Иоанниты

Я-то думал, что взявшись за Ремапа, я быстро доберусь до Монарха, но между нами только вырастают всё новые морды, которые мне не нравятся. Мне не нравятся их дела, их планы и то, как плотно они льнут друг к другу. На данный момент я имею шахтёра, учёного и странного типа Креже между ними.

И я расцелую любого, кто объяснит, каким же боком эта троица приставлена к иоанниту, что мне нужен.

– Попробуем ещё послушать, – Виктории первой надоели рассуждения в никуда.

Пито, Бернадоте и Креже продолжают перемещаться по залу исключительно в компании друг друга – к ним мы и подкрадываемся, стараясь держаться близко, но не попадать к ним на глаза.

Только мы встали спиной к троице, как раздался знакомый голосок:

– О, месье Пито, это же Эжен Бейси и Медея Фингнат! Я же говорил, что они где-то рядом.

Тот самый парнишка разглядел нас, как бы мы ни шифровались. Подкинув нас хозяину вечера на тарелочке, он одновременно поставил нас перед выбором: бежать (что будет выглядеть из ряда вон, зато чуть более безопасно) или оставаться (что до безумия опасно тем, что сулит неминуемую кару). Пока я, скукожившись, раздумывал, время вышло, и осталось только обернуться в сторону Джакомо с непринуждённой улыбкой.

Нас встретили четыре жадных взгляда, включая негодника, что окунул нас в такие неприятности. Я сразу решил, что первым делом попробую вырубить Рамона, если начнётся… А пока:

– Добрый вечер, месье Пито.

– Надо же, такие гости! – похоже, и не узрел подлог карлик. – Бывает со мной, что приглашаю личности, которым сам не ровня, а познакомиться даже не успеваю. Как же рад, что с вами не разминулся. Мадам Фингнат, месье Бейси!

Он обменялся со мной рукопожатием, а Виктории поцеловал руку. Брызнувшая в глаза любезность на секунду меня обманула, я даже нашёл гадкого аронакеса приятным человеком. Скорее всего, это от нервов.

Что ещё лучше, ни Бернадоте, ни Креже тоже не поняли, что перед ними самозванцы.

– Искренне рады приглашению, – чудом удаётся мне не уронить улыбку.

– Подумать только, месье Бейси, – взмахнул рукой Пито – я, конечно, в музыке разбираюсь ужасно, но мне и в голову не могло прийти, что Вы с Альбиона!

Чтоб меня молнией изжарило! Если он нас раскусил, то намекнул об этом изящно и тонко. Неужели пора бить Рамона по лицу?

– Прошу прощения?

– Ну-ну, наш маэстро, Ваш каледонский превосходен, я бы назвал его блистательным каледонским, но акцент Вас выдаёт. Готов спорить, мои друзья этого не уловили, но от меня-то не укрылось. Видите ли, я страстно люблю свой язык, страстно люблю прозу, стихи, люблю грамматику, фонетику. И… ммм… вот у Вас идеальный слух на музыку, а у меня – на произношение. Дайте мне каледонца, и я мигом скажу не только из какого он города, но и улицу назову! Понимаете? Я с пары фраз уловил у Вас альбионский акцент! Нет, если позволите, я дам волю своей фантазии и скажу, что Вы каледонец, который очень долго жил на Альбионе!

– Просто невероятно, месье Пито! – выдал я нервный выкрик за восхищение. – Всего пара фраз, но Вы меня прочли, как раскрытую книгу! Я поражён.

По-кроличьи двигая маленьким носом, Джакомо излучает самодовольство и липовую радость. Сбоку от меня Виктория неподвижно улыбается, одними глазами выискивая, куда бы бежать.

– Бывает же такое. Ммм, Рамон, а ты знал, что у месье Бейси такая любопытная судьба?

– Что Вы, я только сегодня узнал, что существует такая вещь, как музыка.

– Вечные Ваши остроты. Хотя, только за счёт них Вы мне ещё интересны. А насчёт Вас, маэстро, почему решили перебраться на остров?

– Это было ещё в детстве – решал тогда не я, – понесла меня ложь в неведомые дали.

– А почему решили вернуться?

– Оказалось, что тут у меня есть друг, без которого я жить не могу.

А вот это уже по соседству с правдой, разве что не стоит уточнять, что Пито – наш с «другом» общий знакомый.

– Да, отлично Вас понимаю: неожиданные открытия – это то, без чего наша жизнь будет слишком нелепой. Мы тащимся сквозь рутину, манимые сладостным ожиданием сюрпризов.

