Хельга, Хильда, Хольда

Капитан оказался в трудном положении. С одной стороны, он понимал, что неисполнение требования пассажира в данном случае может привести к весьма неприятным последствиям, с другой стороны, у подлодки просто не хватило бы ресурса на плавание подобной продолжительности. Последний факт он и изложил пассажиру. Тот немного подумал и спросил, может ли лодка направиться в указанную точку после остановки в оазисе Ширмахера. Вермут подтвердил такую возможность. На том и сошлись. После остановки и пополнения запасов горючего и прочих расходных материалов в Новой Швабии U-530 направится по названным координатам, в то время как «девятьсот семьдесят седьмая» пойдет обратно в направлении Европы.

Впоследствии капитан Вермут не раз возвращался к странным координатам и пытался понять, что же такого могли найти в этой точке. Но тщетно.

Во второй раз другой появился на мостике за три часа до прибытия в точку назначения. Он сказал, что займется координированием, потому что никогда не бывавшему в Новой Швабии капитану трудновато пройти фарватер. В глубине души Вермут обиделся, но промолчал, поскольку определенная доля правды в словах пассажира была. Как ни странно, пассажир вел подлодку не хуже обер-лейтенанта. Отдавал верные команды, направлял подводный корабль, хитроумным образом курсируя вдоль берега, и в итоге провел его между двух больших льдин, чуть правее оазиса. Там пряталась бухта, накрытая сверху полупрозрачными листами льда, тонкими и пахнущими опасностью, точно сейчас, с минуты на минуту, они обрушатся на всплывшую уже подлодку и потопят ее своей реальной тяжестью, противостоящей видимой легкости. Но все обошлось.

Удивительным для Вермута было то, что человека, который встретил пассажиров на подледной пристани, звали Ганс-Юрген Хельригель. Ему не было еще и тридцати, и Вермут хорошо помнил Хельригеля, учившегося в академии тремя курсами старше. Они не были близко знакомы, и Ганс-Юрген не подал виду, что знает Вермута, — а может быть, и не узнал вовсе. Хельригель вел себя по отношению к гостям подобострастно, показывая учтивыми жестами дорогу и чуть склонив голову, точно с телом его затылок соединялся изогнутым в районе шеи железным прутом.

Загадка Хельригеля заключалась в том, что он героически — пусть и при весьма загадочных обстоятельствах — погиб в сорок четвертом. Насколько Вермут знал, Хельригелю предложили перейти в Аненербе и командовать одной из исследовательских подлодок Общества. Далее все покрывалось завесой тайны, но спустя два года после ухода Вермута из Кригсмарине пришла официальная информация, что он вступил в неравный бой с врагом и предпочел капитуляции смерть. Только по коридорам и кабинетам ходили совсем другие слухи, мол, Хельригель бился не с обычным врагом, а с какими-то неизвестными созданиями, поднявшимися с морских глубин. Ввиду того, что к тому времени сотрудничество с другими уже было официальной линией Партии, дело Хельригеля замяли, объявили его героем, который защищал потусторонних друзей Рейха от внешней угрозы (хотя от чего можно было их, всемогущих, защищать, оставалось загадкой), и, наконец, о нем забыли. Теперь же он стоял перед Вермутом и при этом был живее всех живых.

Еще более удивился Вермут, когда его самого и команду встретил другой человек — знаменитый Эрих Вюрдеманн, прославившийся успешным сражением с группой других еще до того, как те официально стали друзьями. В том бою Вюрдеманн превратил в кровавую кашу полтора десятка биомашин, прежде чем его U-506 была затянута на нечеловеческую глубину могучими щупальцами и размолота в труху огромными челюстями. Вермут никогда не задумывался, откуда известны такие подробности: они просто проявлялись в кабинетных сплетнях, подобно математическим аксиомам, хотя нередко шли в разрез с объективными фактами. В частности, другие никогда не были замечены на море и казались офицерам, не имевшим с ними прямого контакта, исключительно сухопутными существами.

Вюрдеманн попросил Вермута построить несколько урезанную команду из сорока восьми человек на пристани, разделил их на группы и перепоручил лейтенантам, Вермута же повел сам. Краем глаза обер-лейтенант заметил, как аналогичным образом строят команду Шеффера, и как люди в темных, незнакомых подводнику мундирах, быстро переносят ящики с грузом по стапелям на берег.

