Седьмой сын

– Мне кажется, мое настоящее видение говорило о том же, – сказал Элвин.

– Тебе вовсе не обязательно рассказывать мне о Сияющем Человеке, – предупредил Сказитель. – Я не хочу показаться любопытным.

– Ага, а твои вечные вопросы все время случайно срываются с языка.

За подобные слова у себя дома Элвин мигом бы схлопотал оплеуху, но Сказитель только посмеялся.

– Я поступил зло, но даже не подозревал об этом, – рассказывал Элвин. – И тогда у подножия моей кровати появился Сияющий Человек. Сначала он показал мне, что я натворил, чтобы объяснить степень моего зла. Честно говорю, я разрыдался, увидев это. Затем он объяснил, для чего мне дан дар, и теперь я понимаю, ты говоришь о том же. Я увидел камень, который выточил из горы. Он был круглым, как мячик, и когда я присмотрелся, то разглядел в нем целый мир, с лесами и океанами, животными и рыбами – все было на нем. Вот для чего предназначен мой дар: я должен охранять порядок вещей.

Глаза Сказителя засветились.

– Сияющий Человек послал тебе такое видение… – проговорил он. – Да ради этого я жизнь отдам.

– Но я воспользовался даром ради собственного удовольствия, чтобы навредить остальным, – продолжал Элвин. – И тогда я поклялся, принес нерушимую клятву, что никогда не использую свой дар себе на благо. Буду дарить его остальным.

– Хорошая клятва, – кивнул Сказитель. – Если б все люди на этой земле могли принести такую же клятву и следовать ей всю жизнь…

– В общем, теперь я понял, что… что Рассоздатель – это не какое-то там видение. Сияющий Человек мне тоже не привиделся. Видением было то, что он мне показывал, но сам он был настоящим.

– А Разрушитель?

– Он тоже существует. Я не придумал его, он на самом деле живет в нашем мире.

Сказитель кивнул, не сводя глаз с лица Элвина.

– Я должен творить, – сказал Элвин. – Творить быстрее, чем он разрушает.

– Никто не может тягаться с ним в скорости, – ответил Сказитель. – Даже если б все люди нашего мира превратили всю землю в миллионы миллионов кирпичей, после чего всю жизнь строили бы из этих кирпичей стену, и то стена бы разрушалась быстрее, чем строилась. Она бы распадалась прямо на глазах.

– Глупость, – нахмурился Элвин. – Как может стена развалиться, еще не будучи построенной?

– Пройдет время, и кирпичи будут рассыпаться в пыль от легкого прикосновения. Руки будут гнить, кожа облезет с человеческих костей. В конце концов, кирпичи, плоть, кость превратятся в одинаковый прах. Тогда Разрушитель чихнет, и пыль рассеется, чтобы никогда не сплотиться в нечто новое. Вселенную поглотят холод, мрак, тишина и пустота – тут-то Рассоздатель и сможет отдохнуть.

Элвин честно попытался вникнуть в смысл слов Сказителя. Точно так же он напрягал свои мозги в школе, когда Троуэр заводил разговор о религии. Элвин знал, вопросы задавать опасно, но не мог удержаться, даже понимая, что на него будут сердиться:

– Но если разрушение всегда опережает творение, почему наш мир существует? Почему Рассоздатель еще не победил? Что мы делаем здесь?

В отличие от преподобного Троуэра, Сказитель не стал сердиться на вопросы Элвина. Он всего лишь почесал лоб и помотал головой:

– Не знаю. Ты прав. Нас не может быть здесь. Наше существование невозможно.

– Но мы же существуем. Это я так, на всякий случай напомнил, чтобы ты не забыл, – возмутился Элвин. – Что за дурацкая история, если нам достаточно поглядеть друг на друга и увериться, что она врет?

– Признаю, она несколько несовершенна.

– Я-то думал, ты рассказываешь только то, во что веришь.

– Я верил в нее, когда рассказывал.

Сказитель выглядел так понуро, что Элвин подсел к нему поближе и положил ему руку на плечо. Хотя вряд ли Сказитель почувствовал легкое прикосновение маленькой ручки Элвина.

– Знаешь, я тоже ей верю. Отдельным ее частям.

