Хирургическое вмешательство (СИ)

- Потому что… потому что мне правда нужен жрец.

Ксе сидел в полулотосе и любовался стеной: обои были в цветочек. Думал он про Деда, о том, как не вовремя старик укатил в свой антропологический Мюнхен, оставив злосчастного ученика наедине с целым полком проблем. Да, Матьземля просила не Арью, а Ксе, но задача была не для него, не по его силам. Безмозглой богине этого не объяснишь, да и все равно ей. Взнуздала, вези теперь; вот счастья-то привалило… «Любит она тебя, дурака, - сказал Арья. – Только радостей от той любви ждать не стоит». Чугунная истина Дедовых слов давила на плечи.

Шаман глубоко вдохнул и закрыл глаза. Слишком о многом стоило поразмыслить, и оттого размышлять не хотелось вообще. На площадке Льи, среди неслышимой «песни», погружаться в стихию было физически сладко: точно мама, по известному присловью, все ж таки родила тебя обратно, и не стало ни труда, ни мыслей, ни бед. Богиня приняла Ксе, как гладь осенней воды принимает опавший лист; погружение походило на долгий полет в прозрачной утренней стыни, а потом мысли Земли коснулись души мгновенной прохладой, заструились лесным ручьем и понесли – далеко, далеко… Ксе не засыпал, но это могло заменить недополученный сон.

У него было два часа.

Жень клятвенно пообещал, что не будет мешать, ушел на кухню и действительно сидел там тихо. Но дом не мог похвалиться звукоизоляцией, а Лья не ставил стеклопакетов: на верхних этажах ходили и окликали друг друга люди, за окнами взрыкивали моторы старых машин – и в сердце идеального согласования это странным образом не раздражало и не тревожило.

В числе того, о чем Ксе не хотелось думать, было чувство беспомощности, которое накатывало всякий раз, когда он собирался что-то решить. При Деде этого чувства не возникало, потому что Дед – учитель, учёный, человек мудрый и опытный – знал, что происходит и принимал решения осмысленно. Но сейчас Арьи не было, а советы Арьи остались, и Ксе разрывался между доверием к Деду, велениями собственной интуиции и зудящим голосом разума, который заявлял, что все это чушь.

Сильнее всего Ксе действовали на нервы пять остановок. Если б нужно было ехать на другой конец города, толкаться в метро или вызывать такси – голос разума, пожалуй, возобладал бы, и Ксе никуда не поехал. Но он жил в соседнем районе, за пять автобусных остановок отсюда, и добраться на глупое, скучное, век ему ненужное собрание выпускников мог меньше чем за полчаса. Вчера он действительно хотел добраться до школы, увидеть, какими стали теперь одноклассники, прежние девчонки и пацаны, а еще романтически купить цветов и признаться Светке Масловой, что она была его первой любовью. Но после всего, что успело произойти за день, намерение казалось несообразно нелепым и мелким, почти постыдным, будто Ксе на передовой собрался позаботиться о красе ногтей. Кроме того, вставал вопрос, куда девать Женя: оставлять одного было боязно, везти с собой – дважды нелепо. Уже хотелось сесть и сидеть спокойно; но стоило прислушаться к интуиции, и та вновь сообщала, что поездка безопасна, что в отсутствие Ксе не случится плохого, а пропустить собрание будет нестерпимо обидно и горько, как что-то, чего никогда в жизни больше не случится…

- Ксе!

Шаман вздрогнул и завертел головой.

- Блин, Ксе, ты как в спячку впал, - Жень, отдуваясь, плюхнулся перед ним на пол. – Если б ты сейчас не проснулся, я б тебя в тонком мире нафиг ошпарил.

- Ну спасибо, - проворчал шаман, потирая веки.

- Пожалуйста, - божонок фыркнул. – Ты, между прочим, будильник на мобиле проставил и не услышал, труба минут пять завывала. Я и решил разбудить.

- Уй-ё, - сконфузился Ксе. – Спасибо, Женька.

Тот, радостно заулыбавшись, кивнул – и в очередной раз выбил Ксе из равновесия, непринужденно сказав:

- А я у тебя деньги потырил, это ничё?

- Ч-чего? – обалдел Ксе.

- Я сходил пожрать купил, вот, - с достоинством сообщил парень. – Яичницу будешь?

С кухни действительно пахло; Ксе унюхал и вспомнил, что у него с самой ночи маковой росинки во рту не было. Живот разом прилип к позвоночнику.

- Ну… - промямлил он. - Не откажусь.

