Суженый смерти (СИ)

   - Да... - Александр с придыханием протянул это слово и покрутил головой, развеивая впечатление от рассказа профессора. - Итак, вопрос первый. Вы почти лично столкнулись с оборотнем. Вы верите в них?

   - Верю. А почему бы мне не верить, если оборотни встречаются, как вы и сами знаете, в мифологиях и легендах любых стран всех континентов, от Австралии до Америки. Конечно, особенно часто они мелькают в преданиях северных народов, но это легко объяснимо с точки зрения особенностей флоры и фауны. Где привольно жить зверю? В горах и лесах; на равнине больше вариантов быть обнаруженным. К тому же в лесу и кров и пища, за которой не особо нужно гоняться, как в степи, - он замолчал.

   - На всех континентах? - Александр как будто переваривал услышанное.

   - Да. Абсолютно везде. Первое, что заставляет поверить в них: каждая страна, каждая народность имеет свои собственные предания об оборотнях. Азербайджанский залха, французский лугару или ругару, немецкий вервольф, скандинавский изенгрим, славянские верман, вилктаки, волкодлак, волколак.... Суть одна, названия разные. Легенды Африки говорят о людях-леопардах; о гиенах, которые оборачиваются красивыми девушками и юношами, чтобы выманить жертву из деревни и напасть на нее вдали от людей. Северная Америка повествует о волках и рысях, Южная о таинственной чупакабре, полу-лисе-получеловеке, которая выгрызает стада и проникает в сараи, обходя самые хитроумные засады и ловушки. Японские и китайские мифы рассказывают о красивых девушках-лисах, совращающих юношей и съедающих их во время акта любви. Европа вообще наводнена легендами об оборотнях, и это то волки, то помесь волков с людьми.... Каждая этническая группа, которая никак не может быть связана друг с другом ни географически, ни во временном конвенте, все равно хранит схожие рассказы.

   - Тогда как объяснить, что каждый из народов видит их по-своему? Где-то волк, а где-то леопард, как в Африке? Может, это объяснимо, что люди в своих субкультах, идущих из язычества, стремились приблизиться к животному естеству, слиться с природой? И, само собой, раз в Европе не видели леопарда, там не могли придумать оборотня, похожего на этого зверя, зато были волки, и так появись легенды о вервольфах.

   - Хороший вопрос. Но ведь на сложившуюся ситуацию можно взглянуть по-другому. Например, если вам показать, скажем, валенок, вы, как и любой, даже школьник (главное чтобы он был россиянином), назовет это изделие валенком. Если показать валенок англичанину, тот назовет его сапогом, так как валенок, по сути, и является сапогом, только шерстяным. Если же валенок показать индусу, у того не хватит разума чтобы обозвать валенок кроме как сандалией, пусть и необычной. Мы рабы ярлыков, и всем проще и спокойнее необычное адаптировать под обыденное. Если рассказать индусу, что валенок - это валенок, то он сломает голову, разгадывая, зачем тот нужен, почему так называется и кто его сделал; а сандалии, пусть и нетипичные, это всего лишь сандалии, и придумывать тут ничего не надо. Это психология. Если вам скажут слово стакан, вы увидите образ граненого советского стакана, а не стакан под виски или коньячный бокал, хотя суть у них одна и та же, и пьют что из того, что из другого. Если скажут дерево - это будет дуб, а не кипарис или секвойя. Если птица, то орел или ворона, а не попугай ара или колибри. А все потому, что колибри вы видели пять раз и то на картинках, а орла сотню, и может даже вживую. Это ярлыки, шаблоны, лежащие на поверхности, хотя подразумевать под данными словами можно тысячи вариаций, как деревьев, так и птиц. Если вы в городской тьме парка увидите громадного волка, то не назовете его иначе как собакой...

   - Потому что волки в городах не водятся, - Александр кивнул.

   - Все правильно. Предположим, есть какая-то сущность, похожая не пойми на кого - то ли на человека, то ли на пантеру; на волка или на огромную крысу. При столкновении каждый увидит что-то свое, хотя это будет нечто совершенно особое. И ведь все равно, описывая внешность, человек будет прибегать к знакомым образам, чтобы и другие его смогли понять. Логично?

   - Конечно. Вы ответили на мой вопрос. Что касается особенностей, есть ли какие-нибудь детали, повторяющиеся во всех легендах разных народов?

   - Есть. Необычайная сила, ум, зависимость от Луны, боязнь серебра и невосприимчивость к обычному оружию, как огнестрельному, так и холодному. Невероятная живучесть. Здоровье и хитрость. Кровожадность и свирепость. Бесстрашие. И еще то, что после нападения такого зверя выживший сам становился оборотнем.

