Камень второй. Горящий обсидиан

— Красиво… — мечтательно улыбнулся Милиан.

— Да-а, — согласно протянул Пай. — Кажется, я начинаю понимать людей, которые живут здесь: место необыкновенное. Волшебное… хотя здесь и не знают никакой магии.

— Кстати, «кириак» означает «воскресенье», — невзначай заметил Ворон.

— Расходимся, — не то грустно, не то сурово сказал Джуэл.

Отряд повиновался: все поднялись и отправились по домам. Пай шел, опираясь на плечо Милиана; к слову сказать, Бала начинал опасаться, что хромота у Приора может и не пройти…

Джуэл долго провожал их взглядом. Кроме него под кроной вяза задержался только Ирин. Если присмотреться, можно было уловить во взгляде лучника какое-то глубокое внутреннее торжество. Недоброго толка, впрочем: такое возникает иногда в предвкушении сладкой мести или исполнения коварного плана… О Небо! Да как же ты прозрачен, юный фанатик…

— Скоро красный глаз будет наш, — сказал Ирин. — Надеюсь, ты знаешь, что делать.

Джуэл не ответил, а буря, полыхнувшая внутри, никак не отразилась на его каменно неподвижном, как у всех файзулов, лице. Фатум порывисто развернулся и зашагал к ночлегу, Джуэл же стоял один некоторое время, чувствуя себя нагим под всевидящим взглядом небес.

…О да… у Ирина есть свой план — трудно не заметить готовящейся перемены: малец намерен остаться тем единственным, кто донесет горящий обсидиан до берега драконьего моря. Так что, стоит только завладеть злосчастным камнем, как придется следить за тем, чтобы не получить стрелу в спину.

«… знаешь, что делать?» О, Джуэл уже твердо уверился в том, что следует постараться довести до моря всех и остаться в живых самому, а там пусть Сайнар думает, что ему угодно: он же, Джуэл Хак, не собирается ни соревноваться с детьми, ни прятаться за их спины, ни жертвовать ими… вообще, детоубийство не очень-то одобряют даже дикие файзулы, а уж они знают толк в смерти…

Для Нэя Каргилла день начинался хлопотно: недавно уверившись в редкостном разгильдяйстве своих лаборантов, он теперь обходил клетки с животными сам. Изменения отмечались. Тем значительнее они были, чем больше оказывалась масса оставленного в клетке вулканического стекла. Харуспексы размером с вишню раскладывались в клетках по три; а харуспексы мелкие, похожие на черный бисер, насыпались горками по тысяче «бусинок». Животные так и жались к вулканическому стеклу… Недавно прибывшие с Юга и Севера, где их природные стабилизаторы были разрушены ударной дозой боевой магии, они, казалось, видели в харуспексах способ излечить свои незримые раны.

Каргилл был доволен: если раньше ему приходилось гадать о природе феномена, наблюдая за единственным имеющимся в его распоряжении харуспеском, то последняя экспедиция поставила триста пятьдесят образцов, за вычетом утерянного триста седьмого. Огромный материал! Безграничные возможности!.. Исследование теперь шло полным ходом.

Ученый остановился у блока клеток с сильфами… Сильфы — бескрылые существа, способные, тем не менее, летать: они используют для этого примитивное заклинание левитации. При разрушенном стабилизаторе их грибовидные тела распластаны по дну клетки, а процент восстановления стабилизатора легко вычислить по восстановлению высоты полета (для этого потолок клеток делается высоким).

Поразительно: помещенные в эти клетки всего три дня назад, сильфы уже парили в воздухе. А ведь они даже не касались этого обсидиана — черного с красной сердцевиной, похожей на заключенный в стекло тлеющий уголь: камень лежал в центре блока клеток, не контактируя ни с одним животным. Собственно, сам опыт Каргилл поставил для того, чтобы выяснить радиус действия.

В тех клетках, что располагались ближе всех к «красному глазу», сильфы восстановили свои стабилизаторы полностью: животные свободно летали по всей высоте своих клеток и выглядели очень жизнерадостно. В клетках второго и третьего рядов наблюдалась такая же картина, а дальше эффект начинал немного ослабевать. НО: даже в последнем — двадцать восьмом — ряду действие красного глаза полностью не затухало.

