Камин-аут (СИ)

Должно быть, он отключился: чем закончились его размышления – вспомнить так и не смог. Пока он спал, кожа успела остыть, голова больше не разламывалась. Солнечный диск лишь немного сместился влево. Всё тот же стрекот, тот же неприхотливый теплый ветер проносился мимо. В небесной лазури тяжело передвигались облака.

Картой он почти не пользовался, а там, куда он направлялся, вряд ли она могла пригодиться. Сатин возвращался в дом на горячих источниках и раньше, но внутрь не заходил – осматривал участок. Почему он не зашел в дом? Может, боялся, что без Тео он снова начнет рушить мебель, сёдзи… А остановится ли – уже неизвестно.

Фрэя упоминала про долину с чайными домиками. Это был еще один путь, по которому можно было попасть на источники, но Сатин не хотел терять время на объезд, иначе может не успеть до темноты.

На этот раз – под ярким палящим солнцем, вызолачивающим воду в природных ваннах – дом выглядел более зловеще. Неужели с его прошлого приезда сюда так никто и не заходил? Что, хозяевам дом стал не нужен? Сегодня он не ощущал усталости, как в тот день, когда они с Тео впервые оказались здесь. Усталость смела неясная тревога. Дом Икигомисске взирал на него провалами окон, утопших в тени. Пустынная веранда зловеще уводила за угол. Пар над водой смотрелся неуютным бельмом, не привлекая, а наоборот, отталкивая, под волной золотых бликов по краям ванн, словно притаилась опасность. Не стерпев начинающей довлеть массы тревоги, хлопнул дверью и выбрался из машины. Накатило странное чувство, будто своим легкомысленным вмешательством он потревожил покой этого края. Просунулся в окно автомобиля и выключил магнитофон, из которого доносилось мурлыканье китаянки. Тишина стала давящей. Выпрямившись, опустил ладонь на раскаленную крышу, слегка постукивая пальцами, осмотрелся. Обширный двор покрывала необработанная земля, как на ферме, вперемешку с грязью. Несмотря на засушливую погоду, участок оказался сырам. Наверняка, здесь можно отыскать глину. Белые сандалии смотрелись дико на фоне всей этой грязи, но не босиком же идти?

Остановившись напротив входной двери, оглядел заросли. Это место не внушало доверия, солнце смотрелось эфемерно, едва ли кому захотелось войти в такой дом да еще заявиться без приглашения. Конечно, он не собирался подставлять свою спину под удар. А ведь, находясь здесь, он осознанно подвергал себя опасности.

Под ногами заскрипели доски, когда Сатин поднялся на незаметную ступень веранды. Не медля, прошел в направлении кухни. Шелестящие деревья у входа метали тени, казавшиеся злобными духами, призванными отпугивать воров. Дверь оказалась даже не закрыта, никто не потрудился её запереть. Внутри прихожей среди клубов пыли, парящих серебристыми стайками, разливалось душное солнце. В воздухе, словно вата плавала – дышать было абсолютно нечем. Похоже, сюда никто так и не заходил. Бардак, что он учинил, теперь покрытый слоем пыли, немым свидетелем взирал на непрошенного гостя, ожидая от него дальнейших действий. Тревога сместилась на задний план, сейчас нужно было позаботиться о кислороде. Солнце основательно протопило помещение, пожрав всю сырость, нередкую в подобных жилищах. Щеку обожгло, солнце медленно опускалось на западе, как раз напротив окон, выходящих во двор. Изучил деревянную раму, намертво вбитую в переплет, надавил на стекло, разумеется, то не поддалось, а духота становилась невыносимой. Сатин постоял еще какое-то время, выглядывая из окна, кожу покалывало, солнечное тепло растекалось по телу, норовя задушить в своих объятиях.

