Камень второй. Горящий обсидиан
Камень второй. Горящий обсидиан читать книгу онлайн
В отличие от отца, Карина Каргилл очень уважала древние сказания и всегда обращалась к ним. Так вот, сразу в нескольких из них упоминалось это сияние, не угасающее ни днем, ни ночью. Там говорилось, что все харуспексы образовались из остывшего вулканического стекла: оно почернело, когда жар вулкана угас. Но были и такие, что сохранили в себе этот первозданный жар… Красный глаз, Горящий Обсидиан, Око войны — много имен давали одному и тому же явлению, но ни одно из них не было добрым, словно светящиеся изнутри камни прокляты.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Светляки, отчего-то мелкие, не больше муравьев, бежали по стеклу вертикально вверх, преодолевали изгиб колбы, добегали до крышки и падали вниз. Едва вскочив на три пары лап, они повторяли весь цикл заново… Словно сияющий дождь, идущий наоборот.
На дне колбы, в качестве пропитания для светляков, лежал размоченный сахарный лепесток рамниру — да, их частенько засушивают про запас…
— Здравствуй, братишка…
Орион поднял глаза: над ним стоял Сумах. Крикнув служанку, он заказал две кружки грога и тарелку жареного мяса и сел напротив Джовиба.
— Здесь приятный свет, — отметил Сумах и снял очки. Даже в полутьме было видно, что радужки глаз у него красные. — Ты не пугайся, — поспешил объяснить он. — Это болезнь. Врачи называют ее альбина. Белая кожа, и красные глаза, боящиеся солнца. Я-то уже свыкся с этим — как-никак, с рождения болен… но некоторые… удивляются.
Джовиб молча кивнул… Отчего-то Сумах был симпатичен ему. Не хотелось начинать неприятный разговор.
Некоторое время сидели молча. Терпение Сумах продемонстрировал невероятное: ни словом не обмолвился о том, чего ради его вытащили сюда среди ночи. Он снял шляпу (на которой уже красовалось новое перо, взамен сломанного), и его белоснежные волосы торчали вихрами во все стороны, как у мальчишки… Что-то подсказывало, что Сумах — человек опасный, но при этом он был жизнелюбив и вел себя непринужденно, как ребенок на прогулке. Казалось, хмурая суровость ему не может быть свойственна… Орион знавал таких людей: такие и убьют, и умрут с улыбкой на устах…
Принесли заказ. Сумах пригубил грога и заел его мясом. Орион к угощению не притронулся.
— Мы нашли руины в лесу, — сказал он, внимательно глядя в красные глаза Сумаха. — Кто-то разорил их, чтобы вытащить харуспексы. Я хотел бы знать, кто.
Сумах покосился на черные очки, лежащие посреди стола, затем снова перевел взгляд на Ориона. Ни удивления, ни гнева. Понимание?.. может быть…
— Это не я, — сказал он самым честным образом. — Да, я вожу кое-какие дела с харуспексами и руины эти я видел, но я ни камешка оттуда не вытащил. Я не вандал.
— Кто мог сделать это? — вновь спросил Орион.
— Пожалуй, я даже знаю, кто… — после некоторого раздумья ответил Сумах. — Ходил тут один, пытался купить харуспекс у кого-нибудь в Таммаре. Какой-то важный идиот с Севера. Ученый, похоже. С гонором такой мужик… Не купил ничего, естественно: харуспекс — чаще всего фамильная ценность, из поколения в поколение передается, «приручается» хозяином. Кто же продаст такой? Да и места, где новые харуспексы добываются, ни одна семья не выдаст. Но упорный он… Разорил, говоришь, все там?
— Да, — подтвердил Орион. — Киркой поработал. И не один…
— Да-да, — махнул рукой Сумах, — с ним была целая банда таких же умников… Так тебе, значит, нужен этот ученый варвар?
— Да.
— Хорошо, — просто ответил белокожий. — Я слышал, он разбил научную базу у Кириака. Это ближе к озеру Тай. Захолустный городишко. Найдешь сам?
— Найду. Карта есть, — сказал Орион, поднимаясь из-за стола.
— Ну, бывай, братишка. Свидимся еще! — Сумах пригубил грога и помахал рукой вслед Джовибу.
