Драйв Астарты

Естори Рафу: А если противник тоже начнет охотиться за нашими командирами?

Рон: Надо обучать своих бойцов тому, о чем я сказал. В недалеком будущем роботы-охотники за людьми могут появиться у многих. К этому надо готовиться уже сейчас.

Етори Рафу: Но… Это, наверное, потребует серьезной реформы армии.

Рон: Безусловно. Такие реформы требуются каждый раз, когда меняется технология войны. Когда во второй половине XIX века появились пулеметы, армии пришлось отказаться от сомкнутого строя и обучить офицеров управлять бойцами, которые не собранны в плотную толпу, а рассредоточены.

Етори Рафу: Но для этого и бойцы должны были стать более толковыми.

Рон: Да. А теперь понадобятся ещё более толковые и самостоятельные бойцы. Но мы отклонились от конкретной темы в сторону общей военной стратегии.

Етори Рафу: Действительно, давай вернемся к «Майскому жуку». Когда я на своем любительском уровне пилотировал эту машину, мне показалось, что она бы могла выглядеть совсем как живая, если бы вместо движков были машущие крылья. Как у настоящих насекомых… Это называется «flap-flyer», я не ошибаюсь?

Рон: …Или просто «flap». Да, я думаю, у «Майского жука» могут появиться клоны с машущими крыльями, но это будет уже не патрульный флайер, а чисто диверсионный, совсем небольшой, полностью роботизированный и медленный. Если взять пример с охотой за людьми, то флап сможет выполнять это почти с идеальной скрытностью.

Етори Рафу: Но почему он должен быть медленный?

Рон: Машущий полет неэффективен при скорости выше полтораста узлов. Вообще я заметил, что авторы «Майского жука» на всю катушку использовали преимущества масштабно-модульного принципа, который позволяет очень гибко и быстро менять и размеры, и модули: силовой, двигательный, оружейный, маневровый. Когда машина полностью делается на фаббере, этот принцип позволяет быстро порождать клоны…

Етори Рафу: А какие ещё перспективы есть у клонов этой замечательной машины?

Рон: Я не готов сформулировать эти перспективы достаточно четко, но уверен: такие флайеры скоро сами расскажут о себе, причем очень доходчиво.

-----------------------------------------------------------

…

После общения с командой «Te-Ke Toys» Етори Рафу почувствовал, что срочно надо выпить маленькую чашечку крепкой местной рисовой водки, и отправился под навес ресторана при кемпинге, а там – прямым курсом к стойке бара, и…

– Я вас знаю! – Объявил очень пожилой дядя непонятно какой расы, одетый в бриджи болотного цвета и яркую красно-желтую пятнистую гавайку. На голове у него была лимонная повязка «bandana», а на лице – модерновые дымчатые очки «восьмерка».

– Простите? – Переспросил репортер.

– Я смотрел вчера ваш репортаж про «Майского жука», – пояснил тот. – Вы чертовски отчаяный парень, что решились сесть за штурвал этой бешеной личинки дракона.

– Как вы сказали? Личинки дракона?

– Да! Это была моя первая ассоциация. Я приехал сюда с Чеджу, корейского острова. Личинки драконов «Yeon», называемые «Ymugi», это часть тамошней мифологии.

– Подождите… – Растеряно произнес репортер, – …кажется, вы – Дако Парадино?

– Не кажется! – Ответил тот. – Это я и есть. Хотя буддистское мировоззрение учит воспринимать всю окружающую реальность, как «maya», мировую иллюзию… Ну, шлепайтесь за стойку, и я угощу вас иллюзией здешней супер-крепкой водки.

– Спасибо, но мне неудобно… Это я должен бы вас угостить. Ведь это я просил вас о встрече, чтобы задать несколько вопросов, которые интересуют наших зрителей…

– Да, да, – художник-футурист улыбнулся, – о политике, о космосе и о всякой всячине, происходящей с этим забавным человечеством. … Верно, Рафу?

– В общем, да… Сейчас я соберусь с мыслями…

Дако Парадино подмигнул репортеру и сделал выразительный знак бармену. Тот понимающе кивнул и через несколько секунд притащил пару чашечек «hanazake» и большое блюдо с фруктами, нарезанными дольками.

– Спасибо, – сказал Етори Рафу.

