Стальной рассвет. Пески забвения (СИ)

Разглядывая неверную супругу, отчего-то в этот раз упорно не желающую смотреть на него спокойным и даже надменным взглядом, наместник вдруг окунулся в воспоминания.

Ещё в самом начале он довольно быстро понял, что кичливая аджеронская графиня никогда не полюбит его, сына простого рыбака, волею богов вдруг нежданно-негаданно ставшего наместником, почти королём. Для него это и вправду было каким-то чудом.

После кровопролитного сражения, когда погибли Атуал Третий и его королева, войско аджеронов беспрепятственно продвигалось к Пиерону. Захватчики довольно милостиво относились к простолюдинам, опасаясь серьёзных волнений. Они не собирались порабощать побеждённых, потому как знали, что взамен получат озлобленный народ, воевать с ним не только бессмысленно, но и опасно. Гораздо проще поставить над ними соотечественника и с его помощью собирать дань.

Победители не жгли городов и сёл, не разрушали храмов, хоть и считали колмадорийцев еретиками. Те уже прослышали о поражении своего войска и о том, что аджероны поступают не как захватчики. Поэтому городские ворота отворялись при их виде. Старшины от гильдий купцов, цеховых ремесленников, торгового люда шли на поклон и, скрепя сердца, гнули спины. По ним вопреки ожиданию не гуляли плети и это частично смиряло побеждённых с печальной участью.

Минук помнил день, когда боги обратили на него взоры, когда жизнь сделала крутой поворот. Он вернулся с хорошим уловом, прослышал о победе аджеронов и приготовился к худшему. Однако появившиеся через несколько дней передовые отряды чужеземцев не злодействовали. Подошедшее войско стало большим лагерем на холмистой пустоши, протянувшейся вдоль морского побережья на много дневных переходов.

Аджероны не только не своевольничали, успокоив тем самым простолюдинов, ожидавших самого плохого от завоевателей, но даже покупали у людей рыбу и эль. Минук сумел быстро распродать весь улов и уже собирался снова в море, пока шла путина, пока войско не снялось с лагеря, пока есть возможность заработать медяков. Он готовился спустить на воду лодку, как вдруг увидел богато одетых всадников, окружённых закованной в доспехи кавалерией с колышущимся лесом копий. Разодетый господин, сидя на чёрном как смоль молодом жеребце, что-то говорил спутникам, а те, улыбаясь, кивали в ответ. Вскоре от отряда отделились три всадника и спустились к морю. Тот, что был в центре, обратился к Минуку:

— Как зовут тебя, колмадориец?

— Минук Уулк, господин. Но я не колмадориец, я из народа хáррасов. Все мои предки были рыбаками, испокон веку жили на этих землях и промышляли рыбной ловлей.

— Мой король Инегельд Пятый желает назначить тебя наместником Колмадора, — произнёс всадник, пристально следя за реакцией простолюдина.

Минуку показалось, что он ослышался или аджероны решили посмеяться над ним.

— Как будет угодно вашему королю, господин, — сдержанно ответил Минук, неумело согнувшись в полупоклоне, ожидая взрыва смеха.

— Я не шучу, рыбак, — высокомерно сказал всадник. — Следуй за мной…

Так и оказался Минук Уулк в столице, чьи ворота перед войском аджеронов распахнулись, как и ворота иных городов, ибо молва всегда идёт впереди. Все уже знали, что аджероны в отличие от тех же энгортов никого не грабят, не убивают, не пытаются обратить в свою веру, не угоняют в полон, не сажают на колья. Да, они враги, захватчики, но к тем, кто принимает их волю, не поднимает на них меч, они милостивы, хоть и заносчивы.

Поначалу Минук словно несмышлёныш глазел по сторонам, бесконечно конфузился и всё ожидал, что вот-вот прогонят. Его повсюду сопровождали советники-аджероны, а он лишь озвучивал их волю. Опустел дворец погибшего короля Атуала Третьего. Бóльшая часть вельмож полегла в сражениях, другие предпочли добровольное изгнание, тем более что и аджероны никого при дворе наместника насильно не удерживали. Более того, они позволили Минуку приблизить соплеменников.

