Кровь Янтаря

Может, Призрак закончил переговоры с Льюком таким образом, что результаты их разногласий ясно видны на теле Льюка?

Я достал Козыри, стасовал яркий круг Колеса-Призрака и сосредоточился на нем — настраиваясь на контакт, протягиваясь, вызывая и призывая.

В следующие несколько минут я дважды нащупывал что-то вроде контакта, чувствовал оживление по ту сторону Козыря, но нас как будто разделяло стекло. Может, Призрак был занят? Или просто не хотел говорить со мной?

Я отложил карты… Но они успели направить мои размышления по новой колее.

Я наскоро обыскал окровавленную одежду Льюка. В боковом кармане я наткнулся на колоду Козырей, в которой было несколько чистых карт, и карандаш, — причем карты, казалось, выполнены были в том же самом стиле, как и те, что я назвал Козырями Судьбы. Я добавил к колоде карту, которую Льюк держал в руке, когда козырялся, — на этом Козыре был изображен я.

У Льюка оказался потрясающий набор. Здесь были Джасра и Виктор Мелман. Здесь были Джулия и незаконченная карта Блейса. Был хрустальный грот, была старая квартира Льюка. Несколько карт повторяли Козыри Судьбы. Одна изображала дворец, которого я не узнал; другая — одного из моих давних приятелей, еще одна — могучего блондина в зеленом и черном, еще одна — стройного парня с каштановыми волосами, в коричневом и белом, другая — женщину, которая так напоминала этого парня, что они просто обязаны были оказаться родственниками. Эти последние карты, как ни странно, были выполнены в другом стиле — другой рукой, я бы сказал. Единственным из незнакомцев, которого я мог более-менее уверенно идентифицировать, был блондин — его, исходя из его цветов, я решил считать старым другом Льюка — Далтом, наемником. Были еще три наброска с попытками воспроизвести Колесо-Призрак — ни один из них, насколько я мог судить, не был достаточно точен.

Льюк что-то промычал. Глаза его были открыты, взгляд шарил по комнате.

— Спокойно, — сказал я. — Ты в безопасности.

Он кивнул и закрыл глаза. Впрочем, спустя несколько мгновений он опять их открыл.

— Эй! Мои карты, — сказал Льюк слабо.

Я улыбнулся.

— Славно сделано, — отметил я. — Кто рисовал?

— Я, — сказал он. — Кто же еще?

— Где научился?

— У папы. Вот уж кто был настоящим мастером…

— Раз уж ты смог их сделать, то, стало быть, прошел Образ.

Льюк кивнул.

— Где?

Мгновение он изучал меня, затем едва заметно пожал плечами и поморщился.

— В Тир-на Ног’т.

— Твой отец привел тебя туда и проследил, чтобы ты прошел?

Снова кивок.

Почему бы не дать шпоры, раз уж я в седле? Я взял карту.

— А это, значит, Далт, — сказал я. — Вы с ним когда-то были Волчатами, верно [18]?

Льюк не ответил. Подняв взгляд, я увидел суженные глаза и сведенные брови.

— Мы с ним никогда не встречались, — добавил я. — Но я узнал его цвета, и я знаю, что вы с ним земляки… из Кашфы.

Льюк улыбнулся.

— В школе ты всегда лучше всех готовил домашние задания, — сказал он.

— И обычно вовремя, — согласился я. — Но за тобой мне не угнаться. К примеру, я не смог найти Козыря для Крепости Четырех Миров. И вот еще кое-кто, кого я не знаю.

Я взял карту с изящной дамой и помахал перед ним.

Льюк улыбнулся.

— Слабею и вновь теряю дыхание, — сказал он. — Ты был в Крепости?

— Был.

— Недавно?

Я кивнул.

— Значит, вот что… — сказал он наконец. — Ты расскажешь, что ты видел в Крепости и откуда столько узнал обо мне, а я скажу, кто она такая.

Я быстро обдумал предложение. Можно не рассказывать того, чего он не знает.

Ладно.

— Что ж, пойдем кружным путем, — сказал я.

— О’кей, — сказал он. — Эту даму зовут Сэнд.

Я так уставился на карту, что даже почувствовал начало контакта. Впрочем, я его сразу же свел на нет.

— Давно пропавшая, — добавил Льюк.

Я поднял карту с изображением человека, похожего на даму.

— А это, стало быть, Делвин, — сказал я.

— Да.

— Эти карты сделал не ты. Не твой стиль — да ты и не знал, наверное, как они выглядят…

— А ты понятливый. Рисовал мой отец — давно, еще во времена своих неприятностей, — ради всего того, что они ему сделали. Но они все равно не помогли бы ему.

— Все равно?

— Во всяком случае, мне помочь они не захотели — даже несмотря на все их отвращение, которое они питают к этим краям. Считай, что они давно выбыли из игры.

— К этим краям? — переспросил я. — А где ты, по-твоему, находишься, Льюк?

