Проклятая (СИ)

— Так ты, что, не ведьма?

— Нет, кретин! Пусти меня, придурок! Ай, пусти, мне больно!

А когда он выпустил мои волосы, извернулась и коварно ударила по дых ногой. Драка чуть не началась снова, но в последний момент мальчишка вспомнил про еду и, отшвырнув меня, кинулся к подносу.

Я потрогала разбитую губу и буркнула:

— Вкусно?

— Ош-шень, — отозвался мальчишка. — А ты тофта фто? Не фринцесса?

— Принцесса, — вздёрнув подбородок, отозвалась я. — Принцесса Алисия. А ты кто?

— Фафифиан, — прошепелявил мальчишка, запихивая в рот еду.

— Чего?

— Максимилиан, — прожевав, ответил мальчик. — И я точно принц. Так что поклонись.

— Ещё чего, — хмыкнула я. — И ты не похож на принца.

— Зато ты — лгунья! — ткнув в меня пальцем, заявил Максимилиан. — Принцесса Алисия, что б ты знала, ведьма, чудовище и к тому же уродина. А ты… ты красивая, — почему-то засмущался он.

Я удивлённо моргнула.

— Красивая? Я? — честно говоря, никогда о себе как о красавице, я не думала. Мне просто никто об этом не говорил… никогда.

— Ну да, — буднично ответил мальчишка. — Как будто ты не знаешь. Но зачем ты врёшь? И браслеты нацепила.

— Они не снимаются, — буркнула я, садясь рядом с ним на кровать. — И я, правда, принцесса. И ничего я не вру.

— Врёшь, — убеждённо произнёс Максимилиан. — Принцесса меня бы уже убила. Потому что она ведьма и…

— Да не ведьма я!

Наверное, крик убедительным получился, потому что мальчишка вдруг как-то странно посмотрел на меня — с ног до головы, изучающе.

— Да ладно… Но почему ты тогда… Почему ты тогда такая красивая?! — завопил он, будто я коварно обманула его в лучших чувствах. — Ты же не можешь бы такой красивой, потому что…

А я подумала, что ещё чуть-чуть и я ему врежу.

А сама — неожиданно для себя — стала рассказывать. Про маму, которую не знала, про отца, которого никогда не видела. Про обморочных служанок, про монахов-садистов, которые меня пороть пытались.

Он слушал, раскрыв рот. А, когда я замолчала, выдохнул:

— Так это… помимо тебя… выходит?..

Я кивнула.

— Вот чёрт! — ошеломлённо пробормотал Максимилиан. — Так это же проклятье! Ты не думала съездить в храм Всех Святых, помолиться, очиститься…

— Начерта? — буркнула я. А сама вспомнила, как красивенько запылало распятье у наставника в келье, когда я… ну… во власянице на коленях молиться пыталась. — Мне и так неплохо.

Максимилиан вытаращил глаза.

— Ты что! Это же… же… Тебя же бояться и…

— Зато уважают, — хмыкнула я.

— Да не, ты не понимаешь, — начал мальчишка, но вдруг запнулся. И снова выдохнул. — Вот чёрт! Они на тебя и руку не поднимают, да?

Я с достоинством кивнула.

— Ого, — пробормотал он. — Я тоже так хочу…

Наверное, с этого момента я его и полюбила. А, может, с того, когда он улыбнулся и спросил:

— Но меня же ты не убьёшь?

Логика, логика…

— Не, — хихикнула я. — Слушай, а если ты принц, то что ты тогда тут делаешь?

Мальчишка снова скуксился и принялся рассказывать. Он, как взрослый, описывал какие-то сражения, употреблял странные слова вроде "стратегия" и "тактика", ругал какого-то де Висту и де… Не-помню-кого. Я быстро потеряла нить его рассуждений и откровенно зевала, пока Максимилиан взахлёб вываливал на меня новости. Наверное, ему просто надо было выговориться. Не знаю, я заснула в процессе.

Он разбудил меня какое-то время спустя, поинтересовался, где будет спать. Мне до этого дела не было, так что я просто ткнула в другую сторону кровати и промычала:

— Там.

И чуть снова не заснула, пока он в себя приходил.

— Ты что?! Я же… Ты… же… девушка!

Я сладко зевнула во весь рот.

— И что?

Он покраснел, кажется, ещё сильнее.

— Неприлично!

— Да? — буркнула я, отворачиваясь. — Ну, можешь, на полу лечь.

