Иллюзия обмана (СИ)

Во всём этом безобразии не принимал участия только Рьох. Этот, как всегда, бесцеремонно ворчал, что мол, кому это, скажите на милость, нужно, чтобы опять вокруг болтовня одна была; хотя, конечно, болтать-то все мастера, а делом заняться некому и некогда, потому что все ходят и ходят туда-сюда, а толку никакого нету, и вообще обсуждать тут нечего, и так всё идёт не лучшим образом, а менять никто ничего не собирается; а ведь он, Рьох, то есть, давным-давно предупреждал, что незачем собирать в Тильецаде такие огромные сборища, ещё пропадёт чего, а не пропадёт, так всё равно — греха не оберёшься, потому что разберись пойди, кто тут за кого; молодёжи-то ничего, у них вечно всё вот так: то людей лечить, то мир спасать, а потом старый Рьох ещё и виноват будет; нет, он, конечно, не жалуется, а молча страдает, но его одобрения они не дождутся, потому что вот раньше жили в своё удовольствие и жили бы дальше, так нет ведь — справедливость им всем понадобилась, а люди тут же обрадовались и просто оседлали бедных дюков и только на их способностях выезжают; вон уже и молодую особу до чего довели, ужас просто непередаваемый; так видишь ли, им мало показалось, ещё и поболтать надо, а о чём тут болтать?..

Эта бесконечная тирада, произнесённая на совершенно дикой помеси безмолвного и явного языков, оказалась столь неожиданной, что сильно разрядила обстановку. На дальнем конце стола даже раздались сдержанные смешки.

Несмотря на то, что напряжение несколько спало, никто больше не решался взять слово. Наконец, Кинранст встал и задумчиво оглядел аудиторию:

— Вот что, друзья, как ни трудно, нам придётся всё-таки продолжить разговор, ради которого мы здесь собрались, — сказал он. — Если сейчас всем так больно и тяжело, то что же будет, когда Император начнёт действовать? Поэтому я заранее прошу прощения у всех, для кого этот разговор будет особенно болезненным и тяжёлым и кому будет нелегко отказаться от простой мысли о личной мести. Хотя чем дальше, тем больше мне кажется, что эта идея отнюдь не лишена здравого смысла…

Казалось, Волшебник сознательно избегает смотреть в сторону Сиэл, да и Хаймера тоже, а может быть, он искал поддержки у старого друга, но брат Мренд молчал, как всегда непонятно чему улыбаясь, и делал наброски в своём небольшом походном альбомчике.

— Так вот, проблем на самом деле у нас множество, — Кинранст тоже волновался и никак не мог подобраться к главному. — Одну из них уже обозначил Рёдоф. Остальные вытекают из неё. Тут вот какая ерунда происходит: Конвентус обладал огромной силой. Я-то об этом знаю не понаслышке. То, что мне столько времени удавалось от них скрываться, можно считать счастливой случайностью. И если при этом нашёлся некто, способный не только перехитрить, но и уничтожить такую могущественную организацию, боюсь, мы даже не представляем, насколько опасен такой человек. Судя по всему, теперь он захотел единоличной власти и для того, чтобы её достичь, не погнушался ничем. Кроме того, Арнит обозлён и, вполне вероятно, растерян. Насколько можно судить, всё складывается совсем не так, как он хотел, узурпируя власть. Будучи человеком крайне самонадеянным, он раскачал такие силы, с которыми не сумеет справиться. А что может быть страшнее разъярённого и напуганного животного? Полагаю, ни у кого не вызывает сомнения, что первый удар он нанесёт именно по Дросвоскру.

— Не просто по Дросвоскру — по Тильецаду! — выдохнула Сиэл. — Если бы вы только знали, насколько он…

Дама осеклась, избегая называть Императора настоящим именем, но быстро взяла себя в руки и обычным уже своим мягким голосом повторила:

— Насколько он ненавидит дюков. Не знаю уж, какие к вам могут быть претензии… — она выразительно кивнула в сторону хозяев замка. — Кажется, его воспитатель был родом из этих мест. Точнее, потомком одного из разбойников, не пожелавших, как он говорил, мириться с диктатурой всяких длиннолицых. Простите меня, я не хотела обижать никого из моих спасителей и друзей…

— Это ещё раз подтверждает мои слова, — резюмировал Кинранст. — Нравится, друзья, нам это или нет, но, похоже, в ближайшем будущем придётся готовиться к серьёзной войне и защите замка.

