Край Ветров: Пироманс (СИ)

— Но как же мне попасть туда поскорей, если ночью нельзя? — Никс возмутилась.

— Тогда возьми кого из друзей. Точно! Ари, или Тиху, или этого, который как седой — как его? Рин? Номера их у тебя есть?

— Я сама схожу, — угрюмо ответила Никс. — Завтра. Днем.

— Смотри мне. Если что-то подозрительное там будет — в сад не заходи. Просто со стороны глянь, на ограду в частности. А у нас все по-прежнему, деревенский культ оказался не тем, чем мы думали — упырица барышень дурила. С ней мы разобрались, но к искомому не приблизились. Еще неделя-полторы и будем возвращаться, если так и дальше пойдет. Ты сама держишься?

— Держусь, — ответила Никс. — Удачи вам. Завтра схожу, проверю животное.

— Ну, до связи, — ответил Эль-Марко и отключился.

Никс сунула телефон в карман.

— Автобусы ж еще ходят, да? — спросила она у Рейнхарда, смотрящего на нее недоуменно и заинтересованно. Он кивнул.

— Я пойду, — сказала Никс. — Скажи Ирвис, что поздно буду. Вы как раз пообщаетесь нормально, а то она жаловалась, что ты давно не заходил.

— Вот как, — протянул Рин.

Никс улыбнулась натянуто и, нескладно сделав ручкой, двинулась через парк к автобусной остановке.

Рин постоял немного, глядя ей вслед. Медленно выудил из кармана собственный телефон, набрал номер по памяти, как будто делал это в тысячный раз, и, дождавшись ответа, проговорил:

— Привет, Бродяжка. Тут у тебя грузовик с галетами навернулся прямо на улице.

Тихомир соображал туго и был вообще какой-то сонный.

— Девочка направляется в обитель моей парасоциальной зазнобы, если ты понимаешь, о чем я, прямо сейчас. И слушай, я бы тебе ее не сдавал и тебя не дергал, но, кажется, тебе лучше бы ее сопроводить. Я бы сам пошел, но… сам понимаешь.

Рин говорил с Тихой недолго, а закончив, круто развернулся и пошел прочь от рыжего пятиэтажного дома, где на втором этаже заедала чай плюшками Ирвис Вандерфальк, и прочь от пустынной автобусной остановки, где ждала нулевого маршрута Никола Рэбел. У Рейнхарда Майерса были запланированы на этот вечер свои дела, и подвинуть их он бы, конечно, мог, но, во-первых, Тихомиру он задолжал, а во-вторых, излишнее внимание, более того, нежелательное внимание содержимому параграфа номер три не только не соответствует, но и попросту противоречит.

Тиха сидел на парапете у западного гребня дамбы и жевал травинку. Он видел, как к кольцу среди холмов подкатился автобус, выпустил единственного пассажира и, проехав немного по своему же следу, свернул вглубь частного сектора, для того чтобы затихнуть возле дома владельца и уснуть до утра.

По иссиня-черному бархату неба рассыпались звезды, вдали от городских огней особенно яркие. На западе, правда, еще тлели последние закатные отсветы, пурпурные, переходящие в темно-лиловый. На фоне угасающего дня можно было легко различить фигурку, движущуюся по пустынной асфальтовой трассе, тонкий маленький силуэт девочки-огонька, смелой, глупой, особенной. Этой девочке предстояло пройти совершенно бесчеловечное испытание, и Тиха даже знал, какое, и от этого сердце его наполнялось сочувствием и печалью, а еще… еще, конечно же, хотелось набить самодовольную физиономию Рейнхарда, подхватить девчонку и воспользоваться привилегией идти куда хочется, куда глаза глядят. Куда угодно, словом.

Но что-то, какие-то остатки здравого смысла пока что удерживали его от таких импульсивных поступков. Он понимал, что судьбу ее решать не ему.

Позади, за дамбой, чернеет высокий лес, переходящий в парк, в заброшенный сад, хранящий в своих тенетах дом, осколком безлунной ночи застывший в тени старых покатых гор. Девочка, несомненно, направляется именно туда, и высокий чугунный забор ее не остановит, как не и остановит страх перед этим местом, который обычно охватывает любого, рискнувшего приблизиться к жилищу некроманта. Тиха и сам недолюбливал тут бывать. Он знал свой город наизусть. Он ведал щели, закоулки, тупики, знал в лицо каждый старый и новый дом. Он бывал в других странах и городах, много раз уходил туда и каждый раз возвращался. И он знал, что тоска, укрывающая саваном черный особняк, уникальна и густа, как плавленый в лак янтарь.

