Владыка Ядов (СИ)

Сейчас Лицемер находился лишь на подступах этой грандиозной многоуровневой тюрьмы, в которую была превращена сила Безумца — тюрьмы, в недрах которой таился изящный черный кристалл, а может быть — крошечный язычок пламени из пустоты, а может быть — темная звезда, не сияющая, а поглощающая свет… Живой Алмаз Убивающего мог обретать разные формы, они не имели значения. Значение имело то, что через эту тюрьму невозможно пройти, потому что она разъест любую природу, любую магию, любую плоть и душу, оставив в итоге лишь еще один Живой Алмаз, который также окажется навеки погребенным в ее стенах.

Невозможно было добраться до Камня Воли последнего Темного Князя, не разрушив тюрьму из силы Безумца, а разрушить эту тюрьму было невозможно, ибо она, воплощая в себе — чем дальше, тем в большей мере — идеальный хаос, разрушала любой порядок.

Лицемер был здесь раньше, много тысяч лет тому назад, пытался пройти, и едва не погиб. Новая попытка закончится столь же бесславно, если он решит повторить ее, но он не собирался этого делать. Его единственная надежда заключалась в том, что сам Безумец, некогда убитый и отделенный от своей силы, мог каким-то образом вновь соединиться с ней, ведь природу и особенности его парадоксальной магии до конца не понимал никто. Когда Лицемер был здесь в прошлый раз, он также звал Безумца, но тот не ответил — однако, прошли тысячелетия, многое могло измениться, может быть, он ответит сейчас? Он звал и звал, и окружающий хаос отвечал Лицемеру миллионами голосов, повторявшими в искаженном виде его крики, но единственного ответа, на который он надеялся, так и не было дано. Когда он взглянул на свою руку и увидел, что кожа набухла пузырями, в которых плавают киты и акулы, а ногти превратились в застекленные шкафы и сундуки со странными вещами, то понял, что пора возвращаться. Он встряхнул рукой и произнес Имя, возвращая руке нормальную форму, но знал, что вскоре изменения вновь проявят себя, и они будут значительнее, а избавиться от них будет труднее — и так будет продолжаться до тех пор, пока безумие не разъест его душу и не исказит сами Имена, составлявшие его часть договора. Нужно было возвращаться, обсудить свою попытку с братьями и, может быть, сообща им удасться выработать какой-нибудь план по возвращению Безумца в бытие — или хотя бы найти способ докричаться до него и узнать, как миновать тюрьму из его силы, не став ее жертвой.

***

…Я наслаждалась и становилась сильнее, впитывая почитание и вожделение своих детей и слуг, когда в зал вошел керуб, отвечающий за охрану дворца. Опустившись на колено, он произнес:

— Моя госпожа, щедрая Мать и прекраснейшая из Княгинь! У дверей дворца стоит странный посетитель, и он желает встречи с вами. Что мне ответить ему? Мы пытались убить его, но не смогли.

— Пытались, но не смогли? — Мой голос мягок и вкрадчив. — Должно быть, это весьма необычный посетитель.

— Так и есть, моя госпожа. Он похож на большую игрушку наподобие тех, которыми пользуются дети людей, его плоть состоит из дерева и ниток, его движения кажутся неживыми, а конечности и голова крутятся в разные стороны. Когда мы напали на него, то сами стали двигаться также, как он.

— Надо же, кто пожаловал… — Я рассмеялась, и желание наказать нерасторопных слуг пропало. — Впустите его.

Керуб наклонил голову, после чего встал и покинул зал. Когда он вернулся, следом за ним шла кукла в рост человека, конечности которой двигались так, как будто бы кто-то, остающийся невидимым, управлял ею. Мои придворные нехотя отодвинулись в стороны, пропуская куклу. Хуриджары зашипели и оскалили клыки. Они ощутили присутствие чужой силы намного лучше моих придворных и выказали готовность броситься в бой даже не получив на то моего позволения.

— Тише, — нежно произнесла я, и мои дети, привставшие и уже начинавшие менять форму для боя, опустились на свои прежние места. Рычание перешло в глухое ворчание.

Я улыбнулась гостю.