- А ты и готовить умеешь? – с почти мистическим трепетом вопросил Ксе: в жениной яичнице помимо яиц наличествовали молоко, тертый сыр, помидоры и сладкий перец, и было все это необыкновенно вкусно, а голодному шаману вообще сходило за амброзию и нектар.

Жень рассмеялся, уплетая свою половину.

- Я еще и на машинке умею, - мурлыкнул бог войны с интонациями кота Матроскина, а потом объяснил просто: - У нас же мамки не было. Что мы, два здоровых жеребца, должны были на сеструхе ездить?

- Я думал, - честно сказал Ксе, - вы должны были по-человечески жить… то есть, в смысле, как боги. Уж всяко с прислугой. Жрицами какими-нибудь на подхвате… неофитками.

Жень помолчал, поковырял яичницу вилкой.

- Старшая богиня красоты, - сказал он, - училкой в школе работает. Изо. А ее верховная жрица – в той же школе математичка.

- Это как так? – моргнул Ксе.

- Это культ нерентабельный, - сказал Жень. – А у младшей сестры рентабельный еще как, вот она живет как богиня. У нее верховная знаешь кто? – и он назвал имя известной светской дамы.

Ксе хрюкнул: верховная жрица богини красоты была похожа на лошадь.

- Младшая красоты – шакти наживы, - Жень пожал плечами с безразличным видом: для него это было вроде Волги, которая впадает в Каспийское море. – Она по части красоты, которая стоит денег – мода там, шоу-бизнес всякий… А старшая – шакти творчества. Нерентабельные они.

- А вы? – Ксе в недоумении представил себе расходы на армию, - вы разве нерентабельные?

- Рентабельные, - мрачно сказал Жень, - а жаль. А то бы стали они за мной гоняться, как же!.. это папка решил, что мы им козью морду сделаем.

- Жрецам?

- Угу. Он офицер… был. А мы с Женькой в обычной школе учились. А потом я бы служить пошел, срочником. А потом в военный университет… - Жень погрустнел. – Дома, наверно, все так же осталось. Или не осталось. Мне пофигу, ничего не жалко, только жалко, что я фотки не взял, когда линял тогда… фоток жалко. Хорошо людям, они хоть знают, что реинкарнируются…

- Не всегда, - сказал Ксе правды ради.

- Почти всегда, - махнул рукой божонок. – А папка мой… и Женя…

Шамана мучил вопрос, зачем понадобилось жрецам делать то, что они сделали, но невозможно было придумать худшей бестактности, чем сейчас заговаривать об этом. Жень прежде не говорил о своей близняшке, только об отце – должно быть, мысль о нем придавала мальчишке твердости, он вспоминал о долге и мести и обретал новые силы. Воспоминание о сестре заставило его поникнуть; и Ксе готов был никогда не узнать ответа на свой вопрос, потому что на глазах Женьки выступили слезы.

- Блин, - сказал божонок. – Блин… - и вывернулся из-за стола.

Уже стемнело. Ксе запер дверь своей квартиры и нажал кнопку лифта. Перед тем, как он, наконец, оставил Женя одного, беспокойство все-таки вылилось в дельную мысль: он отдал божонку свой мобильник, а сам зашел в салон и купил еще один. С нового номера Ксе отправил Женю СМС-ку, и теперь, если что, был на связи.

Он даже не опоздал в школу. И рядом с нею, в ларьке возле автобусной остановки, успел купить белые розы для Светы Масловой, которая, вероятно, носила сейчас другую фамилию. Когда-то давным-давно мышонок Лёша не осмеливался и подойти к первой школьной красавице; в старших классах она уже работала моделью, и это возводило Светку практически в ранг богини. Вспоминать было забавно.

Ксе предполагал, что почувствует, подходя к школе, но все равно удивился тому, какой маленькой и обшарпанной оказалась она. Вторая смена уже разбежалась по домам; неопрятная уборщица домывала фойе, у входа толстый сонный охранник грубо спросил, кого Ксе тут надо. Ответить Ксе не успел – от стенда с расписанием ринулся Кабанище, Боря Кабанов, и заорал охраннику, что один раз уже объясняли. Кабанов был точно такой же, как раньше, только выше, толще и в шикарном пальто. От раздевалок подошли Колян и Серый, тоже непривычно взрослые, раздавшиеся в плечах. Шаман Ксе мигом превратился обратно в Лёху Смирнова, разговор завязался, и былая компания подымалась на третий этаж, заваливаясь на перила от хохота.