All you need is love… (СИ)

Пока Лили переваривала эту тираду, Стоун удалилась, насвистывая. Она всегда свистела или напевала одну и ту же мелодию, даже я начал себя ловить на том, что мычу ее себе под нос, когда выполняю какую-нибудь монотонную работу.

— Хей, — услышал я за спиной знакомый голос, сев в Хогвартс-экспресс. — Ты с вокзала далеко поедешь?

Стоун плюхнулась на сиденье напротив.

Я покачал головой. До дома мне от вокзала было рукой подать, другое дело, что мне туда вовсе не хотелось.

— А ты?

— Ну… — Стоун посмотрела в окно, улыбнулась и произнесла: — Пару дней побуду у бабушки, а то она причитать будет. А потом поеду за предками.

— Не понял… А где они?

— А черт их знает, — честно ответила она. — Теоретически — должны быть где-то в Уэльсе, но не угадаешь, куда именно их понесло. Да ладно, найдутся как-нибудь.

— Опять не понял, — сказал я.

Стоун посмотрела на меня, потом выудила из-за воротника какой-то значок на цепочке. Больше всего эмблема напоминала птичью лапку, вписанную в круг.

— Не видел такого?

Я помотал головой.

— Ну ты даешь… Это «пацифик», символ мира, — серьезно произнесла она. — О хиппи ты тоже не знаешь, я подозреваю?

Я вынужденно признал, что если и слышал что-то, то не запомнил.

— Бог мой, ты что, даже «Битлз» никогда не слышал? — поразилась Стоун. — Ну напряги извилины, вспомни — «все, что тебе нужно, это любовь»! Британец, чтоб тебя!

— А, так вот что ты постоянно насвистываешь! — осенило меня. — Я же чувствую, что-то знакомое, только у меня слуха нет, да и музыкой я не интересуюсь… Так родители-то твои где?

— Да говорю, не знаю. Мама у меня американка, — сказала Стоун, поигрывая «пацификом», — они с папой познакомились на каком-то фестивале, тогда движение только начиналось. Мама и решила остаться тут, двигать это дело в массы. В процессе как-то незаметно родилась я, а предки так и колесят по Британии на своем фургоне с кучей приятелей… Нет, со временем меня пришлось отдать бабушке, чтоб я в школу ходила, но летом я всегда была с ними! И знаешь, — хихикнула она, — хоть они все того… я все равно знала больше любой первоклашки. Читать, писать и считать я так уж точно умела, а вот за цитаты из кое-каких писателей меня чуть из школы не выперли, ну и бабушка все норовит изгнать из меня бесов.

— А как ты намерена искать родителей? — спросил я.

— Я примерно знаю, куда они отправились, туда и рвану. А там расспрошу, их трудно не заметить.

— Но как?..

— Автостопом, — покосилась она на меня. — Дел-то куча. Я как-то раз всю Ирландию этак проехала.

— Погоди… — я почесал в затылке, — но тебе всего пятнадцать!

— Уже шестнадцать.

— Ну это сейчас, а прежде? Неужели не страшно было?

— Не-а, — беззаботно ответила Стоун. — Это прикольно. Главное, знать, кого тормозить. Лучше всего на дальнобойщиках ездить: они в курсе, где срезать, всегда подскажут, что да как, еще и накормят. Попадались пару раз озабоченные, ну так у меня руки не пустые, да и колдовать я рано научилась. А как аппарации выучусь, так вообще лафа настанет…

Я помолчал.

— Кэнди, — я впервые назвал ее по имени, — а тебя за волшебство наказывали?

— Кто? — изумилась она.

— Родители.

— Ох, Северус, — она скинула туфли и забралась на скамейку с ногами. — Видишь ли, в нашем фургоне трезвым — и то не всегда — бывает только водитель. Остальные — кто выпил, кто накурился, кто еще чем закинулся… Поэтому если утром вдруг оказывается, что фургон внезапно оброс синей шерстью, покрылся ромашками или сделался леопардовым, то кто-нибудь говорит: «чуваки, вот это круто, кто придумал, колитесь!» Но, разумеется, никто ничего не помнит. Летающей посудой или там пожарчиком тоже никого не удивишь. Какое уж тут наказывать! — Кэнди помолчала. — Тебе влетало, да?

— От отца. Он маггл. Да и теперь перепадает.

