Осколки чужой жизни (СИ)

— Польщён сравнением. — важно сказал Создатель. — Мне княгиня тоже нравилась.

— Да, она замечательной была. — слегка дрогнул мой голос.

— Ну, что ты. — пожурил меня Верховный. — Ты, это, нюни не распускай — тебе некогда. И про обещание помни!

Наказал и исчез, а я оказалась у своей лошадки, да не одна…

В шагах шести от места, куда зайти моя Бурёна никогда бы не посмела, лежал молодой человек. В крови…

Сиганула быстро к нему. Кошмарная рана на груди от стрелы, кровавая пена на губах. Он ещё жив, хрипит, пытается дышать… Но попусту, зря!

На секунду закрываю глаза, представляю бабушку… Вот она рядом, строгая красивая, всегда спокойная и прямой спиной, тихо вздыхает с выражением «Ну чего ты, дурёха? Ран что ли раньше не видела? Успокойся, всё нормально. Глаза боятся, да руки делают!».

И она права. На охоте случается всякое — и Лес показывал разное. Нет, коль в него пришла женщина или дитё малое грибы, ягоды собрать. Он не трогал, наоборот, хищного зверя уводил, следы завораживал. И даже змеи, комары и прочие твари близко не появлялись, если при сборе, при работе вёл себя человек правильно, достойно, спокойно.

Но охота… Это охота. Какое живое помирать хочет? Поэтому там бывало всякое. Лес при охоте не уводил, не прятал, не помогал, не вмешивался. И если и встречались человек со зверем или чудищем лесным, так всё было, как было. Силой, хитростью, ловкостью да удачей мерились…

И не раз бывало, что возвращался охотник с пустыми руками. А сколько ранений, травм, да крови… Хорошо, что смертей не бывало. Как мы Лес берегли, так и он нас. Сколько раз бывало, что зверя от раненого в самый последний момент отводил, а кому-то из княжеской семьи присылал птицу-синицу с кровавой травой в клюве. И мы находили, спасали, лечили.

Ялина, вдох-выдох. Думай, вспоминай…

Взяла кинжал. Отрезала кусок белого полотна с рубашки, благо длинная была. Его я ополоснула в крови незнакомца и держала до тех пор, пока красным цветом не окрасился, затем бегом к Бурёне. Тряпицу подвязала к седлу на видном месте.

— Людей приведи! — приказала лошадке. Она посмотрела на меня умными глазами, отошла на несколько шагов и пустилась вскачь. Не зря, её отец обожал, да и моей любимицей она была!

Лошадь ускакала, а я вернулась к незнакомцу. Разрезала его рубашку, свои рукава надрезала, оторвала, чтобы из общих ошмётков ткани ком поплотнее создать, да рану на груди заткнуть…

Я стояла на коленях, прижимала тряпки, смотрела в лоб мужчины(только в лоб, не хотела видеть, как стекленеют глаза незнакомца, не хотела рассматривать, запоминать, приметы искать) и говорила, говорила, говорила… О том, что его обязательно спасут. О том, что помощь скоро будет. О том, что он обязательно, скоро вернётся домой. Обязательно…

И пусть он меня не слышал, не мог слышать в таком-то состоянии или слышал, но не мог разобрать слов… Это неважно, потому что в те минуты я говорила для себя и только для себя. Я себя убеждала, что всё будет хорошо. Потому что… Потому что я должна была оставаться спокойной. Не останусь — и причиной смерти буду я, со своей неудавшейся помощью, а не тот, кто вознаградил дырой!

Наконец, послышался такой желанный, такой долгожданный конский топот. А потом не доезжая, люди стали кричать..

— Княжна! — наш кузнец Алесь, но все его звали Сивым. Мужчина небывалой силы. Он один на медведя ходил, за что собственно и поплатился… На Войну он с моим отцом не пошёл. Из-за хромоты остался с нами, по поводу чего долго сокрушался, пока к нам уведомления о смертях, смертях и смертях приходить не начали. Так что, в итоге, он ещё и благодарить должен того медведя, с которым повстречался.

— Я здесь! — крикнула в ответ я. — Быстрее!

— Что с тобой, дочка? — спросил мой Лекарь, спешиваясь с Бурёны.

— Со мной ничего. С ним. — ответила я и показала на своего незнакомца.

