Тьма надвигается

– Пропади пропадом наши братья, – проворчал сосед Теальдо, крепко сбитый парень по имени Тразоне. – Я хочу, чтобы меня приветила с возвращением какая-нибудь барийская сестренка, да так, чтобы я потом два дня стоять не мог.

– Встречались мне идеи похуже, – заметил Теальдо, поднимаясь на ноги. – И немало, должен заметить.

Ему пришлось дождаться очереди, чтобы выпрыгнуть из болтавшегося в локте над землей вагона и занять место в строю.

Рота капитана Ларбино числилась в полку хотя и не первой, но второй, так что солдату хорошо видны были знаменосцы. Красочным парадным мундирам их, от позолоченных касок до начищенных башмаков, Теальдо завидовал черной завистью. Стоявший в центре солдат, выбранный явно за великанский рост, нес флаг королевства Альгарве – косые полосы красного, зеленого и белого. Стоявший слева поднимал полковое знамя: синяя молния на золоте.

Знаменосцы выстроились перед приземистым зданием красного кирпича, над которым тоже реял национальный флаг: таможней на границе – бывшей границе – между Альгарве и Бари. Шлагбаум был поднят, словно приглашая альгарвейских солдат. В нескольких шагах за ним, под другую сторону границы, стояло почти такое же здание, но на флагштоке перед ним развевался флаг независимого Бари – белый медведь на пламенном фоне. Второй шлагбаум все еще был опущен, будто тщился преградить дорогу на территорию герцогства.

Из дверей барийской таможни выкатился толстый человечек в форме. Его килт и мундир отличались от альгарвейских как покроем, так и цветом: не песочные, а бурые с прозеленью. Герцог Алардо, силы преисподние пожри его душу, любил править своим маленьким царством; это и сделало его идеальной пешкой для победителей в Шестилетней войне.

Но теперь Алардо мертв, и наследника у него не осталось. Что же до его подданных… Когда знаменосцы подошли к шлагбауму, толстяк в мундире цвета грязного мха поклонился альгарвейскому флагу. Потом, развернувшись, поклонился знамени барийскому, прежде чем спустить его с флагштока, где оно реяло не один десяток лет. А затем швырнул бело-оранжевое знамя наземь и попрал ногой.

– Добро пожаловать домой, братья! – вскричал он, поднимая шлагбаум.

Теальдо надорвал горло в приветственном вопле и все же сам себя не услышал, потому что горло рвал весь полк, до последнего солдата. Командир части полковник Омбруно, выбежав вперед, обнял барийского – бывшего барийского – таможенника и расцеловал в обе щеки.

– А теперь, сыны нашего боевого духа, – крикнул он, обернувшись к солдатам, – вступите на землю, вновь вернувшуюся к нам!

Капитаны затянули альгарвейский национальный гимн первыми, и бойцы один за другим подхватили его горделивым, радостным хором. Колонна двинулась мимо враз ставших ненужными мытен.

– Ну вот, – ткнув соседа локтем под ребра, пробормотал Теальдо, – в страну мы вошли, теперь осталось войти в здешних женщин, как ты и говорил.

Тразоне кивнул с ухмылкой.

Сержант Панфило пронзил обоих острым взглядом, но в таком гаме ему нипочем было не различить, чьи голоса выпали из хора. Теальдо поспешно запел вместе со всеми: во всех смыслах слова, страстно.

Ближайший к границе с Альгарве – нет, границе с остальной частью Альгарве – барийский городок Паренцо располагался в паре миль в югу от пограничного поста. Задолго до того, как полк подошел к околице, навстречу солдатам начали выбегать люди. Возможно, толстяк-таможенник воспользовался хрустальным шаром, чтобы сообщить местному барону, что воссоединение состоялось официально. А быть может, подобные новости распространялись при посредстве чар менее сложных, но от этого не менее эффективных, чем те, которыми пользовались кристалломанты.

Как бы там ни было, а полк еще полдороги не одолел, когда вдоль обочин плотной толпой встали ликующие, орущие мужчины, женщины, дети. Кто-то размахивал самодельными альгарвейскими флагами: самодельными – потому что Алардо запрещал не только демонстрировать, но даже владеть любой тряпицей народных цветов Альгарве. За считанные дни, прошедшие со дня смерти герцога, немало барийцев успело намалевать на белых блузах или килтах зеленые и алые полосы.

