Чему быть, того не миновать (СИ)

— В назидание жителям деревни… а еще потому, что я люблю свежую, деревенскую снедь. — Витторио слегка улыбнулся, но тут же нахмурил кустистые брови. — Не скрою, я рад, что здесь присутствует староста Луковок. Мне есть, что ему сказать. Твои люди налетели на медвежий хутор как стервятники на поле брани: сдирали и рвали драпировку, вытоптали пол в гостиной и вынесли статую Дашарской королевы прошлого эона. Ценность, этого произведения искусства в астэрской валюте можно измерить десятком деревень лесного княжества. Я хочу, чтобы все это вернули обратно и тогда духи простят вас, — можете не приносить дань, но не раньше как вернете краденное.

Зотик покраснел как помидор, выслушивая то как его отчитывает старец. Молодой староста чувствовал себя мальчишкой, пойманным родителями за мелким хулиганством.

— Все вернем, только вот неурядица вышла с девицей той каменной…

— Это какая же?

— Титьки у нее того… — Зотик почесал затылок, не находя себе места и посмотрел на друзей, ища помощи.

— Прошу прощения?

— Да грудь у нее отколота, вот что он пытается сказать. Я был в деревне, видел эту статую, ее сложно не заметить — изумительная работа. — не выдержал Готфрид и выложил все как есть.

— И еще лицо… немного побито, мальчишки с рогаток пуляли. — виновато добавил Зотик.

Повисло неловкое, давящее как толща океана, молчание, нарушаемое лишь шагами Гаргуля, журчанием чая, подливаемого в те чашки, когда он заканчивался и треском дров в камине.

— Верните то, что есть… пока есть что возвращать. — закончил Витторио и голос его даже не пытался скрыть разочарования в жителях Луковок.

— Все вернем, даю слово, — убеждал Зотик.

— Мастер Витторио, не буду лгать, мне не жаль это говорить в виду того, чем вы здесь занимаетесь, но вам придется покинуть усадьбу. Звездная пыль запрещенный наркотик в Астэриосе, его производство, равно как и продажа карается заточением в цепи. Полагаюсь на ваш разум и даю вам неделю. Через неделю я сообщу стражам Линденбурга о том, что жители Луковок обнаружили в усадьбе на медвежьем хуторе алхимическое оборудование для варки наркотика.

— Леон, ты же не глупый малек, не дай уму зайти за разум. Ты ведь и сам понимаешь, как устроен рынок? Спрос рождает предложение, не мы так другие. — заметила Хэзбарийя. — Как верно подметил кай Готфрид, у нас тут полно денег. Сколько вам нужно, чтобы морской бриз проветрил ваши горячие на решения головы?

— Хватит лягушонок, изволь немедля прекратить. Мы бы все равно надолго здесь не задержались. Пора двигаться дальше, мы и без того уже перелопатили все средиземное королевство.

— Да знаю, Вито, знаю. Жаль бросать все это, столько труда вложено, верно Гаргуль?

— Несомненно, госпожа, — покорно согласилась горгулья, не проявляя особой тревоги по поводу переезда, а ведь именно Гаргуль сделал большую часть всей работы.

— Я рад, что мы пришли к согласию, — подчеркнул Леон.

— В таком случае, давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Как упомянул Вито, мы редко с кем-то общаемся. — примирительно предложила Хэзбарийя.

Двое юных рыцарей, староста деревни Луковки, таинственный долгожитель, полагающий, что он создает из себя философский камень, шэба из морских глубин Бесконечного океана и горгулья со странным именем Горгуль, провели время за беседой до самого рассвета. За полгода, трио охотников за привидениями стали первыми гостями Витторио. Друзья узнали много нового и об усадьбе. Например, почему у дверей и окон капканы. Оказывается, периодически Хэзбарийя уходила на северо-восточные болота близь дубовой чащи и пепелища, где собирала яйца иглачей, — необходимый ингредиент в алхимических изысканиях Витторио. Днем эти амфибии не гуляют по поверхности, так как плохо видят на свету, а вот ночью — запросто. Ночами иглачи шли по следу, желая вернуть яйца и натыкались на суровый оборонительный потенциал усадьбы. От шэбы Готфрид также узнал, что если обычный янтарь проварить в меду, то он приобретает красный цвет. Именно так и были созданы глаза для пугал. Разгадка светящихся рисунков оказалась тоже на деле простой: все дело было в соке редкого цветка, на свету совершенно бесцветного, но сияющего во тьме. Чтобы скрыть гул алхимической установки, которая использовалась в варке звездной пыли, Витторио придумал систему труб, искажающих звук. Когда машину запускали, звук шел в трубы и искажаясь, превращался в вой, а сам агрегат запускали только по ночам. Изначально, чтобы отпугнуть от усадьбы случайных путников, мародеров и иных бандитов Витторио придумал, что нужно обставить все так, словно в доме поселилось нечто потустороннее и свирепое. Так, что вне зависимости от действий жителей Луковок, усадьба стала бы такой, какова она есть сейчас. Разве что дань никто бы не требовал. С едой проблем не было, Гаргуль регулярно летал в город и иные села, продавая звездную пыль и покупая еду для своего мастера и его ассистентки. Поинтересовались рыцари и о странном ночном стуке, слышимом с запада, но старик и его ассистентка лишь пожали плечами. Прощаясь, Витторио обратился лично к Леону:

— Помните, я сказал, что рожденный ползать — летать не может?

