Сила жизни (СИ)

– Кандилу-баба? Простите...

– Оксинат Васа, прошу любить и жаловать, – не обращая внимание на резчика проговорил управляющий, что меня несколько удивило. – Последний представитель высокого, но устаревшего искусства работы с костью. Продолжатель традиций.

Мастер съежился и опустил глаза, как нашкодивший ребенок. Он и в самом деле был довольно молод и явно не уверен в себе. Мне стало его жаль.

– Это все Ваши работы? – с широкой улыбкой спросил я его, разведя руки, и он просиял навстречу моему жесту.

– Да, господин, это моя работа. Так учили меня дед и отец...

– Вам что-то понравилось здесь? – удивление в голосе Кандилу-баба было ненаигранным.

– Здесь все прекрасно! Абсолютно все! – С несколько нарочитым энтузиазмом ответил я. – Неужели Вы не видите таланта и мастерства в этих вещах?

Взглядом испросив разрешения Оксината, я взял в руки ближайшую статуэтку достаточно крупных размеров. Ею оказалось изображение полуобнаженной девушки, обнимающей обезьянку. Угловатые линии еще толком не оформившегося юного тела контрастировали с мохнатой шкуркой зверька и мягкими крупными складками тяжелого покрывала, скользнувшего с плеч. Нежное, мечтательное выражение прекрасного лица оттеняла проказливая мордочка мартышки, лапка которой тянулась к случайно обнажившейся груди. Статуэтка просто светилась изнутри.

– Гениально! – я не сдержал искреннего восхищения. – Так невинно, так... соблазнительно! Как называется?

– «На пороге весны», – смущенно ответил мастер, но я видел, как приятен ему мой восторг.

– Желаю Вам твердой руки и острого резца, – я с благоговением поставил статуэтку на место. – Потому что мастерство предков и благословение богов у Вас уже есть. Спасибо.

Я коротко поклонился и вышел из мастерской, Кандилу-баба пришлось последовать за мною.

– Юный господин, – управляющий производством был ошарашен настолько, что даже не мог возмущаться. Что меня порадовало. – Это нечистое искусство! Вы ведь заметили, что последователи Вечносущего Неба даже не едят с фарфора, потому что в него добавляют костную муку! А это прах, оскверняющий тело и душу...

– Кандилу-баба, – я остановился посреди тибари. – Я искренне уважаю ваш, южный, образ жизни и следую всем законам и ограничениям вашей религии. Но, знаете, что сказала мне когда-то одна мудрая старая женщина? «Суть всего живого заключена в костях», – кошачий амулет на груди слегка потеплел, будто погладил лапой. – Ваши предки знали это и хранили знание для вас, своих потомков. Почему же вы так легко разбрасываетесь тем, что некогда представляло для Васа ценность? Не нужно есть с костей, если это мешает парению духа, но зачем считать нечистым одинокого гения, сберегающего тайны седых веков? Если вам так претит материал, с которым он работает – отпустите его в Бахар, там он быстро станет богатым и знаменитым... – я потер висок, стараясь унять вдруг возникшую головную боль. Судьба, перед кем я распинаюсь? – Простите. Я не должен был...

Он жестом прервал мои извинения. Мы недолго постояли в молчании, затем он указал на самый большой отсек дворика:

– Нам туда.

Мне было неловко за свою эмоциональную вспышку, поэтому по камнерезной мастерской бродил без особого энтузиазма. Кандилу-баба представил здешнего мастера, но я, к стыду моему, не запомнил имени. Камню тут были рады: посуда разных форм и предназначений, украшения, панно с инкрустацией, столы и столешницы, письменные приборы... Много всего и очень красиво. Если даже половина вещей сделана по эскизам Шандиса Васа, то он действительно великий мастер. Здесь трудились не менее десятка подмастерьев: кто-то обтачивал камень, кто-то подрезал, а кто-то вощил уже законченную работу. Мастерская была полна приглушенным шумом, казалось, даже сверла жужжали здесь вполголоса, только капли воды из подвешенной емкости со звонкой размеренностью падали в медный поддон. Время от времени у резервуара беззвучно возникал то один, то другой работник, чтобы охладить инструмент или подшлифовать изделие.