— Сумах… — Орион обернулся уже у выхода из зала. — Спасибо тебе…
Глава десятая. Слепота
На свете много людей, увечных телом. Есть те, чьи глаза слепы от рождения или повреждены при жизни, в силу чего человек не может видеть окружающий мир. Это тяжелое увечье. Но есть увечье куда тяжелее — слепота души. Человек со слепой душой живет не тем, что реально происходит вокруг, а тем, в чем он убедил себя, ибо душа его нечувствительна к тонким вибрациям, и нет никакой возможности заставить прозреть такого слепца.
Он может равнодушно срубить на дрова прекраснейшее и древнейшее из дерев, овеянное легендами, имеющее свою историю, — и не поймет, если человек со зрячей душой возмутится по этому поводу. «Это — дерево, — скажет слепец. — Мне нужны были дрова — и я срубил его. Разве я причинил зло миру? Ведь таких деревьев полным-полно на свете. Я взял всего одно». — «Но это дерево священно! — воскликнет зрячий. — Люди любили и почитали его! Оно следило ход истории и несет на себе следы великих свершений. Ты убил память, надругался над всем, что дорого человечеству!»
…Слепец только пожмет плечами и улыбнется снисходительно; ничто не изменится и не шелохнется в нем. «Человек, попрекавший меня, молод и незрел душой, — решит слепец. — Много же он приписывает простому растению! Но все выветрится, когда он повзрослеет. И он поймет, что я был прав».
Можно. Можно и нужно прощать людей ослепленных мечтой или любовью. Но как простить человека, насмехающегося над любовью, над мечтой и никогда не знавшего их?.. Да, он увечен, и следовало бы щадить его как увечного. Но, видя, сколько зла творят подобные люди, я просто не могу. Каждый из них — раковая клетка в теле своего мира… Видимо, так и гибнут миры: когда раковых клеток становится слишком много.
Я хотел бы предотвратить это. И я попытаюсь предотвратить.
Кириак рассыпался по равнине горсткой кубиков. У него не было ни стены, ни частокола; правда, дома строили крепко: каменные стены, узкие окна и — неизменно! — окованные железом рамы и пороги. Навскидку Коста мог бы назвать два-три вида детей тьмы, которых остановила бы полоса железа. Но, похоже, Кириак встречал незваных гостей нечасто: все же Ничейная Земля здесь обжитая.
Гостиницы в Кириаке не было, так что отряд разместился по домам местных жителей. Золото, оставшееся со времен Фираски, открывало все двери, а меч без гарды способен покорить любое сердце: как на Юге и Севере уважают боевых магов — защитников и спасителей в тяжелые времена — так в Ничейной Земле уважают амбасиатов, которые справятся там, где маги бессильны.
Освоился в городе отряд довольно быстро. К вечеру уже собрались на совет под раскидистым вязом — там кто-то из местных поставил скамьи; растрескавшиеся, потемневшие от дождей, они помнили лучшие времена.
Путь к Кириаку занял четыре с половиной дня хорошего чаржьего ходу. Оставалось только надеяться, что сведения, сообщенные Сумахом, не устарели до сих пор.
— …Мы с Оазисом поспрошали людей в городе, — сообщил Лайнувер. — Здесь действительно обосновались какие-то ученые. За лесом есть заброшенный форт, они арендовали его. Также наняли с десяток местных на работу. Плюс какой-то сорвиголова поставляет им живых сильфов.
— Какая связь может быть между сильфами и харуспексами? — задумчиво произнес Пай. Он сидел, облокотившись на спинку скамьи и вытянув больную ногу: рана, конечно, затянулась за четыре дня, но все равно еще беспокоила его.
— Это мы с Оазисом завтра и разведаем, — успокоил всех Лайнувер.
— Не думаю, что они будут с вами откровенны, — усомнился Орион. — Скорее, отправят куда подальше.
— Бала прихватил их мешочек с харуспексами, пробу 307, - вступил в разговор Оазис. — Поверьте, с нами будут откровенны, — вкрадчиво сказал он и добавил: — И вежливы.
— Что ж, — улыбнулся Джовиб, — надеюсь, на ваше актерское мастерство.
Разговоры затихли и звонкую вечернюю тишину никто не захотел нарушать.
Стрекотали бледно-зеленые светлячки, ютившиеся в ветвях, шелестели на ветру вязовые листья. Незримый, пел в кроне вяза хален — невзрачная ночная птичка с чарующим голосом. Крупные звезды сияли в высоком безоблачном небе; вот-вот проступят сквозь стремительно темнеющую синеву Жисмондин и Иринарх, возвещая окончание вечера и начало истинной ночи.