— При-ивет, — нараспев поздоровался он с девчонкой-огоньком.

На лице ее отобразилось задумчивое недовольство, мол, "Опять ты? Здесь-то ты что забыл?"

— Тиха? — позвала она вместо приветствия, будто бы не узнав.

— А кто ж еще. В поместье?..

Никс ответила неопределенно:

— У.

Тиха соскочил с парапета и, сунув руки в карманы, кивнул в сторону леса:

— Ну, идем.

Никс, опасливо на него глянув, зашагала в предложенном направлении. Тиха пристроился рядом, приноравливаясь к ее скорости.

Они шли поверху дамбы, по выщербленной дорожке, сложенной из крошащихся плит, и в водной глади справа отражались неисчислимые звезды, а слева вдаль устремлялась тонкая лента скованной асфальтом реки.

Тиха ждал, что Никс спросит, откуда он тут взялся, или расскажет, зачем она идет в поместье, но она была какая-то задумчивая, а может быть, уже сонная, а может быть, чем-то расстроенная.

— Расскажи мне, что ли, что случилось, — предложил, наконец, Тиха, когда они добрались до конца плотины и ступили на проселочную дорогу, упирающуюся в лес.

— Да… — Никс повела плечом. — Такое. Ты бывал на острове Хок?

Тиха слегка удивился вопросу, но ответил, не тая:

— Бывал.

— И как там? Ты видел там башню?

— Башни не видел, — ответил он, подумав. — Ну, если только не считать ею маяк. Или те древние развалины, которые под строительными лесами, что на скале. Я, знаешь, на материке такие башни видел (если тебя башни интересуют) — ох! Если вглубь материка зайти, архитектура там меняется разительно, и я, когда в первый раз там был, изумлялся без устали дня три. Потом устал. Нынешние архитекторы тяготеют или к примитивизму, или к конструктивизму, а мастера прошлых лет явно не любили, а может и не умели говорить своей фантазии "нет". В городах севернее влияние их очень явно прослеживается, даже в заново застроенных, а если отыскать старые замки магов или развалины крепостей, обсерваторий, арен, храмов — там такое! Но это видеть надо. Картинки в сети — совсем не то, я проверял.

Тиха заметил, что его рассказ об архитектурных памятниках материка Никс не очень увлек. Даже, пожалуй, совсем никак.

Дорога нырнула в лес, и когда они вошли в темную, влажную глушь, Никола щелкнула пальцами и в руке ее зажегся живой магический огонь. Тиха первые несколько секунд не мог оторвать от него взгляда. Волшебное пламя было похоже на искрящийся кружевной цветок в основании, он кружился, мерцая, словно объемная драгоценная брошка из эфемерного светящегося вещества. Но потом цветок дернулся, смазался, и огонь в ладошке Николы стал вполне напоминать простой, обыкновенный, и отличался теперь лишь тем, что парил в нескольких сантиметрах над кожей, брался из ничего и хозяйке своей, кажется, никак не мешал.

— Все три ступени в самом простом колдовстве, — произнесла Никс задумчиво. — Интересно, насколько глубоко мы будем препарировать это все?

— Я вспомнил! — воскликнул Тихомир. — Ари тоже был печальным, когда учился в гильдии!

Никс ничего ему не ответила, и Тиха подумал, что сморозил что-то не то. Засада.

— А что мы будем делать в поместье Камориль? — спросил он чуть погодя.

Проселочная дорога вывела их на еще одну асфальтовую, а та, в свою очередь, привела к углу высокой чугунной ограды.

— Проверим Лунь, — ответила Никола. — Но сначала надо осмотреть забор по периметру. Идем за мной, я знаю путь.

Тиха и сам его знал, но спорить не стал. Никс, держа огонь на ладошке, шла впереди. Влажная трава холодила голые щиколотки, огромные сине-зеленые лопухи касались листьями запястий, как будто хотели задержать незваных гостей, пока что — ласково. Серьезным препятствием стала тугая, колкая ежевика, не только разросшаяся по штырям ограды, но и вольготно распластавшаяся по дорожке вокруг. Лес не молчал. Цикады пели не умолкая, ухала где-то схоронившаяся между ветвей сова. Никс шла впереди, продвигаясь уверенно и не отдергивая рук, если их задевали ветки, но стараясь не касаться ничего живым огнем.