Гражданин Империи

Голая степь кругом. Плоская, как фанера. Над степью летают птицы. Птицам глубоко плевать на то, что происходит внизу. Дождаться вечера? Сейчас что-либо предпринимать – полное самоубийство. Да и снайпер никуда не денется. Они, можно сказать, теперь одной ниточкой связаны.

– Женя, справа, на четыре часа, куст видишь?

– Да.

– Держи его на контроле. Там эта гнида засела.

– Поняла,– девушка переместилась за спину Степана, меняя сектор обстрела и вновь застыла, прильнув к окуляру оптического прицела. Нет, не уйдет снайпер. Уже нет.

– Я к Федотову. Прикроешь?

– Попробую.

Теперь вот так, улиткой, по миллиметру. И чтобы ни одна былинка не шелохнулась.

Состояние Игоря было критическим. Ранение в живот – штука не из приятных. Какие именно органы повредила пуля в полевых условиях определить невозможно. Степан оторвал его судорожно прижатую к животу руку, расстегнул камуфляж и осмотрел рану. Чистая. Крови почти нет. Зато нижняя часть живота постепенно принимает ярко выраженный синюшный оттенок. Внутреннее кровотечение. Все, амба. Он наложил на рану повязку, вколол сразу две ампулы обезболивающего и, старательно отводя взгляд от вопрошающих глаз Игоря, развернулся и пополз к Жене.

– Ну как он? – прошептала она едва слышно.

– Умирает.

– А мы можем что-нибудь для него сделать?

– Уже нет,– Степан сжался, ожидая от девушки либо истерики, либо упреков в свой адрес. Не дождался. Она лишь крепче сжала губы, продолжая наблюдение за вверенным ей сектором.

– Может из пулемета эту гниду шугануть? – прогнусавил Бавин.– А Женя бы его сразу срезала.

Дельная мысль. Рискованная, но дельная. К Степану уже вернулось самообладание. Рассуждать он теперь мог вполне логично и связно. Действовать – тоже.

– Можно и из пулемета. Тренога далеко?

– Тут она,– Ряднов уже суетился возле Бавина. Сообща они установили на треноге пулемет, умудрившись при этом не подставиться под пулю незнакомого снайпера и развернули его в сторону противника.

– Женя готова?

– Готова.

Степан прильнул к прицелу винтовки и мысленно перекрестился.

– Огонь!

«Максим» бодро застрекотал, разбрасываясь горячими гильзами. Одна из очередей прошила куст-ориентир. Еще четыре прошли левее, вздыбливая траву над едва заметным глазу пригорком. Степан тоже выстрелил. Наугад, в «молоко». Грохнул выстрел Жени. Не иначе как есть контакт.

– Ну что там?

Женя передернула худыми плечиками:

– Попала, кажется. Только не в голову. Он там, за пригорком сейчас.

Ничего, что за пригорком. Это не пригорок, это название одно.

– Женя, прикрывай. Остальные бегом за мной.

И они побежали. Понеслись во весь опор, по прямой, напрочь игнорируя возможность схлопотать пулю.

Снайпер не подавал признаков жизни. Не стреляла и Женя. Похоже, ей не в кого было стрелять. У пригорка залегли. Затем, взяв его в клещи с трех сторон, поползли вперед, стараясь издавать как можно меньше шума.

До снайпера Степан добрался первым. Тот сидел, баюкая простреленную руку и бормотал что-то бессвязное. Крепко сбитый, русоволосый. Одет в точно такой же камуфляж, что и сам Степан. Стандартный. Явно имперского производства. Враг его пока не видел – сидел спиной, покачиваясь словно под порывами ветра. Молится? И правильно, молись. Пора уже. Степан подошел вплотную. С тихим шелестом вылезла шашка из ножен. Куда рубить? Голову? Ноги? В конце концов, решил вскрыть сиртю живот: от солнечного сплетения до паха. Пожалуй, именно так будет справедливо.

– Повернись,– произнес Степан совершенно будничным голосом. Даже сам удивился, но как-то отстраненно. Сейчас он ощущал себя статистом. Разум его как бы со стороны наблюдал за происходящим. Тело двигалось само. Сирть медленно обернулся, продолжая бормотать свои бредни. Глаза его были определенно безумны. По подбородку тонкой стрункой стекала слюна.

– Хохленко??? – шашка выпала из ослабевших рук Степана.– Хохленко? Ты Хохленко?