Уже сквозь сон я услышала, как скрипнула кровать — Максимилиан всё-таки примостился с другой стороны. В полудрёме, помню, я ещё удивилась, чего это он так испугался: кровать всё равно огромная, даже если будем вертеться, места нам точно хватит.

Утром Максимилиан жаловался, что я всю ночь пыталась дать ему по носу. Достал так, что я не выдержала — и таки заехала ему подушкой. Дальше последовала непродолжительная, но яростная потасовка, во время которой принесли завтрак. Кушать мы хотели больше, чем драться, так что страсти на время улеглись.

— Ты какая-то очень странная, — выдал Максимилиан, уплетая очередную ароматную булочку. — Тебя, что, не должны сейчас одевать-причёсывать? Мои сёстры занимаются этим полдня.

— Одеждой? — фыркнула я. — Ужас какой. А остальные полдня они что делают?

Максимилиан задумался.

— Учатся…

— Я тоже учусь, — вздохнула я. — Вот, сейчас позавтракаем, и буду учиться.

Максимилиан странно на меня посмотрел, но промолчал.

После, собственно, утреннего моциона (во время которого Максимилиан зачем-то перебрался в другую комнату) и урока с кем-то из монахов (отец Константин якобы слёг с простудой) принц молчать не смог.

— У тебя, что, каждый день так? — отчаянно жестикулируя, выпалил он.

— Ну да, — я похлопала себя по щекам, сгоняя учебно-сонную одурь. — А что?

— Ты хоть читать умеешь? — ехидно поинтересовался Максимилиан.

— Конечно, — буркнула я.

Он хмыкнул и медленно спросил:

— А как моя страна называется, знаешь?

Я нахмурилась.

— Лакедомия?

И тут же хихикнула: у Максимилиана такое лицо сделалось — неверяще-изумлённо-забавное.

— А твоя страна как называется?

Я с минуту подумала.

— Лэстиция?

Максимилиан странно булькнул. Потом, не выдержав, захохотал в голос.

— Эй, — я хлопнула его по плечу. — А ну-ка прекрати. Чего смешного?

— Ты ничерта не знаешь, — побулькал мальчишка.

Тон его мне не понравился. Я подбоченилась и заявила:

— То, что мне надо, я знаю.

— Например? — хмыкнул Максимилиан.

— Например, как отсюда сбежать. К озеру и роще, — таинственно сообщила я.

— Как? — оживился он. — А ты уже сбегала? А не поймают? А ругать потом не будут?

Я вздёрнула подбородок.

— Пусть только попробуют.

Рядом с замком действительно есть небольшая дубовая роща. Я редко там бывала — одно скучно, а больше пойти было не с кем. С Максимилианом роща быстро превратилась в маленький рай. А уж озеро, вечно пугавшее меня жабами и ужами, вдруг словно заулыбалось: заискрилось, засверкало на солнце. Мы бродили там до вечера, а, когда вернулись, Максимилиан всё удивлялся, почему нас никто не хватился. А мне это не казалось странным: никто меня никогда не хватался — кроме монахов, но те считали, что если до обеда я в замке, значит, и остальное время тоже. И вообще им было не до меня: они слуг строили. Особенно молоденьких служанок.

На этот раз Максимилиан уже по-хозяйски полез на свою половину кровати и болтал, наверное, до полуночи: рассказывал, какой у них там дома сад весь из себя диковинный. Я слушала и пыталась представить. Но выходила только уже знакомая дубовая роща да далёкие горы.

С появлением Максимилиана мой распорядок дня, как ни странно, не изменился. Я всё также валялась в постели до полудня, потом приходили горничные, меня купали-убирали-украшали — рутинно, без души и доброго словца — и только после этого приходил кто-нибудь из монахов и делал вид, что рассказывает мне урок. Чаще всего он просто читал что-нибудь вслух на непонятном языке, а я, тем временем, рисовала картинки.

Ни монахи, ни слуги Максимилиана не замечали. Порой, меня интересовало: если бы он остался в темнице, его бы заморили голодом? Наверное, да.

Но на самом деле подобное невнимание нам очень помогало. Максимилиан сначала смущался и чувствовал себя не в своей тарелке — наверное, дома у него были толпы слуг, которые с ним носились. А здесь, пока я сама, например, не заказала ему одежду, никто из горничных даже не озаботился.

Зато после обеда, когда я была предоставлена себе, и до глубокой ночи мы с чистой душой играли в замке или сбегали в рощу — и никто нам не мешал. Нас не существовало для остальных обитателей Утёса. И слава богу.