— Сестра, — механическим голосом произнесла кукла. Эту механичность едва можно различить — темб меняется, есть легкие дефекты в произношении, присутствует даже имитация эмоций. Но все же это подделка, хотя и весьма искусная. — Рад видеть тебя в добром здравии.

— Не лги мне, — продолжая улыбаться, ответила я. — Был бы ты рад, ты бы давно навестил меня, пока я томилась под Бэрверским холмом. И помог бы воскреснуть на пару столетий раньше.

— Сестра, я не знал…

— Не знал? Не хотел знать — в это я скорее поверю. Но довольно об этом. Для чего ты пришел?

Кукла повернула голову вправо. Влево. Два совершенно одинаковых, идеально выверенных движения.

— Нам нужно поговорить. Наедине.

Поднявшись с ложа, я спустилась вниз по ступеням. За это короткое время формы моего тела изменились, округлость линий пропала, черты лица стали другими, изменился пол, а тело обросло одеждой. Время страсти прошло, пришло время переговоров и взвешенных решений. Я стал мужчиной в темном камзоле и черных штанах, в походных сапогах, с длинным мечом на широком поясе. Паутина черных вен под белой, местами гниющей кожей. Почти полная копия Льюиса Телмарида в тот день, когда существование моей крошечной смертной частички закончилось, вернув мне мою настоящую жизнь и силу.

Я подошел к кукле и остановился в двух шагах от нее. Посмотрел ей в глаза, и марионетка Кукловода ответила мне бессмысленным застывшим взглядом. Мне не обязательно касаться куклы, чтобы уничтожить ее — я могу послать воздушный поцелуй или даже ограничится одним взглядом, от которого кукла сгниет в считанные секунды. Я могу легко уничтожить гостя, но знаю, что этот бой мне не выиграть — даже захоти я начать его. Кукловод — слабейший из нас, но все же и самый осторожный. Он живет во всех своих марионетках сразу, и одновременно — ни в одной из них. У него нет никакого центрального, основного воплощения — он знает, что таковое воплощение ему ничего не даст, не позволит побеждать, но лишь сделает более уязвимым, и поэтому не выражает себя в такой форме.

Наверное, если очень захотеть, вероятно, можно обнаружить его как Целое и уничтожить как Целое, но это непростая задача, ибо он всегда отлично умел прятаться.

В любом случае, воевать с ним причин у меня нет.

— Оставьте нас, — велел я придворным. И, обращаясь к хуриджарам:

— Оберегайте Морфъегульд, его земли, небеса и подземное пространство до тех пор, пока я не призову вас.

Мой голос прозвучал спокойно и сухо, в нем больше нет ни страсти, ни ласки. Бессмертные склонились и, приняв облик сгустков силы, вылетели из окон Зала Начал, а придворные, поклонившись, покинули зал через двери. Я неторопливо пересек пустой зал и остановился у окна. Внизу царит суета — демоны безостановочно продолжают возведение стен, зданий и башен…

— Лицемер приходил ко мне, — сообщил Кукловод, подойдя к окну и остановившись позади и справа от меня.

— Я знаю.

— У нас с ним возникло недопонимание.

— «Недопонимание»? Ну что ж, можно сказать и так. Но я бы сказал, что ты попытался солгать ему, а лгать Князю Лжи — не самая лучшая идея, как ни крути.

— Разве мы рождены Солнцем, чтобы чтить правду? — Возразил Кукловод. — Разве мы когда-либо обязались ничего друг от друга не скрывать? Признаю, у меня есть свои расчеты и представления о том, как следует действовать. Мой план совсем неплох, и уже приносит отличные результаты.

— Тогда зачем ты здесь? — Усмехнувшись, я искоса посмотрел на него и заметил, что внешний вид куклы сделался немного другим: черты лица стали тоньше, появилось больше мелких деталей в теле и одежде. Глаза двигались, когда он говорил со мной, а руки уже не шевелились синхронно. Он по-прежнему не казался живым существом, но уже был намного к нему ближе: это была имитация более высокого уровня, чем то, что он демонстрировал, когда появился в зале. Кукловод всегда усложнял марионеток, когда считал, что ему предстоит какое-то серьезное и сложное дело. Моя усмешка стала шире. Видимо, переговоры со мной относились к категории таких сложных и ответственных дел.