Из-под снега (СИ)

-- Как зовут-то твоего мудрого? Кому кланяться за спасение? --говорить трудно, губы разбиты, а говорить внятно -- почти невозможно, однако Ромига старался изо всех сил. Он хотел знать имя, это казалось важным, важнее боли.

Арайя поморщился, передёрнул плечами:

-- Его зовут мудрый, просто мудрый.

Вытянул из ножен чёрный в рыжую крапину обсидиановый нож, подул на лезвие, примерился к неподвижному наву так и эдак, будто перед разделкой туши.

-- У-у-у, каких же охотников ты загубил, навозный выползок! За единого из них всей твоей поганой жизни не хватит расплатиться, а уж за всех...

Сиплый голос Арайи дрогнул, и прорвалось вдруг наружу такое горе, такая дикая, невыносимая тоска и отчаяние, что Ромига позабыл даже о неприятном соседстве обсидиана. Нет, наву по-прежнему не жаль было ни убитых, ни выжившего, он с удовольствием воссоединил бы их... А нож мелькнул в опасной близости от лица, намечая удары в глаза, потом, ощутимо царапая, подпёр подбородок:

-- Знай, погань! Когда мудрый позволит, я спрошу с тебя за них, как за весь мой дом. Дом Арайи, славный мастерами, дом каменных клинков! До сих пор вся Арха Голкья пользуется нашими изделиями, а дома -- дома больше нет. Поганый сосунок Рийра гостил у нас полторы луны, жрал за четверых, валял женщин по шкурам. Он был там в ночь, когда всё рухнуло, и даже не вывел никого, выскочил один. Я потом поднял его на нож, но мудрые, погань, ужасно живучие. Он даже простил меня, не стал объявлять вне закона, когда выздоровел... Мои четверо были последние, понимаешь? Больше у меня никого и ничего не осталось в мире!

Возможно ли от всего сердца посочувствовать тому, кто бьёт тебя, тычет в тебя ножиком и грозится убить? Да запросто, если приглушить одни эмоции, дать волю другим и чуть ослабить контроль рассудка. Можно ли обратить себе на пользу это вредное и опасное, разлагающее волю сочувствие к мучителю, сделать его обоюдоострым оружием? Ромига тяжело, горестно вздохнул, откашлялся, харкнув в сторону чёрными хлопьями крови. Магическая сеть не препятствовала.

-- Арайя, я не в силах исправить содеянное, ты в праве мне отомстить. Но поверь, я сожалею, что так вышло с твоими друзьями, -- нав скорбел сейчас вместе с беззаконником и сам себе почти верил. -- Я здесь тоже один, как былинка на ветру. Когда мы с тобой встретились, я был не в себе и долго выбирал, на чью сторону встать. Тебе достаточно было сказать десяток слов, и я был бы с вами, а не с кузнецом.

Беззаконник глухо зарычал, муки запоздалых сожалений гримасой перековеркали лицо. Ловя его настроение, старательно подстраиваясь, Ромига не сразу заметил, что обсидиан больше не врезается в кожу, а потом Арайя вовсе спрятал клинок. Ромига продолжал говорить:

-- Не знаю, что было бы дальше со всеми нами, и что ты собирался делать с захваченным домом...

Арайя яростно мотнул башкой, будто пытался вытрясти оттуда какие-то нежеланные, назойливые мысли.

-- Что-что! Взял бы под свою руку, встал бы вровень с поганцем Вильгрином! Нет, я встал бы выше, потому что клятый выскочка получил пустой дом из рук своего мудрого, а я взял бы сам. Веришь ли, эти щуровы Наритья с самого начала принимали нас только младшими слугами -- или зимуйте в норах у ярмарки. Вилья мне хоть на макушку не плевали, даже когда посылали от порога в белые снега, один за другим.

Теперь охотника корёжил жгучий, из последних сил подавляемый стыд. Ромига напомнил:

-- Ага! Лемба всего-навсего поставил нас грести навоз.

Нет, Арайе не полегчало, и он сразу объяснил, почему:

-- Я в своём доме поступал с новичками ровно так же. Потом уже, если хорошо себя покажут, давал работу почище, ставил над другими работниками. А если кто на охоте отличится, тех принимал в старшие слуги. Иные мне потом любезнее кровной родни...

