Источник судьбы

Сыновья Хальвдана вообще пока не обращали на нее внимания, не считая того первого разговора после захвата усадьбы.

– Лучше расскажи, что делается в городе, – попросил Альв. – А то мы ничего не знаем. Ты говорила о возвращении Эймунда и Асгаута – об этом что-нибудь слышно?

– Пока нет, но ведь когда-нибудь они вернутся. К нам вчера приходил Бергмунд Треска. Спрашивал, что мы теперь думаем делать. Хотел знать, жив ли ты, Ульв конунг. Спрашивал, сколько у нас осталось в доме людей, способных держать оружие.

– И сколько их осталось?

– Восемь человек, не считая рабов. И у него самого не больше, но он говорит, что Торхалль хёвдинг и Сигвард хёвдинг еще могут выставить по два десятка. Если бы сейчас вернулись Ульвгрим и Одо – у них ведь больше сотни людей! Но…

– Сотня людей ничего не изменит, – бросил Ульв. – Вот если бы тысяча…

– Святилище чудом уцелело! – сурово сказала Ингебьёрг. – Сыновья Хальвдана – христиане. Они не будут приносить жертвы, и они оскорбляют богов самим своим присутствием здесь. Пока мы не избавимся от них, боги не дадут нам мира и благополучия. И гораздо лучше будет тем, кто погиб в последней битве и попал к Одину, чем тем, кто остался и будет вынужден предать веру своих предков!

– Этого не будет! – Ульв не мог даже приподняться и, несмотря на переполнявшие его чувства, только слабо взмахнул рукой. От гнева и бессилия у него выступили слезы, и он зажмурился, чтобы никто этого не увидел. – Неужели у датчан хватит глупости… разорвать связь со своими предками… чтобы продаться франкскому богу… стать рабами чужих конунгов!

– Надеюсь, что нет! – надменно и горделиво ответила Ингебьёрг. Будь у нее в руке факел, она скорее подожгла бы свой дом, чем отдала бы его во власть завоевателей и чужих богов.

– Собрать войско опять будет трудно! – Альв покачал головой. – Для него не найдется достойного вождя. Одни убиты, другие ранены или в плену, у третьих родичи в заложниках. А без вождя какое может быть сопротивление? Если боги не хотят защитить нас, мы не в силах защитить их!

– Я слышала, Харальд конунг хочет собрать тинг как можно скорее! – вставила Веляна. – Он хочет, чтобы Хейдабьюр признал его конунгом.

– Пусть тянут время! – велел Ульв. – Может быть, мои братья вернутся. Или ты, Вальгерд, послала бы весть твоему отцу.

– Говорят, они перекрыли Ратный путь и поставили в воротах вала дозорный отряд, – сказала Ингебьёрг. – Никому не позволяют выйти из города, говорят, что пока никакой мир между сыновьями Хальвдана и Хейдабьюром не заключен, мы все – их пленники и без выкупа никто не уйдет.

– Купцов из гавани выпускают?

– Пока нет. Младший конунг сам объявил на торгу, что сначала каждый, желающий покинуть Хейдабьюр, должен предъявить свое имущество для осмотра, и тогда ему определят сумму выкупа с этого имущества. И позволят вывезти только то, с чего выкуп был уплачен.

– Но кто-то хочет уехать?

– Очень многие хотят. Если все останется, как сейчас, то выкупа не миновать, а если опять будет война – то все обойдется еще дороже.

– Найдите того, кто первым получит разрешение уехать, – велел девушке Ульв. Он по-прежнему глядел на балки кровли, но напряженно размышлял, какую пользу можно извлечь из этого нелегкого положения. – И пусть они возьмут с собой кого-то из ваших людей. Пусть едут в Велиград, в Стариград, в Менцлин. На Руян, в конце концов! Пусть расскажут конунгам, что их родич убит, что их женщины в плену и их жизни, честь, свободу сейчас не защищает ничто, кроме судьбы.

– Я передам Бергмунду хёвдингу и Сигварду хёвдингу, – пообещала Ингебьёрг. – У них есть подходящие люди. Но пока соседние конунги хоть что-то узнают, у нас уже состоится тинг.

– Тинг надо откладывать, сколько получится.

– Но Харальд конунг хочет назначить его уже завтра!

– Ишь, не терпится! – хмыкнул Альв. – А пусть-ка люди скажут, что хотят видеть на тинге Ульва конунга. Хейдабьюр давал клятву верности сыновьям Сигимара, и пока хоть один из них жив и находится здесь, клятва сохраняет силу. Теперь он сам должен освободить Хейдабьюр от клятвы.

