Танцующая на углях (СИ)

- Да, моя госпожа, - хладнокровно склонился Сенухет и поднял на меня лихорадочно блестящий взор: - Ты воистину мудра, госпожа Бастет, только мысли твои немного не верны. Да, я боюсь. Но боюсь я не гнева Осириса и не его самого, а гнева одной из его охранниц, Уаджет, богини-змеи... - он почему-то мигом загорелся каким-то болезненным румянцем, а я нахмурилась: ещё заразиться не хватало, находясь с ним в замкнутом помещении... - Ты вошла в священный город и, должно быть, уже наслышана о смерти одной из жриц, имя ей было Хетепхерес, и она была дочерью Уаджет и умершего фараона... её доверили храму и мне, а я... потерял её...

- Мне необходимо поговорить с Осирисом, - решительно развернулась я к дверям в наос, но - словно порыв ветра, прорычавшего мимо, и моя юбка даже вздулась на манер платья Мэрилин Монро - шустрый жрец совершил удивительное и успел оказаться на коленях возле дверей в священную часть храма (в ней находилась статуя, здесь же могли проводиться ритуалы общения с богом, а заходить сюда могли лишь жрецы). Ого...

- Как ты смеешь...

- Убей меня на месте, госпожа Бастет, но я не позволю тебе появиться в этом проклятом месте, пока душа моя ещё в теле! - снова здорово, это уже серьёзнее слезливой истории про Уаджет!

- Кем проклята? - коротко поинтересовалась я и уже знала ответ. Опять этот рыжеволосый братец с энтузиазмом, прущим напропалую из ослиных ушей, деликатно прикрытых золотыми локонами! Решил поссорить Уаджет с Осирисом, мол, это в твоём храме убили мою любимую дочь, а ты и ухом не чешешь в объятиях своей Исиды! Мило, оч-чень мило, за душу так и пробирает...

- Каждая жрица, что посещает хотя бы раз наос, попадает под власть мне неизвестных чар. Всё происходит как по плану: она теряет сознание, затем через некоторое время приходит в себя, а после этого, по прошествии дня или двух, встречает юношу, узнаёт о нём что-либо ужасное и кончает собой. Хетепхерес выпустила душу из сосуда тела на ступенях в храм... Раньше мы могли следить за тем, чтобы всё шло по-старому, чтобы никто из приходящих не знал о добровольных смертях в этом храме, но теперь...

Я взглянула на него. В его молодых чертах уже проглядывались следы того умудрённого страдания, которое так сильно отличало людей, близких к нам, богам, от обыкновенных, ничем не примечательных. Обычно именно таких и выбирали богини для любви, но не думаю, что он теперь на это когда-нибудь пойдёт, а это означает, что ему на всю жизнь остаться без покровительства жизненной силы, не удивлюсь, если в один прекрасный день его магия начнёт приносить ему только страдания... Хотя, пока я здесь, я постараюсь, чтобы этот день настал поближе к его старости. Другой вопрос, как долго я здесь...

- Тебе нужна моя помощь?

- Я не могу вызвать ни одного бога, чтобы получить достойный мудрости совет, это...

- Хорошо, я постараюсь, - задумавшись, кивнула я и крепко приложила ладонь к дверям. Вот тут он не осмелился сделать в мою сторону ни одного движения: ну, по крайней мере, он знает, чем грозит даже непроизвольное (особенно непроизвольное!) касание дитя Нила, отлично... Я плотно прижала ладонь к нагретой солнцем двери и... едва не задохнулась от той волны, что хлынула в меня, затягивая с головой всё ниже и ниже, в сиреневую пустоту с множеством ультрафиолетовых звёзд, как россыпь драгоценных белых камней... Неужели такая красота могла когда-то обойти стороной меня?! Неужели...

- Эстела! - возмущённо донеслось от дверей. - А я-то сижу над лепёшками и жалею, что ты голодная! Хорошо хоть мохнатое меня просветил насчёт кое-кого, не буду тыкать пальцем! Может, всё-таки ткнуть, а? Из мужской солидарности!..

- Да как ты... - Сенухет развернулся к нему так резко, что всё же коснулся меня краем одежд, и я, точно в спину ударенная, пролетела вперёд, открыв рукой двери и оказавшись...