После этого Волшебник вкратце изложил всё, что знал о том, как Арнит стал Йокещем. Теперь время от времени он прерывал свой рассказ и обращался для уточнения деталей то к брату Мренду, то к Хаймеру, то к Сиэл. Некоторые эпизоды, особенно история о том, как Художник отомстил Императору, сделав его смертным, и ещё то, как Кинранст наслал на Арнита неистребимые гладиолусы, вызвали просто бурю восторга. Всеобщее веселье прервал неожиданно разбухтевшийся Рьох:

— Ну конечно, всем просто необходимо нашими гербовыми цветами расшвыриваться да по Песонельту их сплавлять… — на самом деле в гулком голосе дюка слышалась искренняя досада, что не он додумался до такой остроумной каверзы. — Других способов свои проблемы решать у них нет; чисто дети какие! Картинки, понимаешь ли, они малюют! Ну, если вам так необходимы неприятности, причём здесь, скажите на милость, дюки? Можно ведь сразу или войну начать, или убежать на худой конец, чтобы долго искали, как вон этого.

Рьох обиженно кивнул в сторону Кинранста:

— Так нет ведь, эти шутнички опять за наши спины попрячутся, а если Император разбушуется, а он всенепременнейше разбушуется, можете даже не сомневаться, что потом делать? Не знаете, ну так я скажу — не Тильецад и даже не Дросвоскр защищать, а весь Сударб спасать придётся, а это, между прочим, совсем не одно и то же, что следить за порядком в Амграмане или откачивать всяких-разных беспамятных барышень. Интересно только, кто-нибудь из нынешних героических героев спросил, а хочет ли старый Рьох воевать, или, может быть, он хочет отдохнуть и погреться на солнышке?

Обречённо махнув рукой, ворчун царственно удалился в свой угол, откуда выходил лишь для того, чтобы сказать свою великую речь.

— Ясненько! Постыдился бы, хороший мой! Это, значит, мы тут виноваты? Ну, прямо во всём. Кошмар! Жуть! И ужас! Интересно, долго ещё тут будут выступать всякие-разные? — раздался голос с дальнего конца стола.

Это вскочила, уставив руки в боки, обычно незаметная и тихая тётушка Шалук. Она страшно волновалась, поэтому сильно частила:

— Один он тут понимает что к чему, а остальные? Мы здесь просто так выпить-закусить собрались, так, что ли?

Рёдоф и Мисмак, на своей шкуре знавшие, что бывает, когда эта милая толстушка разбушуется, следили за тем, что же произойдёт дальше, еле сдерживаясь от хохота.

— То есть вот ведь как получается: их рисуют, оживляют, не обижают ничем, в конце концов, помочь хотят, а они, стало быть, ворчат! — не унималась Шалук. — Не знаю как кому, а мне это всё до смерти надоело. И, кажется, я знаю что делать. Вот что, брат Мренд, все говорят, что у тебя золотые руки, талант рисовать картины, которые способны оживать, ведь так, правда? Но ведь для этого, кажется, нужны волшебные карандаши и даже кисти с красками, верно? А скажи-ка, хороший мой, волшебный ластик у тебя часом нигде не завалялся, чтобы роковые ошибки исправлять?

Тётушка так распалилась, что, всё так же подбоченясь, пошла наступать на хозяев замка, позабыв и о своём почтенном возрасте, и об огромной разнице в росте. Тут уже трубно захохотали даже дюки, до этого момента пытавшиеся сохранить серьёзную мину. Больше всех смеялся молодой Превь:

— Ну… не все же здесь… такие, — он плавно повёл рукой в сторону старшего дюка. — Есть… среди нас и… Как это?.. Ах, да, молчаливые.

Новый раскат хохота потряс стены древнего Тильецада.

— Право же, почтенная госпожа, прости ты его! — продолжил Превь, отсмеявшись и церемонно кланяясь Шалук. — Не стоит нас так уж сразу ластиком стирать!.. Даже страшно делается. Да к тому же, это ведь вы — люди — вернули нас сюда.

— И что? Что теперь, хороший мой, на всех бурчать можно? — отходчивая тётушка Шалук уже ругалась лишь для порядка.

— Бурчать, конечно, не стоит, это правда. Но, почтенная госпожа, если тебе не жаль нас, то неужели же не жаль таланта брата Мренда и усилий Волшебника? Да и потом… — прибавил Превь уже совершенно серьёзно. — Там, в Мэниге, решили, что отобранного не вернуть… Но здесь, в Дросвоскре, возвращённого не отнять. Таково уж наше свойство.