— Дела. — поцокал языком лекарь, доставая травы из поясного мешочка и начиная читать заклинания на затвор крови.

Я отошла, уступив место подле больного мастеру, и тут же попала в широкие объятия ручищ кузнеца.

— Как хорошо! Как хорошо, что с вами княжна всё в порядке! А то мы дужа спужалися. Спешили страх как! Как же мы без вас, коли случись что… — горланил он своим громким басом прямо мне на ухо, даже слегка оглушил, но мне было приятно. Так приятно, что на мгновения я утратила свою вечную серьёзную мину и не менее радостно улыбнулась. Просто было очень здорово узнать, что за тебя переживали, что ты кому-то нужна. И права была моя бабка, что я ответственна за своих людей, что должна им… А ещё я пришло понимание: моё обещание, что я дала Создателю, не пустые слова, не простой набор звуков. Я действительно буду служить новой династии, новому королю, если это означает мир, спокойствие, процветание для моего народа…

И снова ударил гром… Вернее, мне показалось, что ударил, потому что ни Гавриил, ни Сивый не обратили на звук ни малейшего внимания, даже не шелохнулись! Хотя кто знает этих богов?

— Я закончил! — заявил мой лекарь, утирая буйные капли пота со лба.

— Жить будет? — осторожно спросила я.

— Будет-будет! Едва успел! — с гордостью за проделанную работу заявил Гавриил.

— Отлично! — обрадовалась я.

— Но теперь как бы его перевезти, чтобы рану не растрясти. — почесал затылок лекарь.

— Я за телегой сгоняю. — предложил кузнец.

— Хорошая идея. — одобрила я. — Поезжай.

Уже в замке, когда внезапного гостя помыли, переодели и уложили на одной из кроватей госпиталя, я осматривала личные вещи, снятые с мужчины. Внимательно рассматривала, пытаясь понять, кто он и почему его перенесли ко мне. Я делала это долго-долго, пока не нашла один потайной карман, а в нём совершенно не приметный на первый взгляд перстенёк. Перстенёк, как перстенёк, ничего особенного. Но только на обратной стороне, на ободке был герб рода Лорских…

Увидела и замерла как поражённая, боялась дышать, а потом меня отпустило — звонко, громко рассмеялась. М-да, Создатель просто сказать ты не мог! Обязательно нужно было подкинуть задачку! Да, не понять мне тебя, Бог. Но, спасибо. Ношу с плеч ты у меня снял и действительно помог.

Не раздумывая ни секунды искать перья, чернила, бумагу… И потом писать, писать, писать.

Написала, вместо подписи капелька крови с большого пальца правой руки, сложила конверт, поставила гербовую печать.

Где-то на вершине самой высокой горы, откуда видно и слышно было всё, а сама она была укрыта пеленой глубоких туманов и облаков от глаз любопытных, Великий Создатель стоял на самом краю, в очередной раз отмечая потери, смерти, утраты, просчёты. Он взирал на то, что когда-то создал и грустно вздыхал. Он был стар и слаб. Слаб, потому что безбожно устал. Устал наблюдать за новыми жизнями и смертями. Устал, потому что в каждую, абсолютно каждой жизни отдавал частичку себя, беспокоился, следя за ней, угасал вместе с ней и вновь возрождался. Настолько устал, что давно решил уйти в объятия собственной сестры Богине Покоя, потому что истерзанное божество только в небытие могло найти успокоение. И он бы давно перешёл черту, ушёл бы туда, откуда возврата нет, но не мог… Не мог оставить своё детище, своё возлюбленное творение без преемника.

— Значит, ты и в правду так решил. — прошептала Богиня Покоя Дассет, появившись, как обычно, неожиданно и нежданно. — Я всё думала, что одумаешься.

— Нет. — печально ответил Верховный. — Нет. Не надо меня отговаривать. Я всё решил. Всё равно, я больше не могу: перегорел. Столько раз умирать и перерождаться, сохранять память каждого, заново и заново… Это сводит с ума и это опасно. Безумный Бог — это крушение, а мой мир не заслуживает подобной участи. Он должен жить. Не зря же, я столько стараний в него вложил, а существ его населяющих одарил чувствами, разумом, правом выбора…

— Я понимаю. Давно поняла. — отвечала Великая Богиня, утирая одинокую слезу. — Но всё равно, не хочу тебя терять.