Карнавальная месса (СИ)

— Вот он, король-чудотворец Сальватор! Виват!

Я так понимал, что при этом слове принято потрясать оружием, швырять в воздух головные уборы и возводить очи горе. Вместо этого они все хором шлепнулись на зады, а потом на животы — мужики, женщины, шлюхи, их дети с пистолетами и финками, — и возопили (почти дословно) вот что:

— Веди нас в сражение, о владыка, и даруй победу! Чуда! Чуда!

Это был дрянной фарс, это был фарс провокационный, потому что у любого хорошо воспитанного индивидуума вызывал дурное послевкусие и отрыжку. Однако мой мальчик не повел и бровью. Он не возмутился — просто заговорил, четко выделяя каждое слово:

— Я пришел, чтобы быть с моими людьми. Но я не чудотворец: я не умею делать злых добрыми и глупцов — мудрыми. Я не солдат, потому что не убиваю, — не в моем обычае обменивать жизнь одних на счастье других. И я не король, не ваш король: я не сумею пасти волков. В отличие от этого господина, — он указал подбородком на Марциона. — Почему бы вам не возложить корону на него? Или он хочет быть кукловодом при созданной им кукле, при увенчанной им кукле, кукле безъязыкой и покорной, потому что она боится за свою жизнь и жизнь брата?

Он помолчал, оценивая впечатление. А эти… о, они взъярились, несмотря на то, что он оказался сильнее их, и то, что он был беззащитен. У них на всех было одно кривляющееся лицо, лицо Массы, и на нем было написано «Убей». Вот-вот это слово превратится в звук и овладеет губами; в дело — а их руки сжимают сегодня кое-что пострашнее бутафорских шпаг.

И тогда их партийный товарищ, господин Марцион Бальдер привычно царственным жестом поднял кверху пухлую ладонь:

— Постойте! Юный король не способен выдержать бремя ответственности, им овладела робость, и именно ею вызваны его заносчивые слова — мы-то знаем такое. Ему нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о его возвышенном долге. Ему нужна поддержка: взрослый король-регент, король-вождь. А кто может лучше исполнить эту роль, кто может полнее отвечать сим высоким требованиям… (Пока он плел словеса, народ поуспокоился и отчасти восстановил вышибленное равновесие)… чем Джошуа Раббани, Джошуа Вар-Равван, воин и мудрец, смельчак и кумир женщин и детей! Просите его! Выкликайте имя его на всех площадях!

Вот так номер! Он с самого начала ставил на меня, а я прохлопал. «Юному смерть нипочем, мне продавать свою совесть стыдно будет при нем», снова вертелось в ушах мое заветное детское чтение. И ведь не на честолюбие мое он, прохвост, поставил, а на страх за брата, неведомый таким отважным детям, как Сали. О, он искусно управлял своими адептами, еле заметно поворачивая руль, и ему ничего не стоило — в разочаровании или имея тонкий расчет — натравить своих зубастиков на нас обоих.

— Вар-Равван! — исторгали их глотки. — Хотим Вар-Раввана!

— Стойте! — сказал я. — Я согласен.

Буря восторга. Волны аплодисментов, переходящих в овацию. Клаки не требуется, публика и так обучена профессионально ликовать. Меня спешно переодевали, обували и прихорашивали, навешивали клинок; некто сзади деликатно пытался убрать долой мою волосную повязку. Я вяло сопротивлялся, пытаясь не глядеть на Сали — глаза его были мрачны и бездонны.

— Молчи, грудничок! — бросил я ему сквозь зубы. — Для тебя стараюсь. Иначе обоим погибнуть.

Тут я распрямил плечи, проглотил скупые слезы предательства и сделал первый шаг навстречу власти и славе.

Вдруг голова моя пошла кругом, и все прежнее исчезло. Я бос и наг шел по исчерна-серой пустыне, покрытой низким, набрякшим небосводом; жестяная, блеклая трава пуками торчала из безотрадной земли. Ядовитое марево затягивало горизонт; время от времени из трещин в почве выбивались языки неяркого пламени и тотчас уходили вниз с резким хлопком.

Впереди показался какой-то защитного цвета бублик, по-научному тороид, — весь сплошняком в маскировочных пятнах и герметических овалах дверей, однако без окон. Я дернул наугад одну из ручек — избушка распахнулась настежь. Внутри было душно, сперто, воняло амуницией, куревом и прокисшей жратвой эпохи Утнапиштима и Гильгамеша. Вовсю давала себя знать романтическая атмосфера призывного пункта; и в самом деле, забритого народа здесь было тьма. Я попытался было прочесаться вперед, мимо потных плеч, костлявых и жирных задов и гор сопревшей амуниции, — к неким голосам, то ли мекающим, то ли блеющим, которые наперебой выкликали имена, но чуток прислушавшись, всей шкурой понял, что лучше не надо.

