Глаз голема

Дома Китти отделалась от встревоженных расспросов родителей и поднялась по лестнице на площадку между первым и вторым этажами. Она долго стояла перед зеркалом, глядя на себя, на своё нормальное, не обесцвеченное лицо. Она видела гладкую кожу, густые чёрные волосы, губы и брови, веснушки на руках, родинку на крыле носа. Всё было как всегда, хотя этого просто не могло, не имело права быть.

Машина Закона — или того, что служило таковым, — медленно, со скрипом, но все же пришла в движение. Якоб все ещё лежал без сознания на больничной койке, а полиция уже позвонила родителям Китти и сообщила, что к ним приедет следователь, чтобы снять показания. Родителей это чрезвычайно встревожило. Китти сдержанно, без преувеличений и добавлений, рассказала всё, что ей было известно, и молодая женщина-полицейский тщательно всё это записала.

— Мы надеемся, что никаких неприятностей из-за этого не будет, госпожа полицейский, — сказал отец Китти, когда разговор завершился.

— Только бы не было никаких неприятностей! — добавила мать. — Это главное.

— Будет проведено расследование, — сказала женщина, продолжая писать.

— Как вы его найдёте? — спросила Китти. — Я не знаю его имени, а имя его… его твари я забыла.

— Его можно отыскать по машине. Если машина действительно так сильно пострадала, её увезли в какую-нибудь мастерскую, чтобы починить. Мы найдём его и узнаем всю правду.

— Я уже рассказала всю правду, — сказала Китти.

— Только бы не было неприятностей, — повторил отец.

— С вами свяжутся, — сказала женщина и захлопнула свой блокнот.

Машина, «роллс-ройс» модели «сильвер трастер», нашлась быстро. Была установлена и личность владельца. Это оказался мистер Джулиус Тэллоу, волшебник, служивший в департаменте внутренних дел, под началом мистера Андервуда. Должность он занимал не особо высокую, но у него были хорошие связи и волосатая лапа где-то в верхах. Мистер Тэллоу как ни в чём не бывало признался, что да, это действительно он напустил Чёрную Молотилку на двух детей, игравших в Уондзуортском парке, — более того, он дал понять, что гордится этим деянием. Он мирно ехал себе мимо, как вдруг на него напали означенные личности. Они разбили ему ветровое стекло каким-то снарядом, в результате чего он утратил контроль над собой, затем подошли к нему, агрессивно размахивая длинными деревянными дубинками. В тех обстоятельствах он действовал исключительно в рамках самозащиты и нанёс упреждающий удар, не дав им возможности напасть. Учитывая обстоятельства, он полагает, что действовал достаточно сдержанно.

— Но он же нагло врет, — возразила Китти. — Во-первых, мы были достаточно далеко от дороги — а если он утверждает, будто действовал в рамках самозащиты, как он объясняет то, что нас нашли на мосту? Вы его арестовали?

Женщина-полицейский, похоже, удивилась:

— Но это не так просто! Он же волшебник. Он отрицает ваши обвинения. Дело будет заслушано на Суде Справедливости в следующем месяце. Если ты желаешь и дальше добиваться своего, тебе следует явиться туда и самой предъявить обвинения мистеру Тэллоу.

— Ладно, — сказала Китти. — Жду не дождусь.

— Никуда она не явится, — сказал отец. — Она и так уже наделала дел.

Китти фыркнула, но промолчала. Её родители испытывали ужас при одной мысли о том, чтобы вступать в конфликт с волшебниками, и крайне не одобряли того, что она осмелилась вторгнуться в запретный парк. После её благополучного возвращения из больницы родители, казалось, куда больше сердились на неё, чем на Тэллоу, — и это положение дел внушало ей сильное негодование.

— Ну, вам решать, — сказала женщина-полицейский. — Протоколы-то я в суд всё равно отправлю.

Примерно неделю или даже больше о состоянии Якоба почти никаких известий не было. Он по-прежнему лежал в больнице. Посещения были запрещены. Стремясь разузнать хоть что-нибудь, Китти наконец набралась смелости и, впервые со дня инцидента, отправилась к Гирнекам. Она шла по знакомой дорожке боязливо, не зная, как её примут. Её тяготило чувство вины.

