Любить нельзя отвергнуть (СИ)

— Я не могу ответить тебе искренне, и врать не стану. Но твоя настойчивость уже утомляет. — Я выпрямилась и сняла с себя его плащ. — Тебе действительно стоит вернуться домой. Удовлетворять твоё любопытство я не собираюсь, а если вопросы не прекратятся, то и видеться мы тоже не будем.

— Прости, но поверить в то, что ты с графом… вы же живёте вместе. Могу поспорить на свою честь, что ваши комнаты рядом и между ними дверь. Хотя он сам клялся, что не прикасался к тебе, но… прости, Дарина. Я больше не стану спрашивать.

Вафнин взял мои руки и поднёс к губам, но я продолжала обижаться и остаток пути до деревни мы проделали молча.

Главная площадь местного селения, выбранная в качестве места казни, была похожа на загон для скота, а немыслимое количество столпившегося народа, ещё больше усугубляло эффект. Я не раз смотрела на казнь глазами осуждённой ведьмы, и всегда это событие привлекало народ, но такого, я не видела никогда. Селяне вперемешку с благородными дамами и кавалерами толпились вокруг позорного столба в довольно опасной близости. Все громко переговаривались, кто-то смеялся, кто-то причитал. Может быть, стало известно, что именно эта ведьма виновата в смертях молодых девушек в столице и теперь все жаждут мести? А впрочем, какая разница, зрелище от этого не станет менее противным.

— Хочешь подойти поближе? — деловито поинтересовался мой кавалер.

— Нет…

— Дарина! — К нам подлетел Тин, едва не задавив своим конём. — Вафнин, бери свою даму, я вас провожу.

Вафнин не стал ничего спрашивать и взял меня за руку. Я недоверчиво на него покосилась. И с каких это пор Тин приказывает ему, а тот слушается?

Наши "почётные" места находились немного в стороне от толпы и слишком близко к позорному столбу. Пока ещё пустому. Посланцы, облачённые в традиционные серебристые балахоны, в количестве трёх штук суетились рядом, чем-то обрызгивали хворост и зажигали факелы. Готовились.

— Милая, ты всё помнишь? — очень тихо спросил Тин. Я недовольно отвернулась, демонстрируя своё отношение к этой скверной затее.

— Дарина?

— Да, но будь рядом, пожалуйста.

— Конечно.

Тин развернулся и ускакал, видимо рядом в его понятии располагалось на достаточном удалении от меня. Ну и пожалуйста! Повернулась спиной к Вафнину и прижалась к его груди. Он обнял меня. Спасибо, что не спрашивал о странном требовании Тина, а то, что моё присутствие на этой казни его инициатива, поймёт даже слабый умом.

Начало затягивалось… хотя Тин говорил, что сжигать её будут на рассвете, а небо только-только начало алеть.

— Дарина?

— М? — отозвалась я.

— С проблемами, тайнами и странными друзьями я приму тебя любую и всегда окажу помощь, — очень тихо произнёс Вафнин и крепче прижал к себе.

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Мне всё равно. Я люблю тебя любой.

Ох… звучит красиво, но я точно знала, что расскажи я правду про свои сны с ведьмами и ожоги, Вафнин унесётся со скоростью ветра. И это хорошо, если просто унесётся, но каждый житель империи обязан извещать Посланцев о ведьмах и просто похожих на них, дабы очистить мир от скверны.

— Пресвятая Иллирия, дай сил пережить это, — прошептала я, смотря как оживилась толпа. Видно Посланец пошёл за пленной.

— Ведьма!

От резкого голоса я вздрогнула.

А после крики уже не умолкали… они, словно море захлестнули меня, оглушали. И только крепкие руки Вафнина, обнимающие меня и грудь, к которой я прижималась, позволяли оставаться в сознании. Я вцепилась в него и едва дышала от ужаса, смотря, как вдоль возмущённых горожан вели ведьму. А это была она… не знаю как, но я видела, что она другая. Другая не потому что отличалась от простых людей, но и от той, которую я видела в парке тоже. И дело было не в рваном, пропитавшемся кровью платье и не всклокоченных волосах… я просто знала, чувствовала её тёмную, тяжёлую ауру. Тин был прав, мне нужно было увидеть её, чтобы понять. Да, не все ведьмы несут в мир зло, это я знала, но одно дело знать, а другое видеть.

