Царская руна (СИ)

В башне опять стояла мертвая тишина. Венды кемарили в полной темноте. Свет не проникал в помещение, о времени судил Лава по своим, одному ему понятным часам. Он сидел на полу, опершись спиной о стену. Нужно было успокоиться, все хорошенько продумать. Погубить могла любая мелочь. Лава старался, но сосредоточиться не удавалось, в голову лезла всякая ерунда: обрывки разных фраз, картинки из прошлого. Почему-то вспомнилась Лирина, ее абсолютно белые волосы и бесцветные, нечеловеческие глаза. Он прикрыл глаза, и увидел себя десятилетним пацаном. Вместе с ним - его брат, сестра, еще много других детей, чуть в стороне женщины. Все они пленники. Рядом громко спорят их хозяева, тонгры, такие же светловолосые и белоглазые, как и Лирина. Тонгры напали на городище внезапно, набега не ждали. Была пора большой охоты, поэтому мужчин было мало. Они это знали и не боялись, окружили городище и шли цепью, что бы никто ни сбежал. Весь живой товар согнали на невольничий рынок у большой реки. Детей, чтобы не разбежались, затолкали в клетки. Каждый день кого-то забирали, так забрали сестру, потом брата, пока в один из дней, он не остался один. Маленький человечек, забившийся от ужаса в самый дальний угол клетки.

Время торга заканчивалось, покупатели с юга торопились уйти до холодов. Тонгры тоже засобирались к своим стойбищам. Тащить с собой непроданного мальчишку-венда никому не хотелось. Скорее всего, его прирезали бы или утопили, если бы в один из дней не появилась Лирина. Она посмотрела на перепуганного юнца своими нечеловеческими глазами и сказала.

- Этого я забираю себе.

Спорить с ведьмой дураков не нашлось. Так Лава оказался в пещере самой знаменитой ведьмы тонгрийских лесов. Сначала было страшно, он пытался бежать, но каждый раз, блуждая по лесу, он выходил обратно к пещере. Лирина смеялась.

- Не получилось. Ничего, попробуешь в следующий раз, но прежде чем бегать по лесу, ты должен… - Следовал длиннющий список домашних работ. – За это спрошу строго.

Шли годы. Мальчишка вырос. Юный мужчина превратился в отличного охотника, в следопыта, воина, в кого угодно, но только не в колдуна. Лирина злилась. Лава не видел эманации духов, не мог пересечь черту потустороннего мира - темная сторона не принимала его.

- Ты слишком земной, мой мальчик. Я ошиблась – Так сказала она ему в один из дней. – Уходи, я не могу тратить на тебя свое время.

Лава обиделся. Он привык к этой женщине. Столько лет, охотился для нее, готовил еду, помогал во всем, защищал. Хотя нет, защищать ее было не надо, никто не заходил в ее пещеру - ни дикие звери, ни лихие люди. Тогда он не понял ее, ушел с обидой в сердце. Сейчас понимает, она должна была подготовить себе смену и время поджимало. Так приказал тот, кому она беззаветно служила и не могла ослушаться.

Много повидал Лава на своем пути и не раз, когда жизнь его висела на волоске, кто-то, словно бы прикрывал его, нашептывал ему верные решения. Он не знал зачем могущественная колдунья спасла его тогда мальчишкой. Почему продолжает защищать, но чувствовал, что когда-нибудь за все придется заплатить, и цена будет высока.

Тишина становилась такой густой, что закладывала уши, тяжесть давила на веки, сон кружил Лаву, окутывая словно мягкое, нежное облако. Глаза закрылись, ватное облако подхватило его, кружа и укачивая, как младенца.

Сначала появился голос, глухой и скрипучий, он никогда ему не нравился. Затем лицо. Бесцветные глаза смотрели в самую сущность Лавы. Наконец, плотная, молочная пелена разорвалась, и бестелесная женщина, проскользнув, присела рядом с ним.

- Лирина. – Губы Лавы растянулись в улыбке. – Кто сейчас стирает твои белоснежные платья?

- Неважно. – Глаза призрака, в отличие от голоса смотрели все также холодно и равнодушно. – Кто бы ни делал, он это делает лучше, чем ты. Тебе это никогда не удавалось.

- Я старался.

- Я знаю. – Лирина положила миниатюрную ладонь на глаза венду. – Посмотри. Что ты видишь?

- Ничего. – Перед глазами Лавы стелился лишь грязно-серый туман.

- Посмотри внимательно. Напрягись. Это очень важно. – В голосе призрака звучала тревога. – Я знаю ты другой, но ради своих ребят. Видишь черту. Черная линия на полу. Перешагни ее, или все умрут.