Однако миссис Гирнек приняла её достаточно вежливо — более того, она прижала Китти к своей обширной груди и крепко обняла, прежде чем впустить девочку в дом. Она провела её на кухню, где, как всегда, висел густой и острый запах стряпни. Посреди стола — большой доски, положенной на козлы, — стояли миски с недорезанными овощами; вдоль стены тянулся большой дубовый кухонный шкаф с полками, заставленными кричащими расписными блюдами. На тёмных стенах висела разнообразная кухонная утварь. Бабушка Якоба сидела в своем высоком кресле у большого закопчённого очага и помешивала длинной ложкой в кастрюле с супом. Всё было как всегда, вплоть до последней знакомой трещинки на потолке.

Только Якоба не было.

Китти села за стол и взяла предложенную кружку крепкого, душистого чая. Миссис Гирнек, тяжело вздохнув, опустилась напротив, и стул под ней протестующе скрипнул. В течение нескольких минут она сидела молча — само по себе явление необычайное. Китти же чувствовала, что ей не к лицу начинать разговор первой. У печки бабушка Якоба по-прежнему помешивала дымящийся суп.

Наконец миссис Гирнек шумно отхлебнула чаю, глотнула и внезапно сказала:

— Он сегодня очнулся.

— О! Так он…

— Он чувствует себя настолько хорошо, насколько можно было ожидать. То есть не очень.

— Ну да, но… Но ведь раз он очнулся, это ведь хорошо, да? С ним всё будет в порядке?

Миссис Гирнек сделала выразительную гримасу.

— Ха! Это ж была Чёрная Молотилка. Лицо у него никогда уж не станет таким, как было.

Китти почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Что, совсем-совсем?

— Слишком сильно его обожгло. Уж тебе ли не знать! Ты ведь это вблизи видела.

— Но почему же… — Китти нахмурилась. — Я имею в виду… Со мной-то всё в порядке, а ведь меня тоже задело. Нас обоих…

— Тебя?! Тебя-то как раз не тронуло! — Миссис Гирнек похлопала себя пальцами по щеке и взглянула на Китти с таким яростным осуждением, что девочка осеклась на полуслове и вжалась в стенку.

Миссис Гирнек смерила её огненным взглядом василиска, а потом снова взялась за свой чай.

— Я… Извините, миссис Гирнек…

— Ты-то не извиняйся! Это ведь не ты покалечила моего мальчика.

— И что, это уже никак нельзя исправить? — спросила Китти. — Ну, в смысле, если доктора ничего поделать не могут, возможно, волшебники что-то сделают?

Миссис Гирнек покачала головой:

— Нет, последствия остаются навсегда. Да если бы даже и нет, вряд ли бы они согласились нам помочь.

— Но они обязаны это сделать! — насупилась Китти. — Как же иначе? То, что сделали мы, вышло случайно. А то, что сделал он, было преднамеренным преступлением.

В душе у неё нарастал гнев.

— Он хотел нас убить, миссис Гирнек! Суд не может этого не понять! Мы с Якобом им об этом расскажем, через месяц, на слушаниях — ему ведь к тому времени будет уже лучше, верно? Мы докажем, что ложь Тэллоу шита белыми нитками, и его посадят в Тауэр. И тогда они найдут способ вылечить лицо Якоба. Вот увидите, миссис Гирнек!

Даже в запале своей речи Китти чувствовала, какими пустыми кажутся её слова. Но тем не менее то, что сказала миссис Гирнек, оказалось для неё полной неожиданностью.

— Якоба не будет на суде, дорогая. И тебе туда ходить не стоит. Твои родители не хотят, чтобы ты туда ходила, и они совершенно правы. Это неблагоразумно.

— Но мы должны туда пойти, надо же объяснить…

Миссис Гирнек потянулась через стол и накрыла своей большой розовой ладонью руку Китти.

— Как ты думаешь, что станет с фирмой «Гирнек и сыновья», если Якоб ввяжется в суд с волшебником? А? Мистер Гирнек в двадцать четыре часа лишится всего, что у него есть. Они закроют наше предприятие или передадут его Ярославу или ещё кому-то из наших конкурентов. А кроме того, — она грустно улыбнулась, — зачем вообще это делать? У нас ведь всё равно нет никаких шансов выиграть дело.