– Если позволите… – наклонился Рамон к уху Джакомо, борясь с ухмылкой.

– Да когда я тебе запрещал?

– Любите же Вы нести ахинею, пусть и складную.

– Погоди, я ещё до шампанского не добрался, – совсем не обиделся коротышка издёвке телохранителя. – Как Вам, кстати, оно, мадам Фингнат?

Виктория не сразу вспомнила, что до сих пор выгуливает фужер с шампанским.

– Недурно, – похвалила она напиток и пригубила для пущей убедительности.

Пито изобразил тоску и разочарование.

– Как жаль, – посыпался из него театральный драматизм, – что такой даме я не в состоянии выбрать лучшее. Надеюсь, меня оправдает то, что мы, простые предприниматели, больше склоны дегустировать пиво в обнимку со своими трудягами. Шампанское для нас – слишком тонко, хотя не вижу, чтобы эти, – Джакомо с внезапным отвращение обвёл взглядом гостей, – были недовольны.

– Шампанское очень хорошее, зря беспокоитесь, – поспешила успокоить хозяина Виктория.

– Что ж… А не исполните ли нам свои прелестные песни?

Коротышка махом загнал нас в угол, из которого Виктория, по причине внезапной паники, решила бежать сломя голову:

– Дело в том, что у меня была простуда, но так и не прошла. Я очень надеялась, но сегодня не смогу петь.

– Боже, какого удовольствия Вы нас лишаете. Рамон, твои мечты не сбываются! Ну, а Вы-то, месье Бейси, порадуете же нас?

– Но намечено на девять… – заблеял парнишка.

– Да будем мы ещё твои расписания смотреть, – отмахнулся Пито. – Так как, Вы готовы?

– С превеликим удовольствием.

Недовольный, видимо, жутко обиженный, что его расписанием поступились, парнишка проводил меня к роялю, притаившемуся в самом углу зала. Виктория бросила меня на растерзание богатейских ушей, сама же быстро исчезла – стоило взглянуть из-за плеча, как моей дочери и след простыл.

Меня усадили за клавиши и громко представили. На чужом имени я сорвал аплодисменты, даже помахал в знак признательности, криво улыбаясь половиной лица. Только рукоплескания успокоились, как я размял пальцы и тронул клавиши. Эбони и айвори[14] послушно преподнесли слуху мелодии точно воспроизведённые мною по заветам Эжена Бейси.

Я решил начать с самой простой его композиции «Страна призраков». В этом есть смысл, так как безупречной игрой я не готов похвастать, так что тут уж точно будет минимум фальшивых нот. Ко всему прочему, несложная партия даёт мне возможность пробежаться глазами по слушателям. Теперь-то все они обращены ко мне, а их лица можно разглядеть внимательнее… по крайней мере, надо постараться.

И хоть я цепко выхватываю черты из общей массы, узнать хоть кого-то не получается. Сердце, однако, дёргается, словно сломалось, на секунду, но тут же приходит понимание, что человек оказывается не тем, за кого я его принял.

Как же вас, черти, много!

Композиция заканчивается, а я затягиваю следующую, усложняя нотную вязь. Понимаю вдруг, что выгляжу, как косящийся исподлобья гробовщик, и расслабляю лицо. Вновь принимаюсь разглядывать лица – тренированные руки вслепую попадают по клавишам.

Сразу не обратил внимания, но Джакомо Пито со сворой нет ни в первых, ни во вторых рядах. Карлик так настаивал, чтобы я сыграл, а сам не посчитал нужным слушать. Возможно, всё-таки мой обман раскушен, и Пито не торопясь созывает охрану растерзать меня.

Будем верить, что всё не так. Будем играть и верить.

Я прошёлся почти по всем композициям, что знаю (некоторые даже очень хороши). Остаётся последняя «Благослови дитя», самая, на мой взгляд, трудная и необоснованно заунывная композиция, переходя к которой я даже поморщился. Но густые аплодисменты подбодрили меня усладить гостей в последний раз.

И тут уже глазами не побегаешь. Впрочем, вышло у меня недурно – лишённые идеального слуха богачи и не заметят во мне самозванца. Я встал из-за рояля под истовое обожание, от которого меня разве что воротит. Кто-то выкрикивает похвалу и комплименты, кто-то прознал, что должна была ещё петь Медея, и недоумённо верещит, а я уже ищу взглядом ту самую Медею… ну, не ту самую, согласен.