Оставшиеся вельможи, решившие присягнуть наместнику, не могли смотреть без содрогания на это сборище рыбаков, осквернивших чертоги династии Саорлингов, правивших Колмадором не одно столетие. Но сделав первый шаг, надо делать и второй… Так что вельможам ничего не оставалось, как терпеть и улыбаться льстиво новому господину, возвысившемуся по прихоти Инегельда Пятого.

Шли годы.

Минуку стало ясно, что графиня бесплодна. Его надежды заполучить наследника благородных кровей и возвысить свой род, рухнули. Супруги, ставшие таковыми по чужой воле, всё более отдалялись друг от друга. Самого наместника, признаться, устраивало такое положение вещей: теперь не нужно делить ложе с холодной и бесчувственной рыбой, как он мысленно называл Халну. Радость в любовных утехах нашлась со служанками и кухарками, с ними он был на равных, не натыкаясь на холодные взгляды, язвительные улыбки. А возможность порадовать какую-нибудь хорошенькую девицу серебряной монетой возвышала в собственных глазах многократно.

Наместник понимал, нелюбимая жена времени даром не теряет и укрепляет своё положение. Особенно его власть пошатнулась после разгрома войска под Тафакором. Народ зароптал. Это беспокоило, но как утихомирить подданных, он не знал. К тому же ещё появился этот Посвящённый. Говорят, из бывших купцов. Люди за ним ходят толпами, внимая каждому слову, передавая его речи из уст в уста.

А теперь вот нежданно свалилась неверность нелюбимой супруги, опозорившей своим прелюбодеянием…

Размышления наместника прервала графиня.

— Вы хотели поговорить со мной, милорд. Я слушаю вас.

Минук Уулк не преминул отметить, что обращение «милорд» в устах неверной супруги прозвучало несколько насмешливо. Может, ему показалось? Может, он пытается услышать в каждом её слове подвох? А что же ещё? Разве прежде это обращение звучало иначе? Нет. Оно всегда звучало с едва уловимой язвительностью. Так, как это умеет графиня. И вообще, она всегда презирала его. Вот и сейчас делает вид, будто бы ничего не произошло. Но почему эта еретичка отводит взгляд, что так не свойственно ей? Наместник вновь почувствовал окатившую изнутри волну странного холода. Внезапные приступы недомогания приходили всё чаще, отнимая все силы, отчего темнело в глазах, слабели ноги, хотелось лечь, чтобы не чувствовать головокружения.

Минук опять заметил быстрый испытующий взгляд графини. Как только взгляды встретились, Хална тут же опустила глаза.

«Что же эта проклятая еретичка не смотрит на меня как всегда — с холодным безразличием? Что-то здесь не так», — вновь подумал он, продираясь сквозь туман, окутавший сознание, чувствуя, как отступает внезапный недуг, делая его прежним.

— Миледи, я хотел поговорить с вами о бароне Сиурде Тувлере, — произнёс Минук, делая усилие, чтобы прогнать остатки недомогания.

— Со мной? О бароне? — довольно правдиво удивилась Хална, на этот раз глядя прямо на нелюбимого супруга.

— С вами, миледи, — подтвердил наместник, чувствуя, как приступ овладевает им с новой силой. Пришлось облокотиться на прогретую стену камина.

— Но почему бы вам, милорд, не поговорить с самим бароном, когда он вернётся после проверки войска? Вы ведь знаете, что барон регулярно проверяет его, особенно теперь, когда энгорты хозяйничают на южных рубежах и только зима остановила их продвижение на север.

Минук предупреждающе поднял руку, зная, куда клонит графиня. Она намеренно не скажет ничего, что могло бы бросить тень на его персону, но недосказанность как всегда сильнее прямого обвинения: мол, сам наместник не способен командовать войском и оставил уже одно на растерзание энгортам. А вот барон добровольно взвалил эту ношу и волнуется о безопасности чужой земли более тех, кому следовало бы побеспокоиться по-настоящему.

— Миледи, этот разговор касается не только барона, но и вас, — сказал Минук и тут же согнулся в приступе неожиданной боли, пронзившей живот раскалённым клинком.

Чтобы не упасть, судорожно схватился за решётку камина, чувствуя, как нестерпимо жжёт пальцы, не в силах оторваться от неё. Хрипло вдохнув, увидел непонимание в глазах Халны и неприкрытую ненависть.