Да, несомненно, это был он. Сержант Хохленко. Командир группы, с которой они совсем недавно сходились в учебном бою. Подоспели остальные. Узнали, несомненно узнали. Чуть постояли, оценивая ситуацию. Затем, не сговариваясь, Радченко с Рядновым подхватили безумца под руки и поволокли туда, где лежала Женя. Степан механически поднял шашку, сунул ее в ножны. Бавин подхватил с земли снайперскую винтовку (точно такую же как у Жени), и они не спеша, словно прогуливаясь, побрели к своим. Хохленко тем временем подтащили к умирающему Игорю. Тот все еще был в сознании. Глаза его смотрели непонимающе, испуганно. Сумасшедший же, то ли завидев дело рук своих, то ли почуяв неладное своим звериным чутьем, вдруг начал неистово вырываться, подвывая на одной ноте. Подошла Женя. Постояла, глядя на Хохленко. Молча развернулась и ушла. Вскоре вернулась с винтовкой Радченко, с размаху вонзила штык в живот убийцы. Провернула, как учили, и вытащила обратно. Тот внезапно расслабился, захрипел, пуская ртом кровавые пузыри. Затем губы его тронула улыбка, и он начал что-то говорить: путано, сбивчиво, словно боясь, что его прервут на самом интересном месте. Полнейшая абракадабра. Ни одного членораздельного слова. Ну когда же он заткнется, тварь? Степан потянулся к кобуре с парабеллумом, но Хохленко, словно прочитав его мысли, вдруг замолчал и обвис. Мертв. Чтож, туда ему и дорога. Хоть патронов не придется тратить.

Игорь Федотов умер вечером, с последними лучами уходящего солнца. Умер в сознании. Степан накачал его обезболивающим под самую завязку, не пожалев еще четыре ампулы. Это, несомненно, помогло – по крайней мере не так сильно мучился человек. Они вырыли могилу чуть поодаль от того места, где расположились временным лагерем. Похоронили Игоря. Слов, подобающих такому случаю, Степан не нашел. Не мастак он был подбирать слова о людях, которые едва-едва успели переступить порог смерти. О живых – сколько угодно. О мертвых – он лучше помолчит. Пусть другие соревнуются в словоблудии. Откуда-то Женя знала простенькую молитву. Совсем короткую. Ее то она и прочла, стоя у изголовья могилы. Затем мысленно простились с Игорем. Каждый по-своему. Пустили по кругу флягу Степана, глотали из ее горлышка теплый самогон. После этого улеглись спать, предварительно оттащив подальше труп Хохленко, да оставив Степана в роли вахтенного.

Ночь прошла без происшествий, если не считать того, что какие-то четвероногие хищники, которые с самого вечера крутились неподалеку от того места, где они бросили труп Хохленко, уяснили наконец, что соседствующие с ними люди не претендуют на свою долю свежей падали и, осмелев от безнаказанности, принялись рвать на части холодное тело. Часа четыре до Степана доносилось рычание, чавканье, какое-то поскуливание и характерный треск перемалываемых мощными челюстями костей.

Спозаранку Степан поднял своих людей и, пока они приводили себя в порядок да разгрызали галеты, запивая их водой из фляг, он продолжал размышлять о судьбе группы Хохленко. Что произошло с ними? Убиты? В плену у сиртей? Или может быть тоже, как и их командир, бродят сейчас по степи с безумными глазами, уничтожая все живое вокруг? В конце концов не выдержал и озвучил свои мысли остальным.

– Лично я думаю, что они мертвы,– Бавин рубанул рукой воздух, словно отметая все возможные возражения.– Хохленко наверняка сам их и убил.

– Вполне возможно,– внезапно поддержала товарища Женя.– Но свихнулся то он не просто так? Наверняка тому была какая-то причина.

– Интересно, какой может быть причина, чтобы сдвинулся настолько адекватный человек как Хохленко? – Степан поражался, глядя на девушку. Никакой истерики, никаких слез. А ведь вчера она потеряла друга и сама уничтожила его убийцу. Своими тонкими, почти невесомыми руками. Глаз за глаз. Нет, это не девушка – кремень.

– Причина может быть абсолютно любой. Нарвались на сиртей, потеряли часть личного состава. А может быть и все полегли – остался лишь Хохленко. Вот и свихнулся на почве вины. Да мало ли что может быть! – Радченко возвысил голос.– Может они всадника того мертвого тоже встретили. Я тогда сам чуть ума не лишился.