Пристрелочник (СИ)

Описание от Мельника-Печерского довольно точно даёт картинку нашего будущего этой зимой.

Разница… Лошадей у нас нет. Праздники… какие-то будут. Не верю я, что человек может неотрывно, монотонно, единообразно проработать три-четыре месяца каждый день. Хомнутый сапиенс — иначе устроен. Да и производительность труда падает, а травматизм — нарастает.

Из деревень… может, кого и принесёт нелёгкая. После ушкуйников и мещеряков — я от соседей добра не жду.

Кому-то, той же Маре, будут другие работы. А так… лесоповал, домострой. И — уборка снега.

Лепим «мурьи» для всех!

Сформировали бригады, определись с участками работ. Поспорили насчёт места этих «зимниц»: я требовал отнести их на две версты от самого острия Стрелки. Времянки же! Да и другие доводы были. Определились с местами для бани, для поварни, для складов, для производств…

«Нет ничего более постоянного, чем временное» — давняя мудрость. Она подтвердилась и здесь: к весне мы вылезли из «зимниц» в нормальные дома, мы строили город, но ещё лет 10 эти ямы с крышками — постоянно находили ну очень нужное прям сегодня применение. Долгое время там был карантинный лагерь новосёлов. Потом сгнили крыши сделанные из сырого леса. Только тогда их развалили.

Что пригорюнилась, красавица? Ах — «память», людям место показывать… Выставлять для памяти надо красивое. А тамошнюю грязь, убожество… Глаза бы мои не смотрели.

Разобрались с инструментом, с припасами…

Лопаты штыковые! Две вязанки по 20 штук! Так, срочно ручки толковые сделать! О! Топоры! Красота! У меня тут есть малость плотницких да куча боевых топоров, но они легче лесорубных. Топорища — немедленно! А…

— Я велел ребятам точилы собрать. Вон, уже жужжат.

«Семь топоров рядком улежатся, а две прялки — нет» — русская народная мудрость. По теме: гендерные коммуникативные различия. И это — правда: в собранном виде мои точильные станки, сходные с прялкой-самопрялкой, которая появится на Руси через пол-тысячелетия, занимают слишком много места. Поэтому их везли разобранными, а теперь — собрали.

— Точильщик! Умница! У нас весь инструмент… после ежевечерней ручной заточки оселком на грани засыпания… Молодец!

Аким… умный мужик. Сунул в караван не только то, что я сам просил, но и то, что нормальному новосёлу край нужно. Сорок комплектов зимнего обмундирования! Включая рукавицы, шапки, полушубки… даже — лыжи! Кучу моих специфических продуктов: бумагу, пряслени, светильники, мыло, поташ…

— Спиртус твой — три бочки. Скипидара — четыре. Колёсной мази — корчага. Остальное — оставили.

— И правильно — что я тут ею мазать буду? Ладно, Яков. Как дед? Грамотку его прочитал внимательно, мало что на зуб не попробовал. Как он?

Каждое слово из «лаокониста» приходится выдирать клещами. Дед… плох. Хорохорится и егозит, но… Снова гноятся руки, сожжённые «за меня» в Елно. Ракита, оставшаяся за главного лекаря в вотчине, из Рябиновской усадьбы не вылезает.

Марьяна Акимовна… капризничает. Замуж хочет. Яков подробностей не рассказывает, но я же Марьяшу знаю — баба постепенно «с глузду съезжает». От недовольства… вообще всем.

Ольбег… перед отъездом был громкий скандал: его отпускать не хотели. Парнишка наговорил кучу гадостей деду и матери. Одного довёл до сердечного приступа, другую — до истерики. Ракита потом обоих отпаивала. Почему, собственно, и Якова послали — за внуком присмотреть. Вотчина держится на Потане да на Хрысе. «Они, конечно, мужи разумные, но…».

Чтобы гридень отозвался о смерде как о разумном человеке… Видать, все медведи в Угрянских лесах подохли.

Артемий учит уже третий состав бойцов — второй пришёл с караваном. Вырубка леса прекратилась ещё весной, к лету закончилась и раскорчёвка — незачем. Поэтому в караване вся «мазильная команда» с причиндалами. Стройка новых подворий прекратилась — не для кого. Земли больше нет, да и… То, что я ещё прошлой осенью предвидел — вотчина «полна под крышку».

Поэтому у меня на краю поля зрения постоянно маячит смущённо-испуганный Альф. И его команда.

Кирпичи делать стало не для чего. Поэтому Христодул с подручными шастает по полчищу.

