Охота на фей (СИ)

— Постой! — остановил Глеб караульного. Он вытащил шприц и наполнил его лекарством.

— Не смей! — рванулась Илона, но Лев держал ее крепко, и Глеб безжалостно впрыснул бывшей возлюбленной снотворное. Когда тело ее обмякло, Глеб вздохнул.

— Теперь можешь нести.

Детская Капельки находилась этажом выше. Вокруг было тихо, и это давило на психику. Мы шли быстро, но старались не шуметь. Уже добравшись до двери в детскую, мы услышали странное бормотание. Я прижался ухом к двери: «Щетина у чушки, чешуя у чучки», — бубнил унылый мужской голос.

«Чешуя у щучки!» — возмущался звонкий детский. Мы с Глебом переглянулись. Потом он легонько толкнул дверь. Мы увидели строгую Капельку, которая сидела с букварем за детским столом. Нарядный белый бантик у нее съехал в сторону, но никто не смел сделать ей замечание. Напротив девочки, обхватив голову руками, сидел на полу расстроенный Вадим.

— Сначала! — приказала Капелька.

— Идет козел с косой козой, — чуть покачиваясь из стороны в сторону, как завороженный начал Вадим.

— Быстрее! — поторопила маленькая учительница, видимо вялость ученика выводила ее из терпения.

— Идет бозел — козлой — бозой, — заспешил и сразу сбился Вадим.

— Ну вот! — торжествующе перебила Капелька. — Что за слова «бозел — бозой»? Нет таких слов, сам знаешь. Давай, сначала!

Глеб осторожно приготовил наручники и протиснулся в комнату, обходя Вадима сзади, я крался за ним следом. Капелька заметила нас, но продолжала муштровать Вадима, как будто, так и было задумано, а мы принимали участие в их игре. Я двигался, физически ощущая плотность воздуха. Если эта груда мышц очнется, нам с братом придется туго. Как же малявка его загипнотизировала?

— Косой козлой, — снова забормотал Вадим.

— Сам козлой! — всплеснула руками Капелька. В этот момент Глеб кинулся к Вадиму, повалил его на пол и заломил руки за спину. Щелкнули наручники, и только тогда Вадим сфокусировал на бывшем товарище замутненный взор: «Северьянов?» — с полувопросительной интонацией произнес он.

— Не ожидал от тебя, Вад! — жестко сказал Глеб.

— Проворонила кукушка кукушонка, — промолвил Вадим.

— Ворона вороненка! — немедленно поправила Капелька. — Кукушка — это когда про капюшон! Балда!

— Северянин! — кинулась она к Глебу. — Мне страшно. Я к маме хочу!

— Сейчас пойдем к маме, — согласился Глеб, — вот только дядьку в изоляторе запру.

— Северянин! Дядька няньку убил! — заревела Капелька в полный голос. Куда только подевалась маленькая бравая учительница? Я подхватил взволнованного ребенка на руки.

— Он сказал, что она устала и в той комнате поспит, — всхлипнула девочка, — но я видела: он ее задушил.

Глеб толкнул дверь в спальню, зашел туда и сразу вернулся.

— Правду говоришь, Капелька, — кивнул он, — дядька — козлой. Мы тебя больше не бросим, в башне жить не будешь, домой поедем. — Глеб заставил Вадима подняться и подтолкнул вперед: «Ступай!» Тот все еще был невменяем, смеялся, повторял скороговорки, но Глеб держался с ним начеку. Я шел поодаль с Капелькой на руках. Не опуская оружия, Глеб открыл дверь изолятора.

— Здесь посидишь, — буркнул он, смерив капитана Чартовича мрачным взглядом. Вадим послушался, но, проходя мимо Глеба, подмигнул, осклабился и доверительно сообщил.

— Хорош пирожок, внутри творожок, — Глеб с силой захлопнул за ним дверь камеры.

— Как они его заговорили! — восхитился я, — до сих пор не отошел.

— А может, притворяется, — возразил Глеб, тщательно проверяя запоры. — Думает, как оправдаться. Вот увидишь: скажет, что его заколдовали, и безобразия в башне произошли по вине Риммы Гром, а он ни при чем.

— Мама! — завопила вдруг Капелька так, что я вздрогнул и стал озираться по сторонам.

