Магистериум морум (СИ)
Магистериум морум (СИ) читать книгу онлайн
Запрет нарушен юным магом и юным демоном. Разрывается договор между Адом и Миром людей. И оба мира грозят обрушиться во тьму, где людям уже не будет места. Однако у мальчишки-мага и юного демона есть родители. И они попытаются спасти детей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Он снова сжал амулет, висящий на груди – не насылает ли кто морок? Но амулет был всё также хладен. А вот сердце отяжелело вдруг, миг – и острая игла пронзила его!
Слабость обездвижила тело магистра, сгустила кровь в жилах, закупорила сердечную вену. Фабиус окаменел в седле, замер, хватая воздух синеющими губами. Фенрир тревожно заржал, затоптался на месте, замотал головой, пытаясь дотянуться до хозяина. Но тот не видел его усилий.
Только пальцы искалеченной левой руки Фабиуса сохраняли ещё подвижность. Побывав в пасти химеры, они стали уже немного не его пальцами, и сейчас успешно сопротивлялись смертному холоду. Что холод – для огненного создания?
Пальцы извивались, пытаясь сбросить перчатку. Со стороны это выглядело ужасно, но зрителей в столь жаркий час на улице просто не нашлось. Наконец, левая рука явилась миру во всей красе обожжённой до черноты кожи и посиневших ногтей. Словно обретя силы от своей внезапной наготы, она вцепилась в алый родовой перстень на указательном пальце здоровой правой руки магистра Фабиуса, и он вспыхнул искрящимся адским пламенем.
Магистр ощутил, как жжёт руку оправа кольца, потом кровь его согрелась, и тут же сердечная игла растворилась, словно её и не было.
Фабиус поднял к глазам, в которых мир всё ещё мутился, правую руку.
Перстень был цел. Только камень в нём выгорел дотла. Родовой камень. Это означало, что род его прервался. Сын, единственный сын и наследник, был… мёртв!
Магистр покачнулся в седле, и сердце его заныло уже простой земной болью.
Сын. Его сын. Как же это? Он же оставил мальчика в надёжных стенах родового замка, под хорошим присмотром. Даже если бы Дамиен заболел внезапно, магистру прислали бы голубя. Но внезапная смерть?..
Это могло быть только колдовством: жутким, чёрным. И месть… Месть мага тоже будет страшна!
Фабиус коснулся изуродованной рукой шеи коня, который всё ещё нервно переминался с ноги на ногу.
– Ничего, – прошептал он. – Ничего, мальчик. Не торопись, мы с тобою везде успеем.
Магистр заметил отсутствие перчатки, спешился всё ещё нетвёрдо, поискал её глазами, ступил прямо в вонючую чешую, нагнулся…
И тут же конь ударил копытом.
Фабиус, выпрямился, успев, в прочем, подхватить перчатку, замер. Прямо на него надвигалась толпа не меньше чем в дюжину вооруженных оборванцев!
– Га! Да вот иде ентот маг! – взревел один из них, ширококостный, заросший до самых глаз чёрной бородой, и взмахнул топором. По ухватке было видно, что бродяга – бывший кузнец.
– Экая цаца! Мы его караулим, а оне тут променаж делают! Амбрэ тут ему! – поддакнул худощавый, остротою лица похожий на мышь, видно – бывший слуга или камердинер.
Фенрир оскалился и снова стукнул копытом. Магистр огладил его, успокаивая. Оборванцев он не боялся. Чтобы окоротить их, достаточно было показать спрятанный под камзолом знак Магистериума – медальон с нестерпимо-синим камнем.
– Вы уверены, что потеряли именно меня, добрые люди? – спросил он с усмешкой.
– Чёй-то мы тебе добрыё? – взвизгнул худой коротышка с тяжёлым копьём наперевес.
Копьё выглядело устрашающе только издалека, на деле же было старым и рассохшимся. Магистр улыбнулся в бороду, вскочил на коня и расправил кисть левой руки, готовясь надеть на неё перчатку. Этого жеста и уродства кисти достаточно было, чтобы потешное воинство шарахнулось.
– А ну – прочь! – возвысил голос магистр.
– Извините, мейгир, – проблеял парень, похожий на менестреля. – Но нам велено вас… того.
– Уконтропупить! – хохотнул кузнец.
Магистр нахмурился и провернул на безымянном пальце невзрачное серебряное кольцо – концентратор помыслов.
– И кто же приказал вам такую чушь? – осведомился он с усмешкой.
– А это, значитца, хозяин наш, Клёпка Барбр, – разъяснил кузнец.