– Старик, ты с ума сошел! – Ульв в негодовании оглянулся на своего воспитателя и даже хотел было приподняться. – Чтобы я перед всем виком так унизился! Да я лучше здесь подохну!

– Так ведь еще надо дождаться, пока ты выздоровеешь или хотя бы на ноги встанешь! – объяснял хитрый старик. – Вот и протянем время.

– Если только сыновья Хальвдана не помогут ему умереть побыстрее! – вставил Торольв. – Если уж задержка только в том, что хоть один из сыновей Сигимара жив и находится здесь.

– Мы должны использовать любое средство. – Ингебьёрг властным взглядом посмотрела на своего жениха. И под этим взглядом он никак не мог отказаться от последнего срдства, даже если это ставило под удар его жизнь.

Суд, разбиравший убийство монаха Гунрада, состоялся в тот же день, когда и был назначен. Поскольку даже Гейр ярл подтвердил, что монах первый набросился на Асгрима с оружием, то есть сам был виноват в своей смерти, сыновья Хальвдана приняли виру, уменьшенную на треть. Когда же Харальд заговорил о сборе тинга, Бергмунд, Сигвард и сам Асгрим ответили, что тинг не может быть собран, пока последний из сыновей Сигимара не выздоровеет и сам не освободит Хейдабьюр от клятвы. Новым хозяевам города не понравилось это условие – они не хотели так долго ждать, справедливо полагая, что за такое долгое время многое может измениться. Но потом Харальд дал себя уговорить: ему нравилась мысль о том, что бывший правитель сам признает свое поражение и перед всем виком подтвердит, что они отбили землю своего отца. А его старшие братья так и так явятся когда-нибудь, состоится тинг или нет.

– Мы должны показать Хейдабьюру, что хотим мира, – говорил Рерик. – Люди не хотят драться и проливать кровь ради конунгов. Они хотят жить спокойно, заниматься своим ремеслом или торговать, а кому за это платить пошлины – им по большому счету все равно. Псть они привыкнут к мысли, что и под нашей властью можно жить мирно и спокойно, и тогда они не захотят воевать за то, чтобы вернуть сыновей Сигимара. И постепенно, отец Хериберт, найдутся желающие креститься.

– Но сколько же времени пройдет! Господь ждет…

– Господь ждет уже девятое столетие! Подождет еще немного, у него времени – завались!

– Ты не должен так говорить о Господе нашем, Рерик.

– А ты, отец Хериберт, не должен встревать в наши дела и мешать нам налаживать отношения с этой страной. Не надо размахивать топором, когда сказано, что оружием твоим должно быть Божье слово. А позволение проповедовать мы тебе всегда дадим.

Через какое-то время Ульв уже был в силах подниматься, но решительно не хотел этого делать. Его рана болела, но заживала, и без заражения, похоже, обошлось, так что он не сомневался, что через какое-то время будет здоров. Как и надеялся Альв, в душе молодой конунг был благодарен воспитателю, который не дал ему умереть, хоть и вопреки приказу. Как говорил Один, живой наживает новое богатство, и только от трупа уже никому нет никакого толка.

Войско сыновей Хальвдана день за днем расползалось по Хейдабьюру: уставшие в походе люди с охотой устраивались в домах, а там Харальду конунгу в случае чего будет труднее их собрать. Правда, и сами жители привыкали к мысли, что отныне ими правят сыновья Хальвдана. Пообещай те не трогать святилище и приносить положенные жертвы – и тинг примет их.

Йомфру Ингебьёрг приходила навестить жениха каждый день и всем на конунговом дворе примелькалась. Проходя через двор, она сохраняла такой же надменный вид и ничуть не скрывала, как мало она одобряет присутствие здесь сыновей Хальвдана. Харальд находил это даже забавным и каждый день шутливо ее приветствовал, называя валькирией Хейдабьюра, «йомфру Гудрун» и даже любопытствовал, скоро ли она собирается поджечь дом с ними со всеми. Она отвечала, что уже скоро, словно хотела его успокоить, и Харальд весело смеялся. Когда он следил глазами за ее невысокой, но очень гордой фигуркой, в глазах его отражался вполне опредленный интерес, и он неоднократно предлагал ей присесть и разделить с ними еду. Ингебьёрг неизменно отказывалась, вежливо, но решительно.