Когда падают листья... (СИ)

Дарен яростно растирал вмиг покрасневшую кожу, а потом так же безжалостно вымывал грязь и, даже, возможно и вшей, из засалившихся волос. И только когда почувствовал, что стер весь пот и копоть дороги с тела, остановился. Одежда тоже поддалась не менее яростным пыткам, пока не приобрела свой естественный цвет. Войник отжал ее как следует и натянул на разгоряченное тело, чтоб быстрее высохла. Перед лекарем он появился посвежевший, взбодрившийся и заметно подобревший.

— Ой, дедушка! Банька у вас — загляденье!

Старик, что-то деловито помешивающий в ступке, сердито цыкнул:

— Тихо ты! Разбудишь еще…

Дар бросил взгляд на дубовую лавку, на которой, поджав ноги, спал Шерен и уже тише спросил:

— Можно я рядом прикорну?

— Нужно. Понадобиться чего — вода в графине, порошок сонный на прилавке оставлю.

— Спасибо.

— Потом благодарить будешь, — проворчал лекарь и ушел в смежную комнату, пожелав спокойной ночи.

Шум морского прибоя степенно вплетался в мысли и чувства, убаюкивая. И Дарен, погасив свечу и прислонившись спиной к янтарной стене, заснул с чистой совестью крепким и здоровым сном. И снилось ему… Да ничего ему и не снилось. И, в сущности, было уже неважно, кто он: Путник-Искатель или Странник-без-Пути…

ГЛАВА 6

ВСЕ ДОРОГИ КУДА-ТО ВЕДУТ

Ранние зори у моря всегда отличаются какой-то таинственностью, тишиной и волшебным яблочным запахом. Дышать — не надышаться. Море, успокоенное за ночь отцом-небом, ровной гладью простирается до самого горизонта, и в его зеркальной глади отражается вся та бесконечная даль, что и ощущается только на заре. Входит заря в каждый дом. Наливается сочным плодом, посверкивает в погасшем очаге, потрескивает ветками сливовых деревьев, касающихся оконных ставень… И нет-нет, да и проносится мимо беззаботным детским смехом, тая где-то вдали.

Дарен никогда не любил пропускать это время, поэтому, стоило только первым лучам солнца коснуться водной глади, он открыл глаза и, поднявшись, расправил затекшие плечи, так что суставы хрустнули. За ночь к нему вернулись прежние силы, и, казалось, что их прибавилось. Впрочем, так это или нет — ему еще наверняка придется проверить.

Путник бросил взгляд на Шерена. К лицу юноши вернулись краски, и, судя по всему, за ночь жар спал и возвращаться не спешил. Вот и хорошо.

Он вышел на крыльцо и тихонько прикрыл за собой дверь. Город уже оживал: сновали с бидонами молока женщины, из труб тоненькими струйками вытекал сизый дым, а по замощенной улице промчался экипаж какого-то знатного вельможи.

Дар, не торопясь, заплел тугую военную косу и замотал ее шнурком — смолить чистые волосы было откровенно жаль.

Морской ветер бросил в лицо горсть то ли пыли, то ли пыльцы, отчего Дарен не удержался и оглушительно чихнул, не успев прикрыть рот рукой. Все-таки коварная штука — эта весна. Особенно поздняя.

Начало лета в Шатре было принято праздновать весьма своеобразным способом: женщины делали к последнему дню весны маленьких куколок-"погодок", после чего раздаривали знакомым. Чем больше за этот день пройдет через твои руки куколок — тем счастливей и урожайней будет лето и осень. А под конец надо обязательно спрятать одну "погодку", остальные же — сжечь на центральной площади. Правда, во многих городах было туго с кралльскими наместниками, большинство из которых не одобряло такие народные гуляния, но открыто препятствовать им никто пока не решался.

