Воля Императрицы

— Но Папа, я же их закончила, — возразила девочка с цветами. — Правда!

Амброс только закончил представлять своих дочерей, когда вперёд вышла всё ещё вытиравшая руки тряпочкой высокая женщина, чьи волосы были скорее серебристыми, чем светлыми в её раннем возрасте.

— А это — самый прекрасный цветок в замковых садах, — сказал Амброс, просветлев лицом. — Клэйхэйм Сэндрилин фа Торэн, позвольте представить мою жену, Сагхада Эла́га фа Ландрэг.

Сэндри и Элага с серьёзным видом сделали друг другу реверанс. Затем леди улыбнулась Сэндри:

— Вы со спутниками наверняка изнываете по горячей ванне, — предложила Элага. — Ужасный день для поездки — ты не мог подождать погоды получше? — спросила она своего мужа, когда конюхи подошли, чтобы помочь всадникам спешиться и взять поводья их скакунов.

— Я желал, чтобы наша кузина имела время на тщательную проверку нынешнего состояния дел, прежде чем ей придётся вернуться на празднование Середины лета, — объяснил Амброс. — Согласно воле императрицы, Клэйхэйм Сэндри должна составлять ей компанию большую часть этого сезона. И как ты можешь видеть, дорогая, она послала четырёх молодых придворных, чтобы составлять компанию клэйхэйм и её друзьям, пока не придёт время возвращаться.

— Чудесно, — с улыбкой произнесла Элага. — Ризу, тебе здесь всегда рады, и Амброс, тебе следовало вспомнить, что Кэйди — внучатая племянница моей матери. И с Джаком и Фином я хорошо знакома.

Обращаясь к Сэндри, она объяснила:

— Он всегда абсолютно уверен, что мы с дикой скоростью несёмся к беспорядку, в то время как он сам готов ко всему. Правда, ну что можно сделать с таким мужчиной?

Сэндри засмеялась:

— Похоже, ты вышла за него.

В Элаге было что-то, очень напоминавшее ей Ларк, одну из приёмных матерей четвёрки. Для Сэндри этого было достаточно, чтобы расслабиться.

— Тебя здесь быть не должно, — уведомила Трис тощая, низкорослая женщина, пока рыжая засовывала свою книгу в перемётную суму. — Милорд должен был тебе сказать, что слуги заходят с бокового входа. Нам нужно, чтобы ты сказала нам, какая часть багажа принадлежит клэйхэйм.

Трис посмотрела на говорившую, задрав свой длинный нос:

— Меня понизили в должности, судя по всему, — ответила она особо сухим тоном. — Была спутницей, а стала служанкой. По-твоему я похожа на служанку?

Женщина отряхнула своё собственное коричневое платье и вышитый фартук рукой. Трис опустила взгляд и осознала, что её благоразумная тёмно-синяя куртка для верховой езды и штаны настолько широкие, что могли бы быть юбкой, отдалённо напоминали одежду слуг.

— Ах. Ну, я не служанка, — сказала она. — У Сэндри нет служанки.

Брови женщины поползли вверх; челюсть — упала вниз:

— Нет служанки? — в смятении спросила она. — Но как же она одевается?

Трис прикусила губу, чтобы не сболтнуть «Надевает один предмет одежды за другим». Вместо этого она заново обдумала свой ответ, и произнесла:

— Клэйхэйм привыкла сама о себе заботиться.

— Но так же нельзя! — прошептала женщина. — Кто гладит её платья? Кто штопает прорехи в её одежде?

— Она сама, — ответила Трис, отцепляя свои перемётные сумы и зыркая на конюха, который явился, чтобы сделать это за неё.

Повесив сумы на плечо, Трис сказала женщине:

— Никто не упоминал, что ваша клэйхэйм — чарошвейка? Поверь, если ты будешь трогать её вещи, то только испортишь всё. Они никогда не мнутся и не рвутся.

Стараясь помочь и наслаждаясь полным недоумением со стороны порядочной служанки, Трис добавила:

— Видишь ли, она сама ткала для них ткань.

Рукава Трис коснулась ладонь с толстыми пальцами.

— Вимэйси Трис, я просто хотела поблагодарить вас за то, что не давали нам промокнуть сегодня, — сказала Ризу.

В её крупных, тёмных глазах плескалось веселье.

— Я никогда не встречала никого, Вимэйси или Винэйн, кто мог бы удерживать такую защиту, и при этом продолжать читать.

