Хроники Расколотого королевства

— У меня есть нужная щетка, — сказала Пирожок. — Мы одалживаем парики грумам, ты бы видела, в каком виде их нам возвращают…

Мошка смотрела, как умелые руки девушки возвращают парику прежние очертания.

— Значит, Бокерби тебя бьет, — начала Мошка.

— Что? Ой, нет… Почти никогда. Это я так… Из-за свадьбы. Я всегда плачу, когда у нас свадьба.

Мошка была совсем сбита с толку.

— Что — при каждой свадьбе? Но ты же живешь в брачном доме! Тогда понятно, чего ты такая тощая — наверное, вся высохла от слез.

— Да нет… Просто мне нравятся свадьбы, — сказала Пирожок печально. — Люблю смотреть, как парни пишут свое имя в книге. Если, конечно, писать умеют. И мне нравится угощать их пирожками. Нравится видеть счастливые пары. И даже когда кто-то боится или пьяный. Люблю смотреть, как они одеты во все красивое. Люблю обсыпать их конфетти. Наверное… я им просто завидую.

Пирожок опустила щетку. По выражению ее лица Мошка поняла, что любое доброе слово вызовет поток слез и про парик Клента можно будет забыть.

— Да все у тебя будет, — сказала она. — Ты ж это… Не уродина какая. Так только, в веснушках.

Мошка сама поняла, что ляпнула от души, но ничего лучше не пришло в голову. К счастью, Пирожок, с головой погрузившись в собственные мысли, пропустила слова Мошки мимо ушей.

— Бесполезно, — протянула она, — кто меня возьмет с таким прошлым. Тебе еще не рассказали? Ну, расскажут… Отец хотел жениться на маме, а потом его переклинило и он уплыл в море. Когда вернулся, мама уже умерла. А мне было десять лет.

— И он тебе ничего не дал?

— Ну еще бы… Взял к себе. Ты же видишь, дал мне место. Что еще сказать…

— Так Бокерби — твой отец?

— Ну да. Он хороший. Когда мы вдвоем, не грубит, не обижает. Наверное, ему жаль, что он не женился на маме и не может теперь называть меня дочерью. Смешно даже — мы выписываем столько брачных свидетельств для всяких людей, а если хорошо попросят, даже ставим прошедшую дату. Чтобы ребенок был зачат в браке, как положено. Но мне уже поздно что-то менять.

Пирожок нахлобучила парик на два кулака, покрутила его, осматривая со всех сторон, и сказала:

— Ну вот. Вроде сойдет.

Когда Клент вернулся в комнату, Мошка уже начищала его ботинки. Ее невозмутимый вид слегка насторожил его, но он не подал вида. Вместе они спустились к завтраку.

За столом Клент держался необычно тихо. Мошка решила, что он планирует разговор с Куропатом. Все, что ей нужно знать, он обязательно ей сообщит. Ее собственная голова была занята мыслями о Сарацине — как приятными, так и тревожными.

Бокерби объяснил им, что баржи и яхты швартуются вблизи Рыбацкой бухты, но после завтрака там никого не застанешь.

Рыбацкая бухта врезалась в старую городскую стену, чтобы было удобнее разгружать суда. Мошка и Клент спустились к берегу по дорожке из кирпича, переходящей в деревянный трап, по которому моряки катают бочки.

— Вон она, наша баржа, — сказала Мошка.

«Пылкая дева» стояла в самом конце причала, чуть поодаль от прочих судов, словно робея вопреки своему имени. На палубе виднелся единственный моряк, он сидел на корточках и складывал канат, который казался совсем белым в загорелых руках.

— Воистину, Мошка, — сказал Клент, — джентльмену часто приходится щадить чувства других, невзирая на собственные. Капитан Куропат, скорее всего, сейчас пребывает в подавленном настроении после всего, что в пылу момента наговорил обо мне. Если я поднимусь на борт, мой вид может вызвать в нем…

— Желание подвесить вас за причиндал.

— Мошка!

Клент поежился и прикрыл глаза. Открыв их, он достал кошелек и протянул его Мошке.

— Возьми деньги. Верни себе гуся. И покончим с этим.

Мошка приближалась к «Пылкой деве» с нелегким сердцем, утешаясь только тем, что Куропата не видно на палубе.

— Доброе утро, сэр, — обратилась она к матросу.

Тот поднял на нее взгляд, и канат выпал у него из рук.

— Разрази меня гром! Эй, Дозерил, ребята! Смотрите-ка, племянница явилась.