– Значит, в ней все-таки есть правда. Может, ее не очень много, но все равно она есть. – Морщины на лице Сказителя разгладились.

Но Элвин не мог просто так отвязаться:

– Для правды одной веры мало.

Глаза Сказителя расширились. «Доигрался, – подумал Элвин. – Вот теперь я его разозлил, в точности как Троуэра. Всех я злю». Поэтому он вовсе не удивился, когда Сказитель вскочил с земли, сжал лицо Элвина ладонями и заговорил с такой силой, словно хотел молотком вбить каждое слово Элвину в голову:

– Все, во что можно поверить, есть образ истины.

И слова действительно пробили его, он понял их, хотя и не мог объяснить, что именно он понял. «Все, во что можно поверить, есть образ истины. Если я чему-то верю, значит, это правда, пусть даже не вся целиком. Но если я подумаю подольше, то, может быть, сумею отделить истину от лжи, а тогда…»

И Элвин понял еще одно. Он осознал, почему между ним и Троуэром все время возникали раздоры: не видя смысла, Элвин не мог поверить, и никакие цитаты из Библии не были способны убедить его. Сказитель подтвердил, что Элвин был прав, отказываясь верить в то, что не имеет смысла.

– Сказитель, тогда если я во что-то не верю, значит, это не может быть правдой?

Сказитель поднял брови и выдал ему очередную пословицу:

– Не внемлют истине, покуда не поверят.

Элвин был по горло сыт всякими присказками:

– Ты хоть раз можешь ответить напрямик?!

– Пословица есть истина в чистом виде, парень. И я не стану искажать ее смысл в угоду запутавшемуся уму.

– В том, что я запутался, виноват прежде всего ты. Вещаешь тут о всяких кирпичах, которые превращаются в пыль еще до того, как стена построена…

– Ты не поверил.

– Может, и поверил. Если я, к примеру, сяду плести из травы на этом лугу травяные корзиночки, то не успею добраться до края, как трава вся высохнет. А если попробую вырубить все деревья отсюда и до реки Нойс, построив из них амбары, бревна давно сгниют, прежде чем я срублю последнее. Не много домов понастроишь, если бревна – труха.

– Я как раз собирался сказать, что нельзя построить вечного, взяв за основу преходящее. Это закон. Но то, как ты его выразил, – присловие. «Не много домов понастроишь, если бревна – труха».

– Так я придумал пословицу?

– Да, и когда мы вернемся домой, я занесу ее к себе в книгу.

– В ту часть, что закрыта на замочек? – спросил Элвин.

Вопрос уже слетел с языка, когда он вспомнил, что книгу он видел, подглядывая в щелку в полу за Сказителем, скрипящим пером при тусклом свете свечи.

Сказитель бросил на него внимательный взгляд:

– Надеюсь, ты не пытался распечатать ее?

Элвин даже обиделся. Может, он и подсматривал, но лазать по чужим вещам…

– Сразу можно понять, если закрыто на замок, значит, нельзя лезть. А если ты считаешь, что я сую нос повсюду, ты мне не друг. Меня не интересуют твои тайны.

– Мои тайны? – расхохотался Сказитель. – Я закрыл ту часть, потому что записываю туда собственные мысли и сочинения. Просто затем, чтобы туда никто ничего не писал.

– А на других страницах писать можно?

– Можно.

– И что туда пишут? Можно я там что-нибудь напишу?

– Люди обычно записывают туда всего одно предложение, которое рассказывает о самом важном событии, случившемся в их жизни. Может, они видели что-нибудь очень важное. Этого обычно хватает, чтобы я вспомнил рассказанную мне когда-то историю. Поэтому, придя в другой город, в другой дом, я могу открыть книгу, прочесть написанную там фразу и рассказать историю.

У Элвина аж дух захватило. А может?.. Ведь Сказитель сам говорил, что жил вместе с Беном Франклином!

– А Бен Франклин написал что-нибудь в твоей книге?

– Самая первая фраза в ней написана его рукой.

– И он рассказал о самом важном событии, случившемся с ним?

– Именно так.

– И что ж там написано?

Сказитель отряхнул штаны:

– Пойдем-ка в дом, приятель, и я покажу тебе. А по пути расскажу одну историю, которая растолкует тебе смысл написанного.