Придется повторить эксперимент с большим количеством клеток. Каргилл прикинул, что, судя по всему, радиус действия «красного глаза» должен быть около тридцати метров. Впрочем, в последний раз он так же прикидывал двадцать…

— Доброе утро, папа! — раздался звонкий молодой голос.

— Доброе утро, Карина, — Нэй обернулся навстречу дочери.

— Ух ты! Смотри-ка! Все уже летают сегодня! — на лице девушки появилось выражение искреннего детского восторга. Она присела на корточки и стала рассматривать сильфов в клетках.

— Я поставлю еще пару опытов, — мягко сказал Нэй. — Радиус действия надо выяснить — это во-первых. А во-вторых, хотел бы я знать, распространяется воздействие само по себе или же необходимо, чтобы присутствовал непрерывный ряд животных…

— Думаешь, тут есть эффект домино? — пожала плечами девушка.

— Нет, — покачал головой Нэй. — Скорее, эффект кругов на воде: когда необходима определенная среда для распространения. И я предполагаю, что этой «средой» могут быть поврежденные особи.

— Пап, как ты думаешь, а человеку харуспекс может восстановить стабилизатор? — определенно, у Карины Каргилл большое научное будущее. И куда больше воображения, чем у отца.

— У человека нет стабилизатора, — ухмыльнулся в бороду Нэй. — Нечего восстанавливать…

Закончив обход, отец с дочерью выбрались на лужайку перед старым фортом. Здесь, на свежем воздухе, нанятые местные рабочие разворачивали полевую кухню и ставили столы: приближался час завтрака. На вкусные запахи уже подтягивались отовсюду молодые коллеги Нэя.

Все как всегда… впрочем, Каргилл сразу уловил изменение привычной картины: в ней появились двое юных чужаков. Они расспрашивали о чем-то повара. Одному на вид было едва ли восемнадцать, другому и того меньше, лет двенадцать-тринадцать, наверное. Не местные, видно по всему: при них чуть изогнутые мечи без гарды, дорожная одежда и бравый (разбойничий, как решил Нэй) вид. И что им тут могло понадобиться?..

В тот самый момент, когда Нэй Каргилл задался этим вопросом, повар обернулся к нему и радостно указал на него чужакам. Те дружно развернулись и направились к ученому.

«Как назло — ни одного воина в лагере! — лихорадочно соображал Нэй, следя за приближением чужаков. — Как я раньше не подумал?.. А теперь — стоит этим мальчишкам пригрозить своими мечами, как придется выложить все, что они потребуют: иначе резни не миновать…»

Ему стало жутко; внутренности в животе, казалось, стянулись в тугой узел. Пришлось глубоко вздохнуть несколько раз. Нельзя бояться сейчас, когда от него, Нэя, зависит жизнь всех людей в лагере. И Карины… (во имя всего, зачем она все еще стоит рядом?) Однажды Каргиллу уже доводилось видеть, что за долю секунды способна сделать с человеком катана… при взмахе самого клинка даже не видно — только блеск, а потом… От воспоминания Каргилл вздрогнул…

Чужаки приближались; у обоих — улыбчивые и в высшей степени доброжелательные лица…

— Нэй Каргилл? — осведомился старший.

— Да, это я, — ответил ученый, собравшись с силами: только амбасиат теперь мог заметить, что он весь дрожит внутри… Нэй не удержался — посмотрел на дочь; Карина тоже выглядела встревоженной. Плохо, что она не умеет притворяться.

…Лайнувер почувствовал некоторое разочарование: человек, стоявший перед ним, чуть ли не трепетал от ужаса. Он явно ни разу в жизни не касался оружия и ничего не знал о Сохраняющих Жизнь. Мечи без гарды, заставившие заулыбаться хмурого повара и открывшие дорогу сюда, у ученого вызвали такой панический ужас, что, пригрози сейчас Лайнувер — и тот отдал бы им с Оазисом все, включая горящий обсидиан и собственные портки, лишь бы они убрались отсюда…