Он распахнул глаза. Обвел взглядом комнату.

— В стане врага, — ответил он. — У меня не было выбора… Это твои апартаменты в Янтаре, верно?

— Нет, — отозвался я.

— Кончай издеваться, Мерль. Ты меня получил. Я — твой пленник. Где я?

— Ты знаешь Винту Бэйль?

— Нет.

— Подруга Кэйна. Этот дом — ее фамильное загородное поместье. И сама она тут, дальше по коридору… Может, даже зайдет. По-моему, она в меня втрескалась.

— Ой-ей. Крутая леди?

— Весьма.

— Ну и ради чего ты увиваешься вокруг нее — сразу же после похорон? Это же неприлично.

— Ха! Если б не ты, так и похорон бы не было.

— Не пудри мне мозги, Мерль. Если бы это был твой отец, Корвин, и его бы убили — что бы ты сделал?

— Не передергивай. Мой отец никогда не сделал бы того, что сделал Брэнд.

— Может — не сделал бы, а может, и сделал… Но предположим — сделал. Как тогда? Ты не пришел бы по душу Кэйна?

Я отвернулся.

— Не знаю, — в конце концов сказал я. — Это чертовски гипотетично.

— Ты бы сделал это. Я тебя знаю, Мерль. Уверен, что сделал бы.

Я вздохнул.

— Может быть, — сказал я. — Ну ладно. Может, и сделал бы. Но на этом я бы остановился. Остальных я оставил бы в покое. Не хочу задевать твои чувства, но твой старик был психопат, ты-то должен это знать. Но ты же не псих. Тебя я знаю не хуже, чем ты меня. Я думал над этим… Ты знаешь, в Янтаре приняты личные вендетты. Но для этой мести причина весьма спорная. Не соверши ты убийство в Янтаре, Рэндом бы сумел тебя выгородить…

— С чего бы это?

— Потому что я поручился бы, что ты не замазан в других делах.

— Брось, Мерль…

— У тебя же классическая отмазка для вендетты — сын, мстящий за смерть отца.

— Ну, не знаю… Слушай, ты пытаешься уклониться от обещанного рассказа.

— Да нет, но…

— Значит, ты был в Крепости Четырех Миров. Что и как ты там выведал?

— Ладно. Но ты все же подумай о том, что я тебе сказал, — отозвался я.

Выражение лица Льюка не изменилось.

— Там был старый отшельник по имени Дэйв, — начал я.

Льюк уснул раньше, чем я закончил рассказ. Я просто дал голосу угаснуть и посидел немного не шевелясь. Чуть погодя я поднялся, нашел бутылку вина и налил чуть-чуть в бокал — раз уж Льюк выпил почти все мое вино. С бокалом я подошел к окну и стал разглядывать патио, где шуршал листьями ветер. Я думал о том, что говорил Льюку. Картина, которую я перед ним нарисовал, была неполна — отчасти потому, что у меня не было времени, а главное — потому, что он, кажется, не проявил интереса. Но даже если Рэндом официально снимет его с крючка в вопросе о смерти Кэйна, Джулиэн или Джерард наверняка изыщут возможность прихлопнуть Льюка по тому же самому праву вендетты. Я действительно не знал, что делать. Я обязан рассказать Рэндому о Льюке — но будь я проклят, если сделаю это сейчас. Мне так много нужно у него выспросить — а если он станет пленником в Янтаре, добраться до него будет гораздо труднее. Угораздило его родиться сыном Брэнда…

Я вернулся к оружию и Козырям Льюка, унес их в другой конец комнаты, уселся поуютнее в кресле, в котором сидел прежде. Вновь рассмотрел карты. Изумительно. У меня в руках целый пласт истории…

Когда жена Оберона Рилга оказалась существенно менее наглой, чем прочие, — быстро состарилась и удалилась в деревенское уединение, — Оберон порвал с ней и женился снова, из желания досадить их детям — Кэйну, Джулиэну и Джерарду. Но чтобы запутать садовников генеалогических древ и ярых поборников семейного права, он вступил в новый брак там, где время течет гораздо быстрее, чем в Янтаре. Можно было бы придумать интересные аргументы как «за», так и «против» его двоеженства — а брак с Харлой создал именно такую ситуацию. Не мне судить. Эту историю несколько лет назад мне рассказала Фиона; причем она не слишком хорошо ладила с Делвином и Сэнд, отпрысками того союза, и, само собой, склонялась к оправданию бигамии [19]. До сих пор я никогда не видел изображений ни Делвина, ни Сэнд. Во дворце они ни разу не появлялись, поминали их редко. Но они жили в Янтаре, — правда, относительно недолго, пока Харла была там королевой. После смерти Харлы их стала задевать политика Оберона по отношению к ее родине — которую они часто навещали, — и вскоре они уехали, поклявшись никогда больше не иметь дел с Янтарем. По крайней мере, так я слышал. Легко могло оказаться, что здесь замешаны все виды родственных интриг. Не знаю.