   - Я понял. Легенды есть легенды, но неужели в современности, при наличии таких средств как спутники, видеокамеры, фотоаппараты до сих пор нет ни одного доказательства существования этих тварей? Я не вспоминаю разросшееся в разы население планеты, то есть возросшее количество потенциальных свидетелей.

   - Доказательства есть, но косвенные. Свидетельства очевидцев были во все времена. Наиболее известные оборотни - Ромул и Рем, основатели Рима, вскормленные волчицей. Еще один - Жеводанский зверь. Вы, как француз, не могли не слышать о нем.

   - Слышал, но не исследовал эту тему. Вы хорошо осведомлены?

   - Да. 123 съеденные жертвы. Действовал на границе Лангедока и Оверни с июня 1764 по июнь 1767 года. Ничего и никого не боялся, никогда не попадал в капканы и ловушки, игнорировал отравленные приманки, в изобилии разбрасываемые в лесу, и в течение трёх лет успешно уходил от устраиваемых на него облав. Нападал и днем и ночью. Жеводанский зверь описывался очевидцами как хищник наподобие волка, но размером с корову, с очень широкой грудью, длинным гибким хвостом с кисточкой на конце, как у льва, вытянутой мордой, как у борзой, с небольшими заострёнными ушами и большими, выдающимися из пасти клыками. Мог ходить на задних лапах. Ел сначала лицо, ранил когтями. Убит наповал серебряной пулей. Есть несколько теорий, но самая распространенная, что зверем был Антуан Шастель, младший сын того охотника, что застрелил зверя. Он много лет провел в Африке, жил уединенно. Последней жертвой зверя стала девочка по имени Мари, как тогда считали, внебрачное дитя Жана Шастеля, отца Антуана. И только после этого Шастель-старший решил убить сына. Есть два косвенных подтверждения этой теории - семья Шастель сидела за драку в тюрьме в то же время, когда зверь затаился с конца лета по декабрь 1765 года. Второе доказательство: после убийства зверя Антуан Шастель бесследно исчез. Что характерно, ни до, не после, подобных по наглости эпизодов не случалось, чтобы вот так на протяжении долгого времени одно и то же неопознанное существо убило столько человек. Описание зверя не характерно для Европы. Если бы это было обычное животное, рано или поздно такой же экземпляр попался бы на глаза охотникам, и его застрелили. Мутация отпадает, так как научно известно - мутанты нежизнеспособны, их убивают обычно свои же сородичи в юном возрасте; родиться же взрослым зверь не мог. И что остается?

   - Легенда об оборотне.

   - Ага. Есть, конечно, версия что зверь был привезен из Африки все тем же Шастелем-младшим, но это только версия. Редкостный ум, хитрость и наглость зверя ничем необъяснимы.

   - Ну да, тем более во Франции зимы не такие теплые, как в Африке, зверь бы замерз в первую же.

   - Вот именно что. За год приспособиться к климату невозможно.

   - Ладно, предположим, это оборотень. Почему тогда больше никто из них не стал наглым до такой степени, чтобы убивать помногу и в одном месте?

   - Угроза истребления вида. Мы говорим о разумных существах, значит, они могли учесть ошибки одного. Чтобы не привлекать внимания, проще убить сотню в разных городах, чем десяток в одном месте...

   - В разных городах? То есть вы считаете, что оборотни стали городскими жителями? Неужели в лесах мало места или не хватает животных для прокорма? Нет... В городе им не выжить. Угроза быть обнаруженными.

   - Вы не правы. Вервольфов на самом деле лишили и крова и корма. Раньше вся Европа была одной сплошной чащобой, ведь леса занимали 75 % всей суши. Я приведу вам сухие цифры - теперь леса занимают лишь 26 % суши, и 80 % европейских лесов сосредоточено в России. К 20-м годам прошлого века в Англии осталось всего 5% от средневекового количества лесов, во Франции 20 %, а в Испании 10%. В Швейцарии и Финляндии леса сократились вполовину. Вот и получается, теперь все леса наперечет и очень малы. К тому же кишат егерями и напичканы камерами слежения за исчезающими животными, жизнь каждого из которых ценится ныне повыше человеческой. Плюс туристы, натуралисты, всякие нудисты, и прочая, смерть или исчезновение которых не пройдет незаметно. Людей стало гораздо больше, зато в связи с потеплением, мелиорацией и вырубкой лесов популяции крупных млекопитающих только за последние 40 лет сократились на 59%. Популяция же нашего вида за последние сто лет выросла с 1 755 миллионов в 1910-м году до 7-ми миллиардов в нынешнем. Более чем втрое за столетие. Как вам это?