Она снова умолкла, а потом сказала:

— Я уезжаю послезавтра. Хочешь, давай со мной? Вдвоем веселее, я тебе свой адрес дам, приходи. Только оденься попрактичнее и возьми, на чем спать. А насчет пожрать по пути сообразим. Держи на удачу.

Она протянула мне сплетенный из ниток и бисера черно-желтый браслетик.

Я промолчал. Мне очень хотелось побыть с мамой, вот только к ней, повторюсь, прилагался отец. И одиночество, потому что Лили со мной больше не было…

Часть 2

Через день я стоял у калитки благопристойного домика на окраине города и терпеливо ждал. Вот хлопнула дверь — появилась Кэнди с разрисованным брезентовым рюкзаком за плечами (к нему была приторочена скатка), в длинном свитере невероятной расцветки, потертых джинсах и кроссовках. Она помахала кому-то невидимому — бабушке, наверно, — и выскочила на улицу.

— А я уж думала, ты не придешь, — преспокойно сказала она. — Пошли! Научу тебя машины ловить…

Волосы она заплела в две косы, наверно, чтобы не мешали.

— На, напяль хайратник, чтобы лохмы в глаза не лезли, — словно прочла она мои мысли и сунула мне вышитую тесемку. — Да не так, дай, я сама… Ну вот, на человека уже отдаленно похож!

С пятой попытки рядом с нами остановился громадный грузовик.

— Дядь, подкинь, а? — весело попросила Кэнди.

— Залазь! — раздалось из кабины.

— Только мы пустые!

— А я что, полный? Залазь давай, мне еще щебень с карьера забирать…

Водитель, к слову, оказался очень даже полным. А я никогда не ездил на грузовиках, и мне было немного не по себе…

Общий язык с Кэнди они нашли через пять минут, потом она покрутила колесико настройки радио, и эти двое во весь голос принялись подпевать «Битлз». Кажется, я возненавидел эту группу до конца дней моих.

Способности Кэнди трепаться без остановки я мог только позавидовать. Если честно, я подумывал, как бы так наложить на водителя заклятие забвения, чтоб никто не заметил, но этого не потребовалось: он остановился на заправке, где нашлась забегаловка, угостил нас горячими бутербродами и газировкой да и уехал восвояси, дальше нам было не по пути.

И вот так, на перекладных мы почти неделю добирались до призрачной цели. За это время я научился тырить мелочь в таксофонах, спрыгивать с электричек на ходу, удирать от контролеров и полиции, спать на скамейках в парках и на вокзалах, мыться в общественных туалетах… Одним словом, я с большой пользой проводил летние каникулы.

— О, вот и они! — обрадовалась Кэнди, которую не брали никакие невзгоды. — Вон тот фургон!

Я с интересом посмотрел на разноцветный кузов. Впрочем, сейчас меня уже не смог бы напугать и дементор. Ну, это я так думал…

Насколько мне удалось понять, родители Кэнди с приятелями колесили по всей Англии, то давая самодеятельные концерты, то устраиваясь подработать (хотя бы на ферму, навоз выгребать), чтобы купить бензин, порой голодали и мерзли, но даже не думали унывать.

Мне поначалу было не по себе, но постепенно я втянулся. Я все-таки владею невербалкой и кое-какими зельями запасся, поэтому мог и подлечить по мере сил, и помочь… И скучать тут не приходилось, что ни день, так представление! А главное, тут никто не спрашивал, кто я такой, что я тут позабыл да откуда взялся. В лагере (ну или на стоянке, или возле фургона) постоянно появлялись абсолютно неизвестные личности, ночевали, ели, тусовались, потом испарялись, их место занимали другие, и так без конца. Словом, я понял, почему Кэнди настолько невозмутима: если ты с рождения живешь в подобной атмосфере, удивляться даже не научишься.

К концу лета я сделался черным от загара, отрастил волосы ниже плеч, приучился носить хайратник (правда, удобно), а в итоге — со своей-то рожей и крючковатым носом — стал похож на индейца из американских вестернов. Кэнди совершенно серьезно сказала, что мне так больше идет, а на бледную поганку я уже не похож. А я неожиданно обнаружил, что перерос ее на полголовы, и это при том, что есть досыта в мигрирующем лагере хиппи не приходилось никогда, не то что в Хогвартсе.

До Лондона мы доехали по-королевски: родители Кэнди решили навестить ее бабушку и подбросили нас до самого вокзала. Вещи наши, к слову, так и пылились в камерах хранения.