Заплывшие, обведённые синяками глазки Арайи затуманились, заблестели непрошенной слезой. Он люто тосковал по дому, по своим охотникам и не думал этого скрывать. Он уже почти не боролся с ужасом осознания, что беззаконная авантюра, попытка завоевать себе новый дом, стала фатальной ошибкой, которая отняла у него последнее. Он раскис от сочувствия собеседника и безоглядно выворачивал душу, напрочь позабыв, что перед ним недруг. Ромига вспомнил рассказ Лембы: с каким достоинством бездомный беженец Арайя просился в младшие слуги, какое впечатление произвёл тогда на умного и проницательного, хотя, местами, простоватого кузнеца. Сам нав запомнил младшего слугу Арайю хитрым, хватким и предельно собранным вожаком маленькой, но смертельно опасной стаи. Сейчас от прежнего остались какие-то жалкие руины: очередная неудача Арайю так подкосила, гибель последних из его дома, или что-то ещё? Кто и за что его бил: гораздо сильнее, чем он -- нава? Ответов на вопросы пока не было, но Ромига надеялся их получить, а если особенно повезёт, так и завербовать себе в доме у фиорда какого-никакого союзника. Сказал:

-- Мне говорили, Лемба принимает слуг так же, как принимал ты. Слушай, а зачем тогда было беззаконничать? Бить в спину хозяевам дома? Ну, перетерпели бы луну-другую, зима длинная...

Арайя выщерил свои три клыка, но оскал получился страдальческий, а не грозный.

-- Да затем, что всё равно все эти Вилья уже не хозяева своим домам и угодьям, а многие -- не жильцы! Мудрый так сказал! Ну и зачем гнуть спину перед каким-то Рыньи, когда решалось, кто возьмёт дом кузнеца: я, или Чунк, или Вильгрин опять поставит кого-то своего, из Наритья? Мы и заключили между собою договор. Если я займу дом, мне им владеть, а Чунку с братом -- трудиться старшими слугами в кузнице, они знают железо и сталь. Если же меня убьют, а другим повезёт больше... Ладно, чего уж теперь, оборачивать дни вспять не умеют даже мудрые, -- беззаконник закончил фразу тихо и смертельно устало.

Ромига поддакнул:

-- Правда, не умеют, но иногда так хочется! Помог бы я тебе в доме Лембы, может, не сидели бы мы сейчас оба в навозном колодце! Уж точно -- не бросила бы меня Вильяра в зубы твоему мудрому, которого нельзя называть по имени. Кстати, а почему? Он что, покойник?

Арайя вяло мотнул головой:

-- Нет, это мы с тобой покойники, Нимрин. В неведомом клане, в бездомном доме ошибок не прощают. А уж в доме у фиорда.., -- беззаконник почесал шов на брови, поморщился.

Ромига нашёл повод уточнить:

-- У Синего фиорда?

-- Да, говорят, Вилья, которые жили тут прежде и все передохли, называли эту нору -- дом углежогов у Синего фиорда.

Нав отметил, что история вымершего дома совсем не радует беззаконника, бередит боль его собственной потери. Кто бы мог подумать, что Арайя способен жалеть не только своих! Жалеет, и тут же сам на себя злится. Вообще никакой магии не нужно, чтобы его читать -- всё на лице и в языке тела.

-- Арайя, а от чего они передохли-то?

-- Вильгрин хвастал, будто бы от проклятия, которое его папаша наложил на его мамашу, когда она сбежала, а после вышла замуж за главу углежогов. Мудрый услыхал -- смеялся так, что стены тряслись. Потом вмазал Вильгрину по уху и велел не выдумывать ерунды. Сказал, что старый Поджа, конечно, одарён, но не настолько. А беглая знахарка сама уморила тут всех: нечаянно или по умыслу, кто её разберёт. Сама-то она выжила, хотя спятила и сгинула потом. И отродье её от углежога выжило. То самое, которое теперь -- Вильяра мудрая.

Вот Ромига и услышал историю Вильяриного семейства с другой стороны. Интересно, как среагирует мудрая, узнав про такую свою родню? Единоутробный братец -- беззаконник и живоед... Или Вильгрин добывает и готовит двуногих исключительно для анонима, а сам -- ни-ни?

-- Арайя, слушай, получается, Вильяра, как и ты, последняя из своего дома?

-- Дурак ты, Нимрин! Она -- мудрая. Поганая порода! Без них -- пропадёшь, а с ними -- тем более. Ты говорил, она кинула тебя нашему в зубы? Скажи-ка, а брала ли она тебя в круг Зачарованных Камней?

На последних словах беззаконника так перекорёжило ужасом и отвращением, что Ромига не усомнился: Арайю -- брали, и лучше не спрашивать, в каких именно позах, и какие следы, помимо синяков от побоев, прячет он под курткой. Аноним же ясно сказал: "В круге -- любая подстилка кажется мягкой!" Видать, немало разных успел перепробовать.