От мрака к солнцу (СИ)

Ну должен же быть хоть какой-то выход! В конце концов я не был единственным темным эльфом, да и существ ночи тут хватало. Выход подсказал Раскат, совершенно спокойно покружив над границей, птенец, видящий магические колебания лучше моего, нашел место, где грань меняет свой полюс на Тьму. По путанным объяснениям дракончика, мы зашли со стороны владений Благого Двора. А там, где начинается Тьма, находился, как нетрудно догадаться, Неблагой Двор. Вот в эту лазейку мы и нырнули.

Разумеется, кровь Старшего Дома Пещер Наэ во мне почувствовали, но не солнечные, как тут зовут Благой Двор, а сумеречные. Вот только о том, что они сообщат об этом своим врагам, я не волновался. Стражи границ (если такие конечно вообще были) и не думали нас останавливать. Умные люди или нелюди. Отряд беспрепятственно въехал в Рассвет спустя три дня.

Остановились в трактире на самой границе. Все были настороженны, я выложил все из своей сумки в седельные мешки, там пришлось устроиться уставшему, находившемуся на взводе из-за близкого присутствия Мифараэда, птенцу. Вскоре оттуда стало доноситься тихое сопение. Штиль спокойно жевал сено в стойле. А Бес...

Я со вздохом посмотрел на свернувшегося на полу между кроватями серого коняшку. Это наглое животное в кои-то веке решило вспомнить, что оно принадлежит к семейству кошачьих и решило помурлыкать, заодно заняв собой все свободное пространство. Но это даже хорошо, когда вернется Клайд с отчетом, не тратя ненужное время на сборы, мы проскочим прямо так. Да и Бонни не могла не облазить Дворец сверху донизу, отыскивая ближайшие пути отступления. Но будет ли оно, это отступление?..

Да, я старался не думать об этом, но сейчас, во время мучительного ожидания, эта мысль сама забрела в мою голову. Лютариэ и Мифараэд аристократы, привыкшие находиться в высшем обществе, когда завтрашний день предрешен и расписан по пунктам за месяц. Полный достаток всего, уютная постель, книги, дорогая одежда и наставники, рассказывающие много поучительного. На них никто не посмеет напасть, они всегда будут защищены, посреди природы и в гармонии с ней.

А что они получают со мной? Пыль дорог? Напряжение в каждой минуте и бесконечные пути. Да, был страх, что Лю захочет остаться в Рассвете. Даже я сам не знаю, где закончится эта дорога. Свою жизнь я не вижу без путешествий. Одалэр такой прекрасный, не оскверненный и девственно чистый, хранящий так много тайн. Дроу чужда Поверхность, но она так манит, человеку чужд этот мир, но после прошлой жизни с жесткими рамками общества, с его обременительными обязанностями...

Я настоящий считаю Землю мертвой. Люди не слышат ее крика, надрывного плача угасающей планеты. Серая скучная обыденность, где я никто. Такая же серая мышь на миллиарды мне подобных. Только семья и немного друзей заставляют мое сердце сжиматься, но боль не так сильна. Все еще не могу вспомнить лица и имена, но знаю, что любил свою семью, хоть и держался обособленно. На двадцать седьмой год так и не смог найти себе пару... а здесь была моя сладкая принцесса.

Под землей ждала бесконечная грызня за власть. Спокойно вздохнуть нельзя, ты постоянно на стороже. Кинжал в спину может прилететь в любую минуту. Особенно в последнее время, когда Младшие Дома заметно отдалились от Старших и решили показать свои молочные зубки опытным, матерым волкам. Кровавые жертвы Паучьему Духу не знают конца, и это ввергает в ужас.

Но эта среда привычна для меня, там я легко смогу дышать и чувствовать себя как рыба в воде. Отрастив когти, ощерив зубы, надо грызть горло врага. Но мы страшные единоличники, пытающиеся урвать лакомый кусочек для себя любимого. Темные готовы и товарищу воткнуть меч в сердце. А наша плата? Помните, плата эльфов и фэйри — знания, которых у них нет, у гномов — искусные драгоценности, а у нас два самых главных товара. Это кристаллы — наши маленькие солнца и рабы. Да, нет ничего дороже чужой жизни, которую можно крутить в своих руках, как захочешь, чувствовать власть над рабом.

