Хельга, Хильда, Хольда

Так или иначе, ничто не предвещало беды, которая все-таки случилась.

Когда Вермут, наконец, застегнулся, вооружился и вывалился из каюты, в коридорах царила кутерьма. Носились матросы и солдаты — полуодетые, вооруженные и безоружные, под вой сирены пролетали электрокары с установленными на них пулеметами, где-то раздавались очереди, вопли, металлический стук. Вермут сумел поймать за руку пробегавшего матроса и спросил: «Что случилось, почему все на ушах?» — «Американцы напали!» — прокричал матрос, вырвался и убежал. Сперва Вермуту показалось, что все ясно. Но осмыслив ответ матроса, он понял, что неясно по-прежнему ничего. Американцы сумели тайно подобраться к оазису и нанести удар? Как? Системы слежения и предупреждения опасности на базе отвечали самым современным требованиям, подобных устройств не было даже в резиденции фюрера!

Вермут побежал к подледному доку. Первой его обязанностью была защита собственной подводной лодки, хотя он пока не представлял себе уровень угрозы и тем более не понимал, как собирается сражаться с грозными американскими морпехами, имея лишь табельный пистолет и офицерский кортик. По дороге он встретил немецкого рядового, тащившего за спиной огромный трофейный М2. Из академического курса, посвященного оружию потенциального противника, Вермут помнил, что даже без станка подобная пушка весила под сорок килограммов.

Он добрался до дока через пару минут. Основная канонада гремела именно здесь: немцы засели на одной половине дока, американцы — на другой. И те, и другие опасались повредить подлодки, поэтому старались стрелять по потолку, обрушивая на противника ледяную крошку, а порой и достаточно крупные сталактиты. Обрушения свода на док немцы не боялись, поскольку внутри наледи была стальная арматура и бетонная опалубка. Американцы этого не знали и потому атаковали менее активно.

Плюхнувшись рядом с каким-то рядовым, палившим короткими очередями из «тридцать восьмого», Вермут практически заорал тому в ухо: «Доложите ситуацию, рядовой!» Солдат, перекрикивая стрельбу, доложил. Потом Вермут потребовал доклада от рядового с другой стороны — тот изложил свою версию событий. В результате у Вермута в голове сложилась более или менее полная картина — отчасти описанная солдатами, отчасти домысленная.

Как выяснилось, американцы подошли на подлодках на расстояние торпедирования и запустили несколько торпед прямо во входную группу базы. Торпеды, судя по всему, были управляемыми, поскольку витиеватая конфигурация бухты не позволила бы причинить серьезный вред обычной торпедой типа «Марк 14». Вермут не знал, что у американцев есть самонаводящиеся управляемые торпеды, хотя Германия уже давно применяла подобное вооружение. Что ж, поплатились за собственную невнимательность.

Входная группа обрушилась, похоронив под своей тяжестью две тарелки Циммермана и опытный Focke-Wulf Fw 500 «Kugelblitz», который доставили всего за два месяца до того и толком не успели даже испытать. Воспользовавшись паникой и расчищая путь торпедами, американские подлодки добрались до самой базы, после чего всплыли и расстреляли из палубных орудий все движущиеся немецкие объекты в радиусе поражения, в том числе аэростат наблюдения и еще один диск Циммермана, который на момент атаки возвращался на базу и потому не попал под обрушившиеся своды входной группы.

Полежав немного за наскоро построенными заграждениями из мешков, Вермут пополз обратно в коридоры базы. Со своим пистолетиком он явно ничего сделать не мог и потому подумал, что в данном случае лучше пойти по пути наименьшего сопротивления. То есть отсидеться в каюте. Но осуществить этот план ему не позволили.

До каюты Вермут добрался быстро. Тут, в глубине базы, стояла относительная тишина, да и беготни стало меньше: защитники сгруппировались в точках «фронта», находившегося на достаточном отдалении от жилых отсеков для офицеров. Немного подумав, Вермут прошел к соседней двери и постучал. «Можно?» — спросил он. — «Можно».