Прокуй разругался с Акимом. Что не удивительно — с кем, кроме меня, он не разругался! Разобрал всё своё, упаковал, подвывая и царапаясь, занял целый дощаник и капал на мозги Якову и всем остальным — всю дорогу. Команда его здесь, в Рябиновке кузнецом остался один из его подмастерьев.

В общем — всё путём: вотчина постепенно возвращается к нормальному свято-русскому уровню. Поташное производство остановили — сковородки для выпаривания, прочие приспособы — выломали, мне привезли. Мельница с соломотрясом и шасталкой — на ходу, Горнист собирался быстренько всех обслужить. В смысле — обмолотить и смолоть нынешний урожай. Очень просился ко мне. На него шикнули, дали трёх парней в ученики. С условием: «выучишь — отпустим». А вот лесопилку остановили. Циркулярку сняли и караваном мне привезли.

Факеншит! Единственная на весь мир циркулярная пила лежит у меня где-то… где-то здесь — точно неизвестно.

Пряхи — прут, ткачи — ткут, скоты — растут. Этих — не прислали. Дословно: «нехрен ему, плешивому, худобу голодом морить да холодом морозить». Как я понял — мои поросятки и Акиму понравились. Пригляделся и умилился.

Урожай будет не худой. Но семян Аким не прислал. Обещал зимой обоз погнать. Ежели…

Тут Яков промолчал, но я и сам понял: ежели в этой глупой затее Ваньки-ублюдка хоть какой смысл сыщется. Для чего, опять же, Яков и пришёл посмотреть.

Аким, явно, сомневается в моей успешности. «Нет пророка в своём отечестве».

При всём множестве примеров моей удачливости — деда гложут смутные сомнения. Он-то знает — каково это. Он сам свою вотчину поднимал с пустого места, и всё прекрасно понимает. И труды, и риски. А уж ставить городок в чужой стороне, посреди поганых и нерусских, под какими-то не нашими, не смоленскими, князьями… Или — вообще без князей… Да не бывает так!

Пришлось показать Якову «Указ о основании…». С княжеской печатью. И «Меморандум» — с эмировой.

Сомнения его, вишь ты…! Но сделанного — не исправить: дед не прислал мне моей казны. Хотя я и просил прямо.

Это… «пол-пи». Северный лис полномасштабный. От носа до кончика хвоста…

Аким забрался в подземелья Пердуновской усадьбы, оценил… размеры и стоимость. Содрогнулся и… не рискнул. И не то что бы там так уж много, но для него в одном месте, на своей земле такое увидеть… было потрясением. Не то, чтобы он захотел себе прибрать — избави боже! Но гнать такую кучу серебрушек на какую-то Стрелку, за тридевять земель, незнаемыми путями, без надлежащей охраны… А ежели вдруг что — с кого спрос будет?

Без серебра… плохо. Очень. И исправить ситуацию…

Чтобы было понятно: от устья Оки до устья Угры — 1112 км. От устья Угры до устья Невестинки — 327. А там уж и до Пердуновки рукой подать. Туда-обратно — без малого три тысячи вёрст. Ока, по большей своей части, не дебри лесные. Но и в населённых местностях сбегать и вернуться… три месяца отдай. А там — ледостав. И ещё месяц — долой.

Моё-то письмо Акиму шло княжеской гоньбой Боголюбского. Княжьи гонцы, пока погода не мешает, идут вдвое-вчетверо быстрее, чем караваны. Иначе бы — новосёлы мои уже в дожди пришли, были бы больные во множестве.

Серебра нет, получить его… если повезёт — через полгода. Иметь кучу необходимых денег и не иметь возможности ими воспользоваться! Хоть на стену лезь! Можно вешаться…

Но я подобное уже проходил. Когда поднимал вотчину и лязгал зубами, вспоминая о своём «золоте княжны персиянской». Оно — есть, но… как локоть — не укусишь.

Получается, что хабар, взятый на битых ушкуйниках — дар божий. Рояль. Хотя, конечно, отказ Акима прислать мне мои денюжки… анти-рояль. Вот так и живу: «Не стреляйте в роялиста — он роялит как умеет».

В целом… Могло быть и хуже. Вотчина живёт. Без меня. Не то, чтобы меня щемит… Но… Но рост почти остановился. Запашка ещё увеличивается — по росчистям, новосёлы приходят — подселяют в освобождающиеся дворы, женятся. Новых изб не ставят. Инновушки мои, особенно не связанные с традиционным сельскохозяйственным циклом или обычными ремёслами — останавливаются. Вон, горшки пекут — Горшеня подмастерьев оставил, а приспособу для прясленей — мне отправили. У них, де, запас есть. А дальше пойти? Есть же и неосвоенные рынки… Нет, Аким — не бизнесмен. Ну и ладно — здесь сделаем.