Я жутковато усмехнулся, поворачивая голову к упакованному как младенец Высшему, кулем лежащему на кровати. По законам, принятым у оборотней, полулюдей и вампиров, тот, кто победил врага в смертельном поединке и пожалел его жизнь, становится его хозяином. И мне очень нравилась эта идея.

Аид почувствовал на себе прожигающий взгляд и повернул голову к стоящему у окна дроу. Темный был весь закован в свою великолепную черную броню с подвижными чешуйками тончайшей и искуснейшей работы, ничуть не стесняющей его движений. За такой доспех вампир согласился бы отдать все свое Гнездо. Такой доспех и копье не пробьет, и меч чужой не прорубит. Настолько гармоничная и изящная была эта броня, что Высший заподозрил в ней руку темноэльфийских мастеров, которые редко делают что-то подобное, но доспехи несомненно обладали и магическим свойствами. Цепкий глаз Аида заметил древние руны, поблескивающие магическим светом. Сам Гор непременно знал о ценности своего доспеха куда больше вампира, которому было невдомек, из какого же материала он сделан.

Звездная сталь славится своей долговечностью и прочностью, с ней может сравниться разве что солнечная руда. Но подвижная чешуя на боках и животе действительно была чешуей. Драконьей. В пустыне драконы часто сбрасывают свою чешую, а дроу давно прознали об этом. Поэтому темному эльфу не грозило сгореть в огне. Да и вообще сейчас Высший с холодком понимал, что Смоль встретил его вовсе не во всеоружии. Если бы в их поединке на нем была броня...

Красные глаза задумчиво посмотрели на черный глухой шлем, защищающий не только голову, но и глаза, чувствительные к яркому Аро. Высший тоже боялся солнца. И дело не только в чувствительных глазах. Его магия — Смерть, а лучшее время — ночь. Предки сделали вампиров идеальными ночными убийцами. Но день ненавидит детей Смерти. Солнечная река приносит коже нестерпимую боль, покрывая ее ожогами. Конечно, Высший мог находиться на улице днем, замотавшись в тряпки так, что носа не видать, и надеть на себя всевозможные амулеты защиты, да намазавшись мазью из корня Иулда. Но силы все равно будут покидать вампира с невероятной быстротой. Дроу же смогли пропитать свою одежду особым раствором, как и степные кочевники, который спасал от ожогов и пагубного влияния ультрафиолета. А особые затемняющие стекла, вставленные в шлем Гора, были просто песней.

Его, Аида, беспрепятственно вывезли из Хаданги днем, завернутого в черный темноэльфийский плащ, не пропускающий лучи и другие тряпки. Глаза Высшему завязали, а в рот сунули странную, не кусаемую острыми клыками (теми, что остались после драки, но регенерация заставила расти новые) штуку, чтобы не кусал лошадь. Аид фыркнул, можно подумать, он бы стал это делать. Сейчас для вампира настало самое поганое и неопределенное время.

С каждым мигом Высший чувствовал, как силы покидают его. Вся магия шла на то, чтобы хоть как-то остановить, да даже не остановить, а отсрочить разложение плоти. Гор и не думал вводить ему противоядие. В синих глазах часто проскальзывало злое удовлетворение. Расплата за то, что вампир посмел забрать у дроу его самое дорогое. Да, сейчас Аид постепенно начинал понимать, насколько же сильно темный эльф привязан к сыну Ее Величества.

В одиночку темный поднял перевертышей и бросился в Рассвет сломя голову. Не зная всего положения и уклада Благого Двора, темный шел напролом. В жестокости Гора Аид и не сомневался, но его охватывало предвкушение. Королева ни за что не отдаст единственного сына. Да и молодому Кано Ши надо учиться владеть своей силой. Высший был в хороших отношениях с Мэтерен и до последнего надеялся на ее заступничество.

Пока дроу не делал попыток надеть на него рабский ошейник, и это заставляло Аида бороться до последнего. Пересиливая себя, вампир копил стремительно утекающие силы и пытался звать свое далекое Гнездо. Но ответом ему было мертвое молчание. Больше всего древний вампир боялся неизвестности. Мировоззрение темных эльфов было очень далеким от гуманного. Рабы самое ценное для них. Кровь стыла в жилах Высшего, что же будет, если Гор Смоль узнает о том, что вместе с Аидом ему будет и все вампирье Гнездо. Его семья, которую Высший создавал сто лет, трепетно оберегая. Шестьдесят опытных теней. Аид прикрыл глаза, понимая, что хуже некуда. Еще один рубеж — и здравствуй Смерть.