Но даже устоять на месте горожанам было невмочь. Не обращая внимания на возмущенные вопли полковника Омбруно, мужчины выбегали на дорогу, чтобы пожать запястья альгарвейским солдатам или расцеловать в обе щеки, как сам Омбруно – таможенника. Выбегали и женщины – совали в руки солдатам цветы или флаги и целовали отнюдь не столь целомудренным образом.

Теальдо с большой неохотой отцепил от себя рыжеволосую красотку, чьи блузка и килт были, невзирая на весьма скромный покрой, сшиты из столь тонкой материи, что девушка казалась совершенно нагой.

– Марш! – рявкнул на него Панфило. – Ты же солдат Альгарвейского королевства! Что люди о тебе подумают?!

– Подумают, – с достоинством ответил Теальдо, – что я не только солдат, но и мужчина, сержант!

Он легонько шлепнул девицу на прощанье и пару шагов одолел скорым маршем, чтобы нагнать строй, на ходу подкручивая усы: а ну как воск от жарких поцелуев подтаял?

В результате пару миль до Паренцо полк одолел вдвое медленней, чем следовало бы. Омбруно, которого готов был хватить удар, успокоился замечательно быстро, когда некая особа роскошных форм в платье еще более прозрачном, чем девушка, расцеловавшая Теальдо, повисла у полковника на шее с явным намерением там и оставаться, покуда не найдет ближайшей постели.

– Супруга дражайшего полковника будет в бешенстве, – Тразоне хихикнул, – если до нее долетит хоть слово об этом.

– Как и обе его любовницы, – согласился Теальдо. – Наш отважный полковник – человек не слова, но дела… и я даже знаю, какого.

– Да того же, каким займемся мы, как только попадем на квартиры в Паренцо, – ответил Тразоне.

– Если сумею отыскать ту девицу – отчего же нет? – парировал Теальдо. – Да или любую другую…

По лицу его скользнула тень. Потом еще одна. Солдат поднял голову. Со стороны Альгарве надвигалась на Бари стая драконов в ало-бело-зеленой парадной раскраске: одна из множества затмевавших небеса герцогства. Мерные хлопки могучих крыльев были слышны с земли, как бы высоко ни летели ящеры.

Теальдо сделал вид, что аплодирует пролетающим мимо Паренцо тварям.

– Драколетчикам всегда достается больше женщин, чем положено, – заметил он. – Мало того, что все они дворянского сословия, так еще огонька в них, говорят, побольше.

– Нечестно, – буркнул Тразоне.

– Совсем нечестно, – согласился Теальдо. – Но если они пролетят мимо, нам-то какое дело?

На деревянной трибуне, воздвигнутой по случаю посреди главной городской площади, солдат уже поджидал местный барон с натужным лицом человека, собравшегося не то произнести речь, не то ринуться к ближайшей уборной. Теальдо имел в этом вопросе свои предпочтения, но с ним никто советоваться не собирался.

Речь, как и следовало ожидать, оказалась длинной и скучной. Кроме того, произнесена она была торопливым, квохчущим барийским говорком, так что Теальдо, родившийся на северо-востоке Альгарве, в предгорьях на елгавской границе, пропускал по слову на каждую фразу. Герцог Алардо пытался превратить барийский диалект в отдельное наречие, еще сильней отделив жителей своего владения от их сородичей в остальной части Альгарве, и, видимо, не без успеха. Но когда барон затянул, а полк подхватил альгарвейский гимн, он и солдаты короля Мезенцио поняли друг друга лучше слов.

На помост поднялся полковник Омбруно.

– Благодарю за добрые слова, ваше благородие. – Он окинул взглядом ровные шеренги солдат. – Бойцы, я разрешаю вам брататься с нашими соотечественниками из Паренцо с тем условием, что до полуночного колокола вы вернетесь на эту площадь для размещения на квартиры. А сейчас – вольно!

Он сошел с трибуны, чтобы обнять за талию какую-то даму в прозрачной блузке. Строй рассыпался под одобрительные восторженные крики. Теальдо вместе с товарищами пожимал руки и хлопал по спинам возвращенных соотечественников, однако мысли его занимало совсем другое.