Деловитая суета сняла возникшее напряжение. Все же нет большего наслаждения, чем смотреть, как работают другие. То я, то управляющий искоса бросали друг на друга испытывающие взгляды и улыбались уголком губ, встречаясь глазами. Все же, несмотря на свинское отношение к гению-Оксинату, человек он, кажется, не плохой. Обойдя мастерскую, я рассыпался в ожидаемых похвалах мастерству камнерезов и таланту хозяина дома, высоко оценил розу с полупрозрачными лепестками, вырезанную из цельного куска электрона, которую при мне закончил пожилой опытный работник и, с трудом сдерживая облегчение, поспешил вслед за Кандилу-баба на выход.

В царстве моего проводника я застрял надолго. Здесь пахло деревом и лаком, кудрявые стружки пружинили под ногами, редкий визг пил и стук киянок не мешал наслаждаться зрелищем. Даже дышалось легче.

Обширное помещение занимали шесть массивных верстаков, по числу работающих. Ящички с инструментами аккуратно расставлены возле каждого стола: ножи, стамески, скобы, чеканы, скребки – все, для того, чтобы выявить текстуру материала и максимально точно нанести нужный рисунок.

– Смотрите, уважаемый гость, сейчас мастер Риши снимет этот слой древесины и мы увидим... Да! Да, это оно! Дай я тебя поцелую, – и управляющий производством шумно чмокнул воздух возле деревянного столба, прочно закрепленного державками, и перешел на напевный речитатив. – «Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос»... Видите, вот эти сердцевинные лучи сами подсказывают, где нужно убрать лишнее, чтобы вызволить из плена фигуру танцовщицы. Я знал! Я знал, что они так и пройдут!

Кандилу-баба раскрывался с совершенно неожиданной стороны. Куда исчезло его спокойствие? Он гордо вертел перед моим носом подносом в виде листа лотоса, перенявшего от настоящего все прожилки и переходы цветов, махал крупными четками, каждая бусина которых, казалось, таила отдельный мир. Продолжая оживленно жестикулировать, потянул к дальнему верстаку, на который хмурый кряжистый плотник водружал две толстые доски, уже прошедшие первичную обработку.

– Вы ведь знаете, что такое камея? – я согласно кивнул. – Но вряд ли видели деревянные камеи, которые выходят из-под резца Шандиса Васа Куккья!

Он всегда полностью называл имя мастера... и не лень же выговаривать такое длинное сочетание. Или на самом деле настолько уважает?

– А разве камеи делают не из камня?

– Обычно из камня, он более предсказуем. Прекрасные деревянные панно с барельефами – это продукт лишь нашей мастерской. Очень сложны в изготовлении. Требуют филигранной точности в работе и скрупулезной отделки... А главное – дерево. Оно играет решающую роль. Всегда играет, но здесь – особенно. Сейчас великий мастер работает над триптихом по «Легенде о Великой Реке»... – он бросил проницательный взгляд на мой профиль, – и я уже подобрал нужный материал для его заключительной части.

– Но как вы узнаете, где и в каком месте будет нужный замыслу творца переход цвета? – я искренне не понимал технологии изготовления деревянных камей. – К тому же дерево либо слишком однообразно в тонах, либо, наоборот, непредсказуемо пестро...

– Я чувствую, – Кандилу-баба смущенно пожал плечами, остановился у верстака и ласково огладил широкий квадрат доски. – У дерева есть душа. Она сама расскажет, что таит в себе... Шандис Васа Куккья способен прозреть внутреннюю суть любого материала, раскрыть его потаенные свойства. Мои способности скромнее, но с деревьями общий язык я находить умею. Это – капризный и избалованный лунный эбен, но я и с ним, кажется, договорился...

Да, заготовка для панно была весьма интересна, я никогда такого не видел. Плавные переходы цвета от бледно-желтого до абсолютно-черного были прочерчены переплетающимися полосами различных оттенков. Можно было примерно понять, из каких участков вырастет фигура персонажа легенды, а какие дадут камее нужную глубину... но вся картина ускользала от глаз. Видимо, мне это не дано.

– Ваша способность...