— Помню.

— Это все чушь собачья, юноша. Рожденный с ясным умом и ярым стремлением достичь чего-то, обязательно достигнет этого. Мне не так уж и хотелось стать магом, я был юн и брался за все подряд потому, что не знал, чего хочу от жизни. Как можно прийти в желанный город если ты даже сам не знаешь в какой именно хочешь попасть? Остается плутать всеми дорогами, путешествуя по разным городам. Но когда ты узнаешь, дело за малым — просто идти по нужной дороге.

— Прошу прощения, я не понимаю, что вы мне хотите сказать, мастер.

Тут глаза старика и глаза Леона встретились. Витторио поймал своим взглядом взгляд рыцаря и вцепился в него как сторожевой пес в вора.

— Я по глазам вижу, юноша, что вы мечтатель, такой же как я. Никогда не сдавайтесь, уступая мечту реальности, мечта беззащитна перед ней! Я вижу в вас воплощение решительности — не теряйте это качество. Прощайте. — он развернулся и ушел, поддерживаемый за руку Гаргулем.

По рассвету, когда гроза наконец прекратилась и небо прояснилось, трое гостей покинули усадьбу: сонные и уставшие, от столь бурной на события ночи. Зато в деревню они вернулись счастливые, с улыбкой до ушей. Леона и Готфрида распирало от радостных чувств сопричастности к тому, что чья-то жизнь теперь станет лучше. Готфрид остановил Гермеса рядом со статуей Дашарской королевы — та по-прежнему удерживала сброшенную до пояса тогу. Вблизи рыцарь увидел то, что не было видно издали в дождь: некогда красивое лицо статуи было покрыто выщерблинами и множественными точками от ударов. Нос был отколот. Как-будто вечно прищуренные глаза смотрели прямо на рыцаря. За этот необычный для средиземного королевства размер глаз, жителей Дашарского королевства часто называли «узкоглазыми». Кто-то шутил, что всему виной их палящее солнце, из-за которого они всегда щурятся. Насколько Готфрид знал, в Дашаре испокон веков был матриархат, вместо рыцарей там военную силу представляли амазонки — женщины, сызмала воспитывающиеся как воины. В эпоху становления Триады, альвы не нашедшие себе места среди сильвийцев и цинийцев покинули свой народ, отправившись в великое изгнание, обратившееся поход на юг Линеи, в бескрайнюю пустыню Кахад. Большинство полагало, что альвы шли туда умирать и не без основания: палящее солнце пустыни, отсутствие воды и еды убивало их вернее меча и стрел. Лидер изгнанников пал и остальные уже были готовы принять его участь. Тогда одна альвийка заняла его место и сумела вдохновить прочих. Ее имя было Хараксим, и эта женщина смогла придать изнеможенным альвам сил, чтобы идти дальше, в глубины жаркой пустыни. Пустыни где впоследствии и было основано королевство Дашар. Она верила, что там, за очередными дюнами будет спасение и она оказалась права. После, Хараксим почитали как святую, а ее род правит до сих пор, превознося и славя своих женщин. Изгнанники обрели свою самобытность и назвали свой народ «харенамцы», от альвийского слова «харена», что переводилось как песок. Из книг Готфрид также знал, что Дашаре круглый год жара и живущий там народ не знает, что такое снег. Народ Дашара слабо интересовался иноземной жизнью и чужими традициями, рьяно храня свои собственные. Дашар не участвовал в войнах за земли, как прочие государства, ведь он и без того владел самой огромной территорией в Линее. Территорией, на которую бы никто не позарился — океан песка под палящим солнцем. Не лез Дашар и в большую политику, предпочитая жить и наслаждаться жизнью в своем собственном солнечном крае. Кое-кто поговаривал, что они слабы из-за того, что там правит женщина и в воинах у Дашара женщины стоят наравне с мужчинами. Так это было или нет, неизвестно, однако известно, что далеко не каждый рыцарь бы согласился выйти на арену для сражения со львами и медведями, как это делали Дашарские амазонки. Готфриду нравились Дашарские девушки тем, что их возраст было тяжело угадать и девушки за двадцать и старше все еще могли выглядеть как пятнадцатилетние, юные и полные энергии. В Дашаре работорговля была чем-то само собой разумеющимся, а еще поговаривали, что там помимо узкоглазых Дашарцев живут люди с совершенно черной кожей и что в Дашаре едят палочками — странный народ одним словом! Впрочем, что взять с тех, кто отправился в добровольное изгнание, да еще и в пустыню?