Вот и была цена. Вдруг явственно осознал Лава. Она берегла его для этого момента. Он не совсем потерян - он видит жирную, черную полосу, пересекающую комнату.

- Перешагни ее и ты всех спасешь. – Лирина почти кричала. – Торопись!

Ведьма провела рукой, и туман рассеялся. Лава увидел своих бойцов. Все безмятежно спали, вытянувшись или свернувшись калачиком. Дикий Кот, подложив под голову сапог сладко похрапывал.

- Или так. – Она махнула рукой в другую сторону. Картинка изменилась. Вместо спящих на полу валялись изуродованные трупы. Весь пол залит кровью. Страшные колотые раны. Разбитые головы и отсеченные руки. Видно было, что рубили и кололи в спешке, в темноте куда придется и как придется.

- Хорошо. – Лава встал и подошел к линии. Он знал, обратного пути не будет, с этого момента он будет видеть то, что превратит его жизнь в кошмар. А может и не только жизнь. Сидеть за столом великого Оллердана, во дворце павших, ему уж точно теперь не придется.

Лава сделал шаг. Линия пропала. Туман расползся по углам. Черная кошка, облизнувшись, скользнула в угол и растворилась в темноте. Сотник огляделся, все бойцы спали, но лежали как-то странно, словно упали и заснули в одночасье. Туман заклубился, поднимаясь к потолку, видимость раздвинулась, и Лава увидел Сороку. Юноша шел с закрытыми глазами, осторожно переставляя ноги. Страшный, искалеченный старик вел его за руку. Они вместе подошли к двери, Сава взялся двумя руками за тяжеленный затвор.

- Нет! – Заорал, что есть сил Лава, но Сорока не слышал.

Старик обернулся на крик и обнажил беззубые десны. Лава рванулся к двери. Он успел в последний момент. За дверью ждали и давили из всех сил. Еще мгновение и было бы поздно. Лава, двумя руками, всадил запор обратно в пазы. Старик пропал. Сава непонимающе хлопал глазами.

- Что случилось? – Сорока вдруг рухнул на землю. Ноги стали как ватные и не слушались.

- Ничего, сейчас отойдешь. Потерпи. – Лава понял. Саву держал призрак - старик исчез, и парень упал.

Лава смотрел на пытающегося совладать со своими конечностями Саву.

Ишь глазища то перепуганные. Нет, объяснять ничего не буду, только испугается еще больше. И уже во весь голос. – Ходил ты во сне. Вот лбом и приложился.

- Давай поднимайся и буди остальных. Время пришло. – Сотник решил, что тянуть дольше опасно, мало ли какие еще напасти в загашнике у горожан.

С того момента, как подняли одну плиту, стояла полная тишина. Лава заранее предупредил всех - ни звука, ни шороха, дышать и то через раз. Внизу стояла охрана. Сколько, не видно, но чуткое ухо сотника выделяло пять голосов. Щель между балками оказалось не столь широка, как хотелось. Пролезть в броне невозможно. Поэтому все разделись заранее, обмазались маслом и сажей, и теперь стояли похожие на два десятка чертей. В руках только мечи и сабли, никакого другого оружия. Лава запретил. Все решает скорость, ничего лишнего в руках, ничего, что может зацепиться, не вовремя упасть, задержать. Вторую плиту поднимали очень аккуратно, не дыша, но песок все же посыпался и маленький камушек звонко заскакал по каменному полу.

- Ты слышал? – Раздался голос снизу. – Шум странный.

- Ну, сходи, посмотри. – Второй более низкий и вальяжный явно принадлежал старшему.

- Да, че-то боязно мне одному-то.

- Фарух, сходи с молодым, посмотрите че там.

Венды застыли, светлое пятно факела приближалось. Все знали, первый идет сотник, остальные за ним по одному.

Фарух шел первым, светя факелом себе под ноги, молодой за ним. Если бы они хоть раз взглянули наверх, то, наверное, у них была бы другая судьба. Лава упал перед Фарухом, как черный демон ада, только почему-то сверху. Горожанин не успел даже вскрикнуть, сабля пронзила сердце. Факел упал и потух под ногой венда. Молодой, с огромными, от ужаса глазами и разинутым ртом, не пытался ни бежать, ни защищаться. Ударить так же как и первого не получалось, и Лава рубанул с плеча. Брызнула кровь, горец захрипел и осел на землю. Рядом приземлился еще венд, но не так удачно, как командир, он вскрикнул и упал, держась за ногу. Лава этого не видел, он мчался к тому месту, где освещаемые факелами остались еще трое. Он был уже рядом, когда началось.