— Рядовой Трупик! Где вы в списках, Трупик? Идите сюда! — надрывался мекающий.

По сборному солдатскому мясу прошло энергичное шевеление.

— Вот он, ушел на другую б-букву, рядом с сержантом Могилкой. Я его уже заактовал, — чуток блея, вмешался другой голос. — Листай дальше.

— Онисифор Пузиков из села «Оплошная Коллективизация». Ох, виноват-с, писарь наш начудил: «Сплошная Коллективизация».

— Так это один хрен, что оплошная, что сплошная. Все одно ни хрена ни росло, ни морковки.

— Не м-материтесь, гражданин покойник, лучше черта поминайте, но с уважением. Повоевать, я думаю, не прочь?

— Отчего же прочь, если фронтовые сто грамм огнедышащей аккуратно подносить будете. И так и эдак что за душой, что в душе нет ни ху… черта.

— Пишите и меня заодно: Кабанов Реомир Алексеевич из села Берлоги, старший сержант из Пятой саперной эскадрильи.

— Причина гиб-бели? — спросил тот, с бараньим голосом.

— Так что подорвался на собственной мине!

— Карт не было, что ли?

— Были, только не минных полей, а звездного неба.

— Какой системы — Птолемея или Коперника?

— Чего? А. Той, когда ты сидишь, а весь твой интерес вокруг твоего пупа вращается.

— Идет б-буква Ка! Подтянись, кто на Ка! Кокунько Гертруд Иванович из деревни Гологузово… Стой, ты мужик или баба? Женщины пока в сторону, в сторону, дамский староста вспомогательного подразделения еще не утвержден…

— Штурмбаннфюрер Канцер Отто из деревни Вениктребен!

— Гони его отсюда, немчуру проклятого! — вмешались новобранцы. У них там очередь в три раза нашей длиньше, даром что страна с ноготок, вот он и выдает себя за русского еврея. И вообще, он хоть за фюрера умер, а свой фатерлянд не предавал, как мы, у него заслуг поменее.

— Канцер, идите в хвост очереди, может быть, и примем, если успеем. Далее Крот Феодор Трофимович, друзья и созахоронщики Дохликов, Гробов, Замогильный… Тьфу, куда претесь, щас все на букву Ха полетите, в конец алфавита. Кумовство сплошное, а нам, секретарям, распутывай, что вербовщики налопатили…

— …Буква Эль пошла! Лихобаб Никифор Михайлович… в личной жизни был холост, ну ясно же… Опять дружки не по порядку списка, ну что такое! Венерцов Иван Мосеевич, расстрелян за злоупотребление семейным положением… какое, интересно… Голомудько Алексей, деревня Лысые Мухи Тверской губернии… Ничего-ничего, не смущайтесь, как раз сгодитесь на сало или дамским подразделением командовать, когда навербуем. Вон в тот уголок, прошу, знакомьтесь со своим будущим ограниченным контингентом. Ша! Кто следующий?

— Неминущих Иван Федорович, слесарь Пятой авиаразделочной базы!

— Стой, повторника пустите: Виноградник Илья Теодорович, из села Червона Дубина.

— А, это тот, кто младший полутруп?

— Да политрук я, а не полутруп, и вообще беспартийный, потому что билет свой сжег. Писарь богов опять ваньку свалял…

— Все одно гони документы, что умер! Достал? Ага… ага… Смотрим: «Дана имярек, что он умер от б-брюшного тифа в госпитале номер пятьсот сорок семь литер Эн, похоронен в селе Подколодновка». Ладно, гуляй пока, рассмотрим твою кандидатуру, — дребезжал один голос.

— Сы! Кто на Сы? Страхолес Федор Иваныч, деревня Толстый Колодец… Гм… Вот, учитесь, Виноградник: два раза похоронился, да еще в разных местах. Деревня Нелеповка Костромской и Коточиховка, Пьяно-Перевозского района Липецкой области. М-молодца, без конкурса пойдет, — вторил ему другой.

— Б-бурлака! Где Бурлака, — надрывался ем временем «барашек». — Стратон Гордеевич из села Гадинковцы! Который раз ищем! У тебя по медальону близкие родственники в селе Комсомольское проживают, это что? Ах, одно и то же? Слава нечистому, наконец разродился. Извиняйте в таком разе за наше беспокойство, катись покуда цел. Обмундирование направо, серные бани налево, и смотри обкурись получше, только земных паразитов и дармоедов нам тут не хватало.