– Ваше здоровье, – ответил художник и глотнул водки.

– Ваше здоровье, – повторил репортёр и тоже сделал глоточек. – Вы не против, если я включу видеокамеру и сразу задам вопрос о политике?

– Никаких проблем! Мы ведь договорились заранее, верно?

– Да, – подтвердил Рафу, включая камеру. – Мы беседуем с известным новозеландским художником, основателем стиля «futurex». Этот стиль называется ещё «графической научной футурологией»… Скажите, Дако-сан, влияет ли искусство на политику?

– Смотря какое искусство и смотря в какую эпоху, – ответил Парадино. – Искусство, которое не влияет на политику, лишено смысла. Так же как лишена смысла эпоха, на протяжении которой искусство не может влиять на политику.

– Это неожиданное суждение, – заметил репортер. – Давайте попробуем разобраться. Например, музыка. Не песни, а именно сама музыка, без слов. Это огромная область искусства. Как она может повлиять на политику?

– Очень сильно, – сказал художник. – Как вы думаете, почему в тех странах, где правят исламисты, запрещен джаз, блюз, рок-н-ролл, диско и многие другие жанры музыки?

Етори Рафу на несколько секунд задумался, а затем уверенно ответил.

– Для исламистов это – символ Западной Европы и Америки, вражеской территории.

– Однако, – заметил Парадино, – исламисты не запрещают западноевропейские марши.

– Это так, – согласился японский репортер. – Я где-то читал, что марши согласуются с идеологией джихада по мнению какого-то муллы или аятоллы.

– А джаз противоречит этой идеологии, – добавил художник. – Какой-нибудь аятолла ничего не понимает, а просто чувствует это подкоркой своих пропитанных шариатом мозгов, но мы-то с вами можем найти причины противоречия. Как вы считаете?

– Наверное, можем, – снова согласился Рафу.

– …И в этом, – продолжил Парадино, – нам помогут Фрейд и Ленин.

– Вы сказали: Фрейд и Ленин?

– Да. Я сказал: Фрейд и Ленин. Фрейд, как мы знаем, открыл, что мораль, идеология, политика и вообще публичная власть опираются ни на что иное, как на управление основным инстинктом, сексом, сексуальным влечением, его стимуляцией или его подавлением. Дальше – простая логика. Искусство влияет на сексуальное поведение, следовательно, оно влияет и на политику. Вот почему Ленин, прочитав книги Фрейда, немедленно заявил: «Искусство – это часть партийной идеологии и агитации. Если искусство не служит нашей партии, то оно служит партии наших врагов». Ленин был предельно бестактным деятелем. Он публично заявил то, о чем все другие политики говорили лишь в кулуарах. Ленина в бестактности переплюнул только Муссолини.

– А Гитлер и Сталин? – Неуверенно спросил репортер.

Дако Парадино глотнул водки и пренебрежительно махнул рукой.

– Талантливые интриганы и не более. А в смысле стиля – унылые эпигоны.

– Это интересное мнение, Дако-сан. А современные политики? Например, Ним Гок?

– Ним Гок… – Парадино хмыкнул. – Всех почему-то интересует страшный Ним Гок, красный граф Дракула из Камбоджи, политический наследник Пол Пота.

– Вы иронизируете, Дако-сан?

– Да, я иронизирую! Чтобы увидеть будущее, надо понять настоящее, а для этого надо знать прошлое. Пол Пот и компания учились во Франции, в Сорбонне, взяли власть в Камбодже из-за военной операции США и удерживали власть при поддержке ООН.

– Простите, Дако-сан, но вы, наверное, что-то с чем-то перепутали…

– Что именно я, по-вашему, перепутал?

– Э… – Етори Рафу замялся. – Я знаю, что Салот Сар – Пол Пот, учился в Сорбонне, но остальное… Военная операция США…

– …Поддержка генерала Лон Нола, – перебил Парадино, – примитивного феодального диктатора Камбоджи. Янки не скрывали презрения к этому человеку, но помогали ему, чтобы ослабить красных в соседнем Вьетнаме. А на самом деле, они таким способом усиливали красных, к которым толпой бежали крепостные крестьяне. Бежали на волю, прошу заметить. В итоге к середине 1970-х красные победили и там, и там.