудил, что в чужой дом со своим самоваром не ходят. И отправился за вещами в камеру хранения на вокзал.