Не знаю, что подействовало на меня сильнее в первые мгновения: здоровое раздражение и нарастающий гнев или ослепительный свет, ударивший в глаза. Наверное, всё-таки не то и не другое, а нечто третье, точнее, кровь, которая потоком ударила в виски и принялась пульсировать там, а обзор затмила розоватая пелена в красных крапинках. После этого было что-то удушающее, а затем ослепительный свет, отражающийся от золотой статуи Осириса в мои глаза, и провал во что-то неприятное и липкое...

Когда я снова обрела себя на этой земле, я поняла, что позорно полусижу на полу в объятиях Романа и рыдаю в три ручья. Слёзы лились настолько неуправляемым потоком, что я поначалу по инерции продолжила это нелюбимое мною занятие (нелюбимое в основном из-за того, что у моей обожаемой Исиды бурное слёзоотделение привело к появлению Нила). А потом я внезапно наткнулась на лицо стоящего перед нами на коленях жреца, а затем и на умилённую физиономию Сфинкса, и вздрогнула...

- Ну вот, только истерики мне и не хватало, - беззлобно вздохнул таксист, обнимая меня крепче.

- Не смей так говорить о высшем существе, не нам решать, что ими делается неправильно, - пробурчал Сенухет, и Роман оглянулся на него с неприязнью скорее по привычке: видимо, за время моего практического отсутствия жрец уже успел надоесть ему со своими нравоучениями, которые, кстати сказать, никого тут не трогали, включая, по-моему, самого Сенухета.

- Тише вы - опашная шитуация - я вижу в её глажах ошмышленношть проишходящего! - прошипел на них полулев, торопливо прижимая уши к голове и отползая подальше, тоже на всякий случай. Он, видимо, тоже уже порядком поднадоел со своим паникёрством, поэтому на него просто не обратили внимания. Я уже собралась было обрушиться на них со всей своей величественностью (и желательно, по темечку!), когда выглянувшая из-за спины Сенухета Марселла, потянувшись, придвинулась ко мне и потёрлась мордой о щиколотки. Мои губы дрогнули в улыбке, выдав всю конспирацию, а умненькая кошечка быстренько подлезла под локтем таксиста и уютно устроилась у меня на коленях.

- Ой, - как-то непонятно для меня высказался жрец, ухая лбом в плиты у моих ног, а недовольный Роман отполз от меня с такой ленью в движениях, что я его чуть было не испепелила на месте!

- Вы что, испугались? - на всякий случай уточнила я, слизывая с губы последнюю слезинку - солёная!.. - Это кого, меня, богиню красоты?

- Начинается, - пробурчал себе под нос Роман, Сенухет как-то сразу после его слов стал ниже ростом, а я оглянулась на него с презрительной холодностью. - И можешь так не напрягаться, Эстела, пока ты тут рыдала в мою жилетку, любезно, кстати, предоставленную, товарищ жрец рассказал мне всё, посчитав меня твоим... лицом... доверенным... - выдавил он. Я поморщилась, а он махнул рукой: - Тебя давно пора скомпрометировать!.. Короче, общими усилиями мы решили, что лучше нам остаться здесь, попробовать что-то сделать. Столица подождёт, ничего с ней не случится (надеюсь на это), а вот этот... как его, Абидос, памятник, короче, архитектуры вашей, сметут подчистую, так что...

- Как чувствуешь ты себя, моя госпожа? Может, принести тебе вина?

- Нет, - милостиво решила я, отводя взор от замолкшего с открытым ртом Романа, и резко поднялась на ноги... Боги! Лучше бы я сидела в позе кошки, в крайнем случае, в позе йога, закинувшего ногу за ухо, чем так резко вставала! Сенухет бросился ко мне, уже без всякого страха подставляя руки, чтобы я опёрлась о них. Сфинкс взревел пожарной сиреной, мол, спасайте, кто может, светоч египтян; Марселла тоже внесла свою лепту. И только Роман с удивлённым выдохом хлопнулся к моим ногам, так и не заметив до последнего момента, что шнурки от двух кроссовок связаны вместе...

- Тебе плохо, моя госпожа?! - вскрикнул бледный жрец... как приятно, когда тебя так любят...

- Убью, - клятвенно пообещал с пола Роман, и я искренне ответила:

- Теперь гораздо лучше...

- Она ишчё и мажохиштка, - в ужасе прозрел Сфинкс и повалился на Марселлу, пока та отвлеклась и не успела капитулировать. Пожалуй, над словом "плохо" всё же стоит поразмыслить...