Кто-то поднял камень и кинул в ненавистную им женщину, а я невольно коснулась своей брови. В одном из снов мне рассекли бровь камнем, и кровь застилала мне глаза. Селяне вообще часто закидывали ведьм камнями, но всё же когда те стояли уже у столба, чтобы ненароком не зашибить Посланца.

Вафнин прижал меня к себе плотнее и поцеловал в висок.

Тем временем ведьма шла сама, не спотыкаясь и не трясясь от страха. Она… улыбалась? Чему? Массивные цепи на шее и поясе явно были тяжелы, и я на себе знала как трудно с ними ведьме, как они ослабевают и физически и духовно, но чему радовалась эта женщина? Может быть избавлению? Да уж… эта точно не будет рада избавлению, она колдовала много и часто, магия не просто была в её душе, она пропитала её сущность. Я видела её, тёмную, холодную. К такой даже приближаться не хотелось.

Женщина сама зашла на деревянный постамент, выслушала своё обвинение с невозмутимым выражением лица. Посланцы задали традиционные вопросы о других ведьмах в селении, о желании умереть от их руки. Она окинула скучающим взором толпу, но едва увидела меня, изумлённо замерла, а уголок её губы едва заметно дёрнулся. Посланец, ожидавший, что ему не станут отвечать, толкнул осуждённую к столбу. Та спокойно позволила себя связать, но продолжала буравить меня взглядом. А затем я увидела её глаза… и словно провалилась в омут. Крики толпы стали глухими и незначительными, израненное от пыток тело гудит от боли, ноги дрожат, тяжело дышать из-за цепи на шее, она душит. Послышался запах гари и жар под ногами. Огонь начал пожирать меня. Как быстро… Я чувствовала, как сгораю, как моя плоть умирала.

— Дарина! — резкий голос вывел меня из оцепенения. Моргнула, скидывая с себя дурноту. Подняла глаза, передо мной стоял обеспокоенный до крайности Тин. — Не смотри ей в глаза, — прорычал он.

Обернулась, Вафнин так же был белее снега, а руки его, обнимающие меня, словно окаменели.

— Я в порядке.

— Точно? — Тин коснулся моей щеки.

— Да… Пресвятая Иллирия, Тин! — прошептала я, смотря на разгорающийся костёр. — Ты видишь это?

Он обернулся, но судя по всему, ничего странного не увидел. А вот я ошарашенно наблюдала как чёрный туман, тот самый, с которым сражался Тин на берегу озера, тянулся щупальцами к сжигаемой ведьме и словно вырывал из неё плоть. Нет… не плоть конечно, ведьма безвольно висела на верёвках, а кожа её медленно чернела и обугливалась. Но туман! Он… он вбирал в себя дух. Вбирал, но при этом оседал на землю тёмным вязким пятном.

Я осенила себя символом пресвятой Иллирии.

Тем временем толпа оглушала радостными криками. Ведьма сожжена в лучах восходящего солнца и произошло это удивительно быстро.

— Позвольте, — грубо произнёс Тин, снял руки Вафнина с моей талии и отвёл в сторону. Я обессиленно прижалась к прохладной стене дома, запоздало подумав, что та грязная.

— Рассказывай милая.

— Тин, твоя жестокость удивительна, — прошипела я. — Ты послал меня сюда со своими целями, но я не твоя собака.

— Нет… конечно же нет, — виновато произнёс он, протягивая руки чтобы обнять, но вовремя себя останавливая. — Ты моё сокровище, я убью любого, кто посмеет сделать тебе больно или обидит, — Тин всё-таки не выдержал, взял мою руку и поцеловал её. — Но нам необходимо разобраться с твоим даром, чтобы ты могла жить не опасаясь. Не боясь осуждения. Посмотри на меня.

Я подняла голову.

— Расскажи мне всё.

— Ведьма, ты был прав, она другая. Я толком не поняла, что произошло. Она заинтересовать мной, а потом, когда я посмотрела ей в глаза, всё поменялось. Как во сне, но иначе. Я не видела казнь глазами, но чувствовала. Ведьма… — я задумалась на мгновение, вспоминая те ощущения. — Она желала овладеть мной. Цепи её держали не крепко, её дух был свободен и почему-то выбрал меня. Но ты вмешался, и когда я снова посмотрела на ведьму та тварь, о которой ты говорил, она была рядом и пыталась сама вырвать свою хозяйку из уже почти сгоревшего тела. А ведьма… пресвятая Иллирия… что я такое говорю…