Шеффер сидел на кровати и читал книгу. «Как вы можете читать в таких условиях?» — поразился Вермут. «А что делать? — пожал плечами Шеффер. — Я командир подводной лодки, а не пехотинец; кто хорошо умеет передвигаться ползком и стрелять из положения лежа, тем и штандарт в руки, а я подожду, пока все уляжется». — «А если не уляжется?» — «Если не уляжется, то придется действовать по обстоятельствам».

В этом был весь Шеффер. Он мыслил простыми категориями, не планируя даже завтрашнего дня — но его удивительные инстинкты позволяли ему мгновенно принимать правильные решения, которые отразились на его мундире тремя наградами — Нагрудным знаком подводника и парой Железных Крестов (первого и второго класса). Вермут, будучи старше Шеффера на год, пока ни одной награды не получил и, более того, понимал, что вряд ли ему что-либо светит ввиду явного ухудшения ситуации на европейских фронтах.

Вермут сел на стул. «И что? — спросил Шеффер. — Вот вы сели здесь, Вермут, и думаете о том, как все плохо. Ничего изменить вы не можете, ничего сделать тоже, однако теряете время, сидите и рефлексируете. А могли бы, между прочим, читать книгу, обогащать себя знаниями и получать максимально возможное в данной ситуации удовольствие».

Вермут хотел возразить коллеге, но в этот момент раздался стук в дверь. «Войдите!» — громко произнес Шеффер. Дверь распахнулась, и оба обер-лейтенанта вскочили как по команде. В каюту вошли двое: Эрих Вюрдеманн и один из странных пассажиров U-530. Вюрдеманн сделал шаг вперед и сказал: «Как хорошо, что вы оба здесь. Вы должны спасти нацию, господа».

«Мы готовы!» — за двоих ответил Вермут.

«Прошу вас следовать за мной».

«Можете называть меня Ганс», — внезапно вклинился странный человек.

«Да, герр Ганс», — склонил голову Вермут.

Вюрдеманн, не обратив внимания на вмешательство другого, кивнул и сказал: «Я рассчитываю на вас, господа».

Он вышел первым. «Пойдемте», — сказал Ганс своим глухим, странным голосом; Шеффер и Вермут последовали за ним. Все четверо шли достаточно долго, обходя стороной затронутые боями части базы, чтобы попасть в другое крыло — то самое, в котором расположилась ставка других. Ни Шеффер, ни Вермут здесь никогда ранее не бывали, поскольку все двери были закрыты, а допусков и, соответственно, ключей у обер-лейтенантов не было. Теперь же Вюрдеманн открывал дверь за дверью, пропускал вперед моряков и Ганса, затем закрывал дверь.

Примерно через пять минут, спустившись на два уровня вниз (как понял Вермут, этот этаж располагался в толще льдов уже под водой), они оказались в большом помещении, напоминающем конференц-зал. Дорогие ковры, обитые деревом стены, портреты фюрера и министров, длинный дубовый стол и две дюжины стульев около него. В помещении находились четверо других и капитан-лейтенант, представленный как Йоахим Дееке. Насколько помнил Вермут, Дееке, как и Вюрдеманн, числился погибшим при выполнении служебного задания.

«Господа, — повернулся к обер-лейтенантам Вюрдеманн, — сейчас к вам обратится Рейхспрезидент Великой Германии гросс-адмирал Карл Дёниц». Вермут нахмурился и открыл было рот, но Вюрдеманн предупредил его вопрос. «Фюрер покончил с собой тридцатого апреля, последние полторы недели страну возглавляет Дёниц». Шеффер скривил рот в иронической усмешке, видимо, не будучи уверенным в политических талантах старого вояки. Вермут сдержался, не проявив никаких эмоций.

Обер-лейтенанты полагали, что обращение будет письменным или переданным посредством записи, но все оказалось гораздо удивительнее. Экран на одной из стен комнаты осветился, и на нем появилось лицо Дёница. Гросс-адмирал заметно постарел и осунулся.

«Добрый день, господа», — сказал он.

— «Здравствуйте, господин гросс-адмирал!» — в один голос поздоровались Вюрдеманн и Дееке. Прежде чем с опозданием произнести ту же реплику, Вермут понял, что никакого привычного «Хайль Гитлер!» уже нет, и потому приветствие звучит несколько по-граждански, непривычно. Еще более его удивила прямая телевизионная связь — о такой технологии Вермут не слышал.