Год багульника. Кровавая луна (СИ)

Иштан изумленно уставился на него.

— Ты… ты готов пожертвовать своим бессмертием ради Моав?!.. — все еще не веря своим ушам, прошептал он.

Кравой неожиданно вздрогнул.

— Я бы пожертвовал ради нее гораздо б?ольшим… — опустив глаза, тихо сказал он и снова встрепенулся. — Но не будем медлить! У нас не так много времени: души — субстанции слишком хрупкие…

Развернувшись к висящей в воздухе фигуре, он проговорил какое-то заклинание — между ним и призраком одна за одной начали протягиваться серебристые нити. В мгновение ока они опутали тело краантль с ног до головы, но это длилось недолго: нити погасли и исчезли так же неожиданно, как и появились. Освобожденный, жрец солнца медленно поднял взгляд на висящую перед ним фигуру.

— Поспеши, Йонсаволь — белые ладьи уже ждут вас… И да благословит вас богиня!

Он сложил ладони в знаке благословения. Фигура мгновение помедлила и стала растворяться в воздухе; сверкающий дым становился все более прозрачным, и вскоре у кромки воды остались только двое эльфов.

— Теперь сестрица задаст тебе жару и после смерти, — сказал Кравой, улыбаясь, и обнял Иштана одной рукой за плечи. — Передашь ей привет от непутевого сына Краана?..

Со стороны гор к берегу тянулись уцелевшие остатки хэурских и эльфийских отрядов; торжествующе-яркая полоса на востоке предвещала солнце нового дня.

Эпилог

После яркого солнца глаза Кравоя не сразу привыкли к полумраку храма. Увидев Хегу, он учтиво преклонил колено.

— Тебе угодно было видеть меня, Хранительница жизни — я явился так скоро, как только смог.

Сильфа осмотрела его с ног до головы и улыбнулась.

— Благодарю, что отозвался на мою просьбу. Я приношу тебе поздравления с победой в Великой битве, и мое искреннее сочувствие, ибо я знаю, что она обернулась крушением твоего сердца. Прими мои слова с открытой душой, ибо в них нет ничего недостойного для воина.

Не зная, что ответить, Кравой удивленно смотрел на нее — неужели она для этого вызвала его в Мермин?! Поняв его мысли, Хега снова улыбнулась.

— Ты не спрашиваешь, откуда я знаю о твоих чувствах…

Солнечный эльф потупил взор — он не мог понять, к чему этот разговор.

— Мне поведала о них избранная дочь луны, Моав Синтарэль, — спокойно пояснила Хега.

Вздрогнув, Кравой весь напрягся — слишком свежа была рана в его душе! Хега продолжила:

— Она была здесь незадолго до своей смерти; поистине счастлив тот, кому довелось испытать ее любовь, ибо сердце ее было чисто, как слеза. Но свет его был ярким вдвойне, когда она вошла под эти своды, ибо его озаряло сияние новой жизни.

Едва поняв значение ее слов, краантль просиял, однако его радость сменилась страданием: страшная истина обрушилась на него, как лавина! Его лицо смертельно побледнело, комок встал в горле, мешая вдохнуть. Он не мог поверить… Несколько мгновений он стоял, не в силах сказать ни слова, мысли метались в его голосе.

— Видно, моя судьба и впрямь проклята, — сдавлено выговорил он, наконец. — Эллар послала нам надежду, а я не смог ее уберечь!..

Он умолк, раздавленный горем, но Хега улыбнулась ему.

— Ты — нет, но нашелся тот, кто смог это сделать. Велика любовь матери к своему ребенку, и многое под силу ей…

Что-то дрогнуло в лице Кравоя, он медленно поднял взгляд на Хранительницу. Она подняла руку, указывая куда-то: лишь теперь жрец солнца заметил, что в глубине храма, отдельно от других кроваток, стоит маленькая, свитая из зеленых ветвей, колыбель. С колотящимся сердцем он сделал несколько неверных шагов, затем замер, взглянул на Хегу… Та ободряюще улыбнулась. Переведя дыхание, Кравой подошел к колыбели, опустился на колени рядом с ней и заглянул внутрь: прямо на него удивленно смотрели еще не совсем проснувшиеся глазенки — синие, как воды Ин-Ириля.

— Ее зовут Аламнэй, — сказала Хега за его спиной. — На языке сильфов — Песня Полей.

***

В это же самое время далеко на севере, в неприступной Сиэлл-Ахэль, дежурный хэур тащил на сворке рычащего рысенка с белым, точно снег, мехом — маленького хэура, которому через много лет суждено будет навсегда покинуть Цитадель.