Откуда-то из-под палубы прозвучало скорбное мычание, похожее на вой кошки, закрытой в бочке. Но с нотами облегчения.

— Залезай сюда, — сказал моряк, протягивая Мошке руку.

Мошка схватилась за нее и ступила на палубу «Пылкой девы».

— А мистер Куропат далеко? — спросила она, стараясь скрыть волнение.

— Да уж не близко. И я надеюсь, у тебя к нему нет срочного дела, потому что где найти его, я не знаю. Он еще вчера сошел на берег, сказал, по делам — я так смекаю, решил навестить кабак. Когда он не вернулся к ночи, стало ясно, что он нырнул в бутылку. Раз он и с утра не показался, видать, так он в той бутылке и потоп…

— Вы говорили с ним вчера вечером? — поинтересовалась Мошка, не решаясь спросить прямо, не оставил ли Куропат команде приказов насчет Клента и его племянницы.

— Нет. Как в обед ушел, так и нет его. Но капитан скоро будет, помяни мое слово, никуда он не денется. А пока — сидим ждем.

Моряк вдруг окинул Мошку недобрым взглядом и сказал:

— Мыслишка такая появилась, что капитан наш сидит где-нибудь в кандалах. Что скажешь, а? Может, твой дядя решил счеты свести?

— Нет…

Мошка закусила губу, не вполне понимая, о чем ее спрашивают, но уверенная в том, что надо все отрицать. Чтобы сменить тему, она спросила, показывая пальцем вниз:

— С ним там все в порядке?

— Жить будет. Лодыжку сломал. До свадьбы заживет.

— Я совсем не… — начала было Мошка, но запнулась.

На самом деле она хотела спросить, как чувствует себя ее любимый гусь, а вовсе не бедняга Дозерил. И тут из-под палубы донесся скорбный голос:

— Ну, чего вы ждете? Достаньте отсюда этого гада! Святые Почтенные, он ходит по мне…

Моряк приподнял край парусины и кивком пригласил Мошку под навес. Три доски были вынуты, и под ними в темноте клубилась пыль. Мошка сняла чепец, распустила волосы и опустила голову в темноту.

Первым, что она увидела, был Сарацин, его белое оперение светилось в темноте. При виде Мошки он приветственно загоготал.

Из темноты под Сарацином донесся безрадостный возглас.

— Мистер Дозерил, — позвала Мошка. — Вы не волнуйтесь. Сарацин залезает только на тех, кто ему нравится.

— Не могу сказать, что у нас это взаимно, — промычал Дозерил.

Мошка разглядела, что он лежит на груде идолов, неуклюже упираясь в них локтями, и в одной руке стискивает статую Добрячки Сиропии Всепрощающей. На лице его читалось напряжение.

— Пожалуйста, — попросила Мошка, — не бейте Сарацина статуей. Не берите грех на душу. И не рискуйте здоровьем. Вы напугаете его, а этого делать не стоит. Однажды дикая собака пыталась его укусить, и он свернул ей шею.

Рука Дозерила задрожала и выпустила статую.

— Ну, иди ко мне, Сарацин, — сказала Мошка. — Мы найдем тебе ячмень.

— Ячмень? — возмутился Дозерил. — Да эта тварь уже сожрала хлеб, сыр, печенье и вяленое мясо! Все, что ребята кидали мне, пожрал этот гусь!

Сарацин вразвалку, тихо гогоча, подошел к свисавшим волосам Мошки и потерся о них. Она обхватила его округлое, упитанное тело и поднялась вместе с ним.

Мошка надела чепец и вышла из-под навеса. При виде гуся моряк, провожавший Мошку, поспешил вернуться к своему канату и чуть не споткнулся о ящики. Когда же Мошка попробовала подойти к нему, чтобы попрощаться, он взял канат и ретировался на корму.

— Вы не хотите, чтобы я дождалась возвращения мистера Куропата?

— Нет! Ты лучше… Вы оба уходите отсюда.

— Вы что, даже не возьмете…

И Мошка сунула руку в карман, за кошельком.

— Нет!

— Ну ладно.

Когда Мошка с Сарацином сошли по трапу на причал, команда вздохнула с облегчением.

Увидев Мошку с гусем под мышкой, Клент просиял.

— Ну-ка, дай мне рассмотреть нового рекрута в нашей дружной команде, — произнес он в своей театральной манере и оглядел Сарацина с показным интересом, стараясь держаться подальше от клюва. — Хм, он, кажется, немного похудел, но глаза горят отвагой. Осанка что надо, грудь колесом. Да, мадам, я полагаю, ваш друг вполне годится в солдаты.