Туманящий голову дурман выветрился. Тусклый свет заливал коридоры. Ничего не изменилось. Сатин не без труда отыскал комнату, которую лишь с преувеличением можно было назвать рабочим кабинетом. То, что в прошлый раз лишь бегло осмотрел, сегодня тщательно разобрал. Выдвигая ящики за вычурные ручки, походившие на выпуклые засовы, привинченные шурупами, подобные ручки были у расписных ларцов. Он искал чеки, банковские выписки (не из воздуха же появилась вся мебель и вещи!), налоговые записи, еженедельник, телефонные, записные книжки, любые незначительные документы – очень маловероятно, что Икигомисске оставил бы свой паспорт или свидетельство рождения девочки – возможно, блокноты с пометками, деловой дневник, если таковой у Моисея вообще был… хоть что-то ценное. Документы по работе, да, Икигомисске занимал солидный пост, у него не могло ни сохраниться документов! Только если он специально их не забрал перед отъездом. Перебирая писчую бумагу, девственно чистую, наткнулся на какие-то ерундовые записи, только после, уже задвинув изуродованный нелепым узором ящик, сообразил, что это были за бредовые записи. Несколько листов с их перепиской – Моисея и Фрэи. Порой он забывал про недуг Икигомисске, и это совсем неудивительно: человек, сумевший долгое время пудрить другим мозги, так искусен в своем ремесле, что наверняка смог бы обойтись не только без ушей, но и без глаз. Сердце забилось чаще. Однако разочарования не возникло даже когда стало ясно, что в написанном нет ни грамма смысла, лишь шутовская перебранка да отдельные фразы, что уж точно никогда не приведет к Лотайре.

Присев на корточки, уперся коленом в пол. Половицы татами под ковром тревожно заскрипели, Сатин на мгновение замер, судорожно вслушиваясь, потом шустро собрал листы и просмотрел еще раз. После чего пригнулся, исследуя низкий комод в поисках потайных отделений. Провел ладонью по шершавому днищу, рискуя посадить себе занозу. Этот дом с каждой минутой нервировал его всё больше. Испещренные мелким почерком бумаги решил прихватить как сувенир, правда, еще не решил зачем. Метнул на столик, намереваясь вернуться сюда, после того как обойдет весь дом. Среди пустых папок и стопок листов в клеточку обнаружился остро заточенный нож для разрезки бумаги и полоса наждачной бумаги.

Тщательно проверил стены – в особенности ниши – углубления в полах, половицы под коврами, матрасы, задние стенки столов, бегло – скрипящие татами, даже люстры, осмотрел низкие потолки. Лихорадочно прощупал атласные и бархатные подушки, сиденья безногих кресел с высокими вогнутыми спинками. Содержимое ваз и кастрюль. Будь у него достаточно времени – вскопал бы и сухую запревшую землю в цветочных горшках. Отыскать хотя бы какой-то намек, что за существо жило здесь и принимало его дочь у себя в гостях. Существо, хозяин которого умеет превращаться в дикую кошку.

Перевернул Фрэин чемодан вверх дном, вытряс из него всю одежду и раскидал по кровати. На дне чемодана обнаружил давно разрядившийся мобильник, прихватил его и зарядное устройство. В этом была двойная польза: к номерам, что оказались в телефонной книге в Нагасаки, и которые он заблаговременно переписал, прибавятся еще несколько, к тому же есть возможность, что sms-сообщения окажутся более содержательными, нежели переписка.

Тревогу волна за волной затапливала злость.

Во дворе Сатин направился к машине и закинул на переднее сиденье мобильный Фрэи с «зарядкой» и папку с вложенными в неё листами бумаги.

Ударил кулаком по крыше. Знает ли Тахоми о том, что с него сняли обвинения? А если нет? То как пить дать презирает его. Вот только его освобождение не вернет ей тех часов, что она провела, убитая горем, в неведении. Когда ждала сестру. Кулак снова опустился на крышу автомобиля, на этот раз глухо и медленно. Он так сильно сжал пальцы, что заныло запястье.

Как и ожидалось, обыск не дал хоть сколько значимых результатов.

Зайдя за дом, туда, где в вечернем мареве вился парок, мысленно проклял жару. Когда он думал о ней, его захватывало бешенство. Стайки мошек, кружащие у леса, не давали покоя, они облепляли кожу и лезли в лицо.

Сложно было разобрать, сколько природных ванн заполнено водой: пар стелился мутным туманом, лишив возможности разглядеть получше. Крупные камни оказались сухими и горячими, Сатин присел на один и, перекосившись, нагнулся к источнику. Ладони утопли в тумане и спустя мгновение коснулись поверхности воды. Горячее, чем он думал. Изогнув шею, смочил потную кожу, умыл лицо и плеснул на волосы. Вода просочилась по шее за ворот, но легче от этого не стало.