Менестрель качнулся вперёд. В руке у него была тонкая шпага без ножен, похожая на вертел, что служит оружием ярмарочным шутам. Глаза его были широко раскрыты и не моргали.
– И что ж вы, так и искали меня толпой по всему городу? – почти ласково осведомился магистр, уже почуявший над людьми тонкую пелену колдовского морока, подчинившего их воли.
Он крутил кольцо, медленно перехватывая «вожжи» этого странного управления. Ему не хотелось никого убивать без дела, и он тянул время, проникая с каждой секундой всё глубже в нити паутины, захватившей некрепкие сознания.
– Нет, нет, мейгир… – пробормотал менестрель.
Он был уже весь во власти мага, чего нельзя было пока сказать о прочих.
– Мы в засаде на тебя сидели. С утра. А ты не едешь и не едешь. Велено было убить тебя тихо, да бросить рядом мягкие буковые плашки с письменами, что, мол, убили тебя крещёные.
Парень отбросил шпагу, сел в грязь. Глаза его подёрнулись влагой, потом по щекам, оставляя грязные извилистые дорожки, потекли слёзы. Он сморгнул и стал разуваться, словно бы он устал и готовится к отдыху.
Коротышка покосился на «менестреля» и тоже сбросил с плеча тяжёлое копьё. Лица других бандитов вдруг поскучнели, обмякли. Только кузнец ещё грозно таращился на магистра, не понимая, почему топор в его руках становится всё тяжелее.
– Барбр, – пробормотал Фабиус, объезжая нелепое воинство. – Барбр…
Он уже где-то слышал это имя. Скорее даже читал. Но где? Не в том ли письме, что писал ему Ахарор Скромный?
Точно! Селек Барбр, он же – Клёпка Барбр, возглавлял, по словам старого мага, теневой, преступный мир Ангистерна и его окрестностей.
Но зачем этому городскому отморозку понадобилось губить своих людей таким нелепым и бессмысленным способом? Или он надеялся, что Фабиус именно сейчас будет особенно слаб?
Магистр нахмурился. Засада ждала его на самой окраине города, здесь можно незаметно покинуть Ангистерн через Коровьи ворота.
Неведомый противник предполагал, что маг отправится с утра за ворота? Потому люди его должны были встретить Фабиуса на обратном пути, возможно раненого, и уж точно – усталого и обессиленного?
Похоже на то.
Но магистр спутал бандитам все карты и отправился распивать пиво в рыбачьем трактире, вот разбойные люди и утомились сидеть в засаде. Бандиты – не стражники, они плюнули на приказ и пошли разыскивать Фабиуса сами. Тем более что страха к нему на тот момент не имели, оплетённые колдовским мороком.
Но куда, по мнению этого «барбра», должен был ехать магистр Фабиус? Неужели на поимку фурии? Значит, разбойник знает, что Фабиус видел её? И знает, где она прячется? И место это где-то за стеной города, вблизи Коровьих ворот…
Барбр… На языке басаков это слово означает «маску, личину, что одевают на древние звериные праздники»…
Фабиус достал из седельной сумки письмо старого мага и развернул его свободной от поводьев рукой:
«…Особенно волнует меня некий разбойник по имени Селек Барбр, он же Клёпка, что неуловим для городской стражи совершенно, чего не бывает в городах приличных, ежели они так же малы как наш…»
Не бывает, если стража не куплена… Да и кто знал о том, что Фабиус видел фурию? Префект? Но префекты не отдают разбойникам приказа напасть на действительного члена Магистериума. Это же смертельное безрассудство, которое может быть наказано до третьего колена.
Фабиус покачал головой. Похоже, не следовало отправляться на поиски фурии, пока он не разгадает сию шараду и не поймёт, кто же охотится за ним.
Картина становилась всё более странной – префект не станет нанимать бандитов, но ещё более нелеп союз фурии и разбойников! Ей нужен посредник, маг в звании магистра, не меньше. А магистр не снизойдёт до черни.
Что делать? Медлить нельзя. Тварь голодна и жрать ей нужно каждый день. Ночью она убьёт ещё одну горожанку. И ли крестьянку, что заночует у городских стен. Взрослую или дитя – душа у них равновесна.
Деревенская баба – не такой уж большой урон. Но пусть даже и горожанка… Разве ценнее истины маленькая человеческая жизнь?
О жизни женщины или ребёнка он и не подумал бы ещё утром. Чего думать о малых, кого даже переписчики не вносят в свой лист? Вот только игла, пронзившая теперь его сердце… Жизнь сына, ещё не вошедшего в возраст. Такая же маленькая никчёмная жизнь, что не проставишь и в переписном листе. Но как же больно…