Впрочем, никто не жаловался и в столицу особо не стремился: во-первых, здесь все-таки и "золотой" курс несколько иной, а во-вторых — задавят. Привыкшим к ветру, уносящему с собой все намеки на запахи отходных мест, обитателям того же приморского Ро-Ахта пропитанный вонью Орр-Эн показался бы затхлой банкой без намека на отдушину. А уж про перенаселенность и говорить нечего. Нет, определенно, лучше жить там, где родился. Иначе — везде будешь чужим среди чужих. И своим вряд ли когда-нибудь станешь…

Чуткий нос войника уловил запах жаренной рыбы и Дар, заправив руки в карманы и напевая под нос какой-то простой мотивчик, отправился искать того, кто нарушил спокойствие солнечного весеннего утра столь дерзким образом. Кстати говоря, утро это было уже не просто солнечным, но и достаточно теплым: Дару даже расхотелось плащ покупать. Погода стояла изумительная. Солнце, запах вольного моря рядом и ветер в лицо — что может быть приятней с утра? Лишь разве что…

Аляповатая вывеска внезапно привлекла его внимание. Дарен пригляделся и хмыкнул: чем же еще подобное "произведение искусства" может быть, если не банальным борделем? Хоть пекарней назовись, а бордель — он бордель и есть. И пусть окна наглухо закрыты, а изнутри еще и завешаны тяжелыми шторами, наверняка каждый обыватель в городе был в курсе, к каким же именно "искусствам" приобщают здешнее население.

— Заинтересовались? — подошедшего сзади мужчину Дар не заметил, — оно и правильно. Девки там — просто загляденье! — он звонко причмокнул губами и уже чуть тише добавил: — нет, конечно, не все. Но лучше расстаться со стрибрянной полушкой, чем всю ночь провести с деревянной чуркой, верно?

Войник поднял брови:

— Милейший, спасибо за совет. Когда-нибудь я обязательно им воспользуюсь.

— Не пожалеете, молодой человек!

И удалился. А Дарен продолжил путь, благо запах рыбы усилился близко и у войника неприлично заурчало в животе. Он ускорил шаг и вскоре оказался за неприметным голубоватым домиком, где у стены молодой мальчишка, надрываясь, одновременно и зазывал горожан "купить свежей рыбки" и пытался управиться с теми, что уже лежали на раскаленной жаровне. Некоторые рыбешки еще подпрыгивали, что прибавило уверенности в том, что улов свежий и отравления за сытным завтраком не последует.

Войник, облизываясь, купил несколько рыбешек: для себя и для наверняка голодного Шерена, потом подловил булочницу с еще теплым хлебом и, уже работая челюстями, направился обратно, к лекарю-травнику, откровенно радуясь жизни.

К слову, с рыбой он не прогадал: оголодавший и порозовевший парень с таким усердием налег на предложенный завтрак, что Дару оставалось только потирать собственный округлившийся живот и сыто думать о том, что он очень хорошо сделал, купив чуть больше, чем надо. Лекарь, к слову, тоже дармовым угощением не побрезговал.

И лишь когда последняя косточка оказалась на промасленной бумаге, а все пальцы были тщательно облизаны, Дарен догадался спросить:

— Ты себя как чувствуешь-то, герой?

— Лучше, — бодро отрапортовал Шерен, пережевывая булку, и, дожевав, с изрядной долей уверенности в собственных словах добавил: — намного лучше!

— Это хорошо. Отец твой будет в городе дня через три-четыре, поэтому мне тоже придется чуть задержаться.

Шерен поднял брови:

— Ты же хотел в Шатру?

— Хотел. — Дар кивнул. — Но моя конечная цель — Эль-Шарр.

Лекарь, сидящий до этого и помалкивающий, встрепенулся:

— Эль-Шарр, говоришь? Бывал я там. Красивое княжество, хоть и небольшое, — он задумался на мгновение, а потом добавил: — говорят, у князя нынешнего сын пропал без вести. Давно это, правда, было, уже лет пять назад, если не больше…

Дарен похолодел. Яромир не мог не вернуться, просто не мог. Что же тогда…

— Откуда эта информация?

— Да как же ж? — удивился старичок, — почти вся Шатра только о том и болтала пяток лет назад. А потом все стихло: у князя-то еще один сын, значит. Стало быть, и распрей никаких не будет за место на княжеском стуле.

Дар подпер руками подбородок и задумался. Хотя, по сути, думать было особенно-то и не о чем. Разве что погадать, а это прерогатива чаровников, но никак не войника. Что, если Яр просто…

"Нет, — войник сам себя одернул, — даже думать об этом не смей".