Первой фразой, обращенной к Вермуту лично, была просьба ни о чем не спрашивать и просто выполнять приказы. Ввиду того, что именно так обер-лейтенант и собирался впредь поступать, беспокойство Вюрдеманна казалось излишним. Более того, Вермут и словом не обмолвился о том, что другой хотел использовать его подлодку в качестве транспортного средства, отправившись к непонятной точке вдали от человеческих берегов. Вюрдеманн показал коллеге его комнату в одном из коридоров подледного комплекса, порекомендовал не болтаться где попало без необходимости и откланялся.

Точно так же был поселен и Шеффер — в двух комнатах от Вермута, за поворотом коридора. Вермут не знал об этом в течение нескольких последующих дней, потому что вечером после прибытия на базу Шеффера свалила с ног сильная ангина и он не покидал своей комнаты, не появлялся даже на завтраках, обедах и ужинах.

Две недели прошли для обоих капитанов впустую. Они ждали приказа, который, казалось, должен прийти с минуты на минуту, но он не приходил и не приходил. Часть базы, куда провели таинственных пассажиров, для рядовых сотрудников Кригсмарине была закрыта, но в доступной половине нашлась прекрасная библиотека, несколько комнат отдыха и спортзал. Шеффер выполз из каюты только через шесть дней, вялый и сонный, но достаточно быстро набрал былую форму и к моменту приказа был целиком и полностью готов к исполнению последнего.

А приказа все не поступало.

Взрыв произошел внезапно. Тряхнуло, подбросило, посыпалось, перекосилось, Вермут набил себе шишку на лбу, причем в темноте так и не понял, обо что. Слышались крики, автоматные очереди, топот. Обер-лейтенант нашарил выключатель, но свет не зажегся, и Вермут в первый и последний раз пожалел о том, что не курит. Одеваться в темноте было довольно трудно, но минут за пять он вполне справился, даже проверил, заряжен ли пистолет. К этому моменту шум снаружи почти прекратился или, по крайней мере, перебрался куда-то далеко, превратившись в отдаленное эхо. Вермуту стало интересно, где Шеффер, он осторожно открыл дверь и выглянул наружу.

Боеготовность базы за последнюю неделю упала практически до нуля. Сонное царство, царившее среди вечных льдов, постепенно охватывало тела и умы; офицеры и матросы бродили бледные, скучные, с каждым днем в спортзале становилось все меньше и меньше посетителей, а сводки с фронтов и из тыла были подозрительно одинаковыми и равно оптимистичными — и Вермут, и Шеффер, и все более или менее умные офицеры подозревали фальсификацию. Самой странной вещью в этих сводках было отсутствие Вождя. Гитлер не упоминался, точно государство возглавлял не он, а Шверин фон Крозиг на пару с Дёницем — имена последних появлялись все чаще и чаще. На фронтах же немецкая армия праздновала успех за успехом, неотвратимо тесня советских захватчиков от Познани к Варшаве и от Варшавы к Белостоку. Вермуту было неприятно это слышать, поскольку еще недавно упомянутые территории принадлежали Германии, а советские солдаты оборонялись и никак не могли считаться «захватчиками». Над базой витала дымка приходящей из-за океана лжи, пропитывая стены, потолки, постели и даже еду в офицерской столовой.

С момента прибытия подлодок минула неделя, потом еще одна и еще одна. Вермут, несмотря на первоначальную неприязнь к Шефферу, к его заносчивости и в определенной степени мягкотелости, постепенно сошелся с коллегой, поскольку иных вариантов не существовало. Постоянные сотрудники базы держались обособленно от «пришельцев», переговаривались в их присутствии шепотом и на контакт не шли. Команды обеих субмарин занимали в столовой дальние столики, и даже если кто-то из гостей пытался подсесть к «местным», те немедленно замолкали и молча хлебали свой суп. Параллельно с бытовым просиживанием штанов шла и работа: обе подлодки приводили в порядок, укомплектовывали топливом и сухпайками, подготавливая их для длительного перехода.