— Вимэйси! — воскликнула служанка.

Её голос слегка взвизгнул на последнем слоге.

— Простите меня, Вимэйси, я не хотела… не хотела навязываться… я должна приставить служанку клэйхэйм, и вам, конечно, и…

— Вимэйси Даджа и я не нуждаемся в служанках, — сказала Трис, указывая на Даджу, которая широко улыбалась Ризу. — И я думаю, что ты выяснишь, что Клэйхэйм Сэндри будет только ворчать, если служанку приставить ей.

Женщина наверняка была домоправительницей.

— Наверняка у вас есть кто-то, кто будет счастлив прислуживать Сагхада Ризуке фа Далак и Сагхада Кэйдлин фа Сэраджэйн.

Служанка поспешно сделала реверанс и поспешила прочь.

— Мне показалось, что тебя нужно спасать, — заметила Ризу, улыбаясь. — Слуги гораздо сильнее привержены к общественному укладу, чем дворяне, я думаю.

— Лижут сапог, попирающий их шеи, — проворчала Трис, не отрывая взгляда от улепётывающей служанки.

— О, нет, мы даже не осмеливаемся останавливаться в местах, которые им могут не понравиться, — возразила Ризу, полу-шутя. — Они так коварно мстят. До того, как я это усвоила, у меня все чулки постоянно были связаны в один большой узел, а служанка, которую ко мне приставили, уехала домой, чтобы ухаживать за больным родителем. Я шесть месяцев ходила с чулками, которые спадали, потому что были растянуты до потери формы. Матушка сказала, что истинно благородные люди не бьют своих служанок щёткой, и заставила меня носить эти чулки, пока они не истрепались. Я в тот год пропустила два именинных торта, потому что в очередной раз подвязывала чулки.

Трис улыбнулась, но смотрела она на Жэгорза. «Он снова начал дёргаться, пока мы ехали по деревне», — подумала она. «Он всё ещё слышит разные вещи, даже за этими стенами. Замковые сплетни, скорее всего».

Трис так наловчилась игнорировать голоса на ветру, что ей приходилось сосредотачиваться, чтобы слышать их ясно. Она так и сделала, уловив отрывки кухонных сплетен, которые почти тонули в грохоте сковород и тревожных воплях насчёт подгоревших овсяных лепёшек. Вот кто-то отчитывал молочницу, задремавшую у маслобойки; вот конюхи обсуждали друг с другом новых лошадей, за которыми им придётся ухаживать. Обычные разговоры, но Жэгорз дёргался так, будто каждое предложение было дротиком, впивающимся в его плоть.

Приняв решение, Трис извинилась и оставила Ризу, отправившись на поиски домоправительницы. Даджа догнала Трис:

— Дело же в моём сумасшедшем, так? — потребовала она. — Ты весь следила за ним как сокол, даже когда притворялась, что читаешь. Ты уверена, что у него то же, что и у тебя, так ведь? Он слышит всякую всячину?

Порыв ветра перекинул через обе внешние стены образ, попавший Трис в глаза: корова, увязшая в трясине. Трое мужчин привязали к ней верёвки, чтобы вытянуть мычащее животное на сушу. Трис повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Жэгорза. Он стоял прямо с её подветренной стороны.

— Может быть так, а может быть и больше, — сказала она. — Слушай, отгони его туда, под стену, где не дует? А я позабочусь о комнате для него.

— Но останется со мной.

Девушки обернулись. У них за спиной, держа руки в карманах, стоял Браяр.

— Хоть кто-то из вас двоих видел внутреннюю сторону его запястий? Кто-то должен быть при нём, и если вы не хотите, чтобы люди обсуждали вашу репутацию отсюда до северного края Сиф, то этим «кем-то» должен быть я.

— А что не так с его запястьями? — поинтересовалась Даджа.

Трис подошла к Жэгорзу, стоявшему лицом к ветру, дувшему от коровы, широко раскрыв неподвижные светлые глаза. Трис схватила его запястья и повернула их, чтобы было видно внутреннюю часть. От ладоней до внутренней части локтей по его рукам тянулись полосы рубцовой ткани, как старой и серебрено-бежевой, так и недавней, красновато-пурпурного цвета.

Жэгорз заморгал, пытаясь увидеть сквозь приносимый ветром образ человека, который так внезапно наложил на него руки. Трис дёрнула его, развернув его так, что ветер дул ему в спину, а не в глаза.