— Идем в третий отсек, — скомандовал Глеб. Первая дверь в узилище Риммы была толщиной сантиметров двадцать, вторая и третья открывались с помощью хитроумных кодов — замуровали ее так, как будто она радиоактивная. Как я ни настраивался внутренне на встречу с женщиной, вызвавшей грозу, а все-таки испугался, когда увидел ее за толстым стеклом. На нас глядело существо, источающее такую бешеную ярость, что я обрадовался надежной преграде между нами. Ее лицо показалось мне ненормально бледным, даже синим, темные волосы вздымались тучей, а в жутких черных очах время от времени вспыхивали зарницы. Я еле удержал Капельку, а дикая Римма, оскалившись, бросилась на стекло, и непробиваемая преграда треснула.

— Римма, Прекрати сейчас же! — включил передатчик и заговорил в микрофон мой брат. Но ведьма кинулась на стекло снова. Осколки окровавили ее запястья.

— Глеб, не выпускай ее! — взмолился я. Но именно это он и делал, нажимая на устройство, раздвигающее преграду.

— Убьется, ненормальная, — процедил он сквозь зубы.

— Мама! — взвизгнула Капелька, и я быстро отпустил ее, а сам вжался в стену. Римма выпрыгнула из открытого аквариума и схватила дочку.

— Девочка моя, радость моя! — повторяла она, захлебываясь от слез и прижимая ее к себе. — Живая…

— Конечно, живая, — проворчал Глеб, вытаскивая из аптечки бинты и пластырь.

— Идиот! Пустобрех! — вскинулась Римма на Глеба, отпустив Капельку. — Как ты мог ее оставить? Ты обещал беречь… как зеницу ока… Ты… ты предатель! Ее бы украли!

— Молчи! — заорал Глеб. Он крепко схватил ее за руку и, прижав коленом к столу, мастерски заклеил пластырем глубокие порезы. Она была маленькая, тонкокостная, Глеб вертел ее как ребенка.

— Успокойся, — твердил он, — откуда я мог знать? Мне и без тебя тошно. Мой друг… моя девушка… Все кончено…

— А ты заплачь, капитан, — с издевкой предложила Римма. — У тебя глаза ниже пояса были, раз не видел, не понимал, что твоей грудастой подороже продаться хочется!

— Змея! — Глеб схватился за крученные в спирали буйные волосы Риммы. Глаза ее вспыхивали, как угли.

«Неужели они всегда так «ладят» друг с другом?» — подумал я.

— Ты слово давал, капитан, — тоном ниже промолвила Римма.

— Да ты и без меня прекрасно справляешься, — возразил Глеб. — Весь город запугала. Кто теперь тебя оправдает? Тебя же обязательно приговорят… — Глеб запнулся, взглянув в распахнутые от ужаса глаза Капельки.

— Так отпусти меня, капитан, — попросила Римма.

— Такого слова я не давал, — Глеб разжал кулак, и Риммины волосы змейками рассыпались по плечам. — Ты все равно далеко не уйдешь: не наши, так роламбины поймают.

— Скажи просто, что боишься кормушки лишиться!

— Злая ты, Римма Гром, — вздохнул Глеб. — Нельзя тебя на свободу отпускать. Я тебе обещал дочку сберечь и ручаюсь, что ничего с ней не случится. Она с моим братом уедет, обо всем уже договорено.

Римма впервые удостоила меня взглядом. Я старался придать лицу равнодушный вид, но руки, засунутые в карманы, дрожали. Я заметил, что глаза у нее большие и серые, а смотрела она на меня так, как будто сканировала клеточку за клеточкой.

— А твой братец тоже непрост, капитан! — вынесла она свой вердикт, — вам бы следопытами в паре работать. Только он зеленый еще. Ты вот что, — обратилась она ко мне, — первых ощущений своих всегда слушайся, им доверяй. А еще сны запоминай. И помни, если хоть волос с головы Капельки упадет, я тебя везде найду.

— Перестань, Римма, зачем угрожаешь? — укорил ее Глеб.

— Я с мамой хочу! — нахмурилась Капелька. Римма ее обняла. — Радуга ты моя ясная! За меня не бойся никогда. За меня небо упадет, земля встанет! Гора с горой сойдутся! Как все дела решу, приеду за тобой и не расстанемся больше. А сейчас поезжай с Северьяновым.

— Почему? — закапризничала Капелька. — Я с тобой хочу!

«Я тоже хочу, — подумал я, — чтобы эта трогательная пара была вместе и далеко отсюда. Пусть устраивают грозы и сводят горы, но, чтобы я о них ничего не знал».

— Не ной! — прикрикнула на дочку вспыльчивая Римма Гром. — Тебе спрятаться надо. Дурные дядьки хотят тебя на другую звездочку увезти. Ты видела, сколько ночью звездочек? Они очень далеко. Где я тебя искать потом буду? Поезжай с Северьяновым и слушайся его, поняла?