Из того ли то из города (СИ)

- Да я и не просил вроде... Думал, вы надо мной надсмехаетесь, - сказал Илья. - А что, ежели вернуться? Я мигом - туда и обратно... Объясню...

Святогор расхохотался.

- Коли б кузня та простая была, может, и вернулся бы. Да только нет тебе к ней дороги, пока срок назначенный не минует. Сколько он тебе сроку назначил? Год? Вот через год - любую дорогу выбирай, каждая к кузне приведет; а до той поры - и не пытайся.

...Чем Илья Святогору глянулся? А может и не глянулся вовсе? Может, лишние руки в хозяйство на время заполучить решил? Про то не ведомо; только согласился богатырь обучить Илью искусству воинскому, а заодно навыкам разным, которые тот, по причине немочи своей многолетней, освоить не сумел. Где грубая сила требуется, там пожалуйста. А вот, скажем, косьба? Тут рукоятку надобно правильно на косовище расположить, пятку к земле прижать, чуть приподнять лезвие - и повернуться телом вполоборота. Не руками тащить косу по земле - телом вести. Оттого-то у неопытных косцов поначалу поясницу и ломит, али ладони в мозолях. Ну, про то, как острие в землю со всего маха вгоняют, и говорить нечего. А Илья - чем хуже прочих? Не один десяток раз косу из земли вытаскивал, сколько кочек смахнул, - не счесть, пока получаться стало.

С конем обращаться - тоже уметь надобно. Прежде чем потник положить, спину обтереть надобно, посмотреть, нет ли натертостей. Ремни седельные строго подогнать: послабже - соскользнет седло, посильнее - задохнется конь. Опять же уздечка. Сколько пальцев должно помещаться между горлом и подбородным ремнем? А сколько между ремешком и челюстью? Не так все просто.

Да и ездить - целая наука. Конечно, ежели надобно, чтобы конь, помимо прочего, твоим боевым товарищем был. Как команды ему подавать, голосом ли, движениями рук и ног. Как в седле держаться, чтобы не слететь. Здесь тоже довелось - и падать, и место себе, что с седлом соприкасается, поотбить.

С воинским искусством - то же. Поставит Святогор, к примеру, колоду, махнет мечом - та и рассыплется надвое. Махнет Илья - зазвенит меч, да и отскочит, хорошо еще, ежели ладонь не вывернет. И булава. Казалось бы - дубина дубиной, махай себе, - поберегись, коли голова дорога; только Святогор приложит колоду - та крякнет и осядет, а у Ильи - отлетает булава, точно по камню хватил.

Или вот лук. Тоже искусство - наложил стрелочку, натянул тетивочку, и пуляй себе. Главное - посильнее натянуть, чтоб подальше стрелка полетела, да покрепче держать, чтоб лук не выронить. Ну, и прицелиться, конечно. А только попервой тетивочка та самая так Илье по запястью шваркнула, чуть не взвыл. И оружие выронил, от неожиданности, и куда стрела улетела - не заметил. Только Святогор пуще в другой раз хохотал: это когда Илья на скаку выстрелить попытался. Допрежь он все луком цеплялся: то за седло, то за самого себя, а тут вскинул, да и не удержался в седле, так грохнулся - земля содрогнулась...

Копье тоже... Приспособил Святогор вроде как чучело, только из толстого ствола. Привязал поперечину; с одной ее стороны днище от бочки приспособил, с другой - дубину на веревке. Мчится Илья, копье наклонив, чтобы в днище посильнее да поточнее ударить; а как ударит - повернется чучело вокруг себя, и дубиной по всаднику угодить норовит. Коли что не так - как раз дубиной и приголубит.

Тяжко идет ученье, ох, тяжко. Даже и не думалось, что так оно будет. Однако ж понемногу дается.

Одно Илью смущает. Славяна, жена Святогорова. Прошло время, примечать стал: как только нет того поблизости, - и рядышком пройти норовит, и заденет слегка, и глазами поведет, и голову наклонит особенно как-то. А Илья, он из камня сделан, что ли? Али слепой, али к красоте бабьей нечувствителен? Вот и мается, не знает, как поступить. И Святогору не скажешь, потому - сказать особо нечего, и ей - посмеется, ишь, чего удумал...

Бегут дни, один на другой похожие; только тем и отличаются, что на дворе. Оно, конечно, в хорошую погоду и по хозяйству, и искусству воинскому, и прочим навыкам обучаться куда как сподручнее, нежели под ветром и дождем. Только ведь ни враг, ни нужда не спрашивают, когда придти; посему - завсегда быть готову встретить их надобно. Мужает Илья, матереет. Не просто силушку в себе чувствует, разухабистую да вольную, - разумной силушка становится, расчетливой, не бежит поперед головы. Уменья прибавилось. Видели бы его отец с матерью...

Гнать старался от себя мысли о родителях. Соскучился очень. Как-то они там, без него? Вот, кончится ученье, первым делом - домой отправлюсь. Сколько там еще до назначенного кузнецом сроку осталось? Потому как решил для себя: в тот день, что кузнецом назначен, поклонится Святогору до земли и распрощается. Не век же в учении да гостем, пора и честь знать. Дальше уж как-нибудь сам.

...Вот он и настал, наконец, день долгожданный. Совсем уж Илья мыслями измаялся. Не то, чтоб совсем уж оперился, а так, едва на крыло стал. Худо-бедно за себя постоять сумеет. И не только за себя. Оно, конечно, далеко ему до Святогора, ну да ничего, с опытом наверстается. Слова осталось правильные подобрать, чтоб не обиделся. И со Славяной так распрощаться, чтоб не подумала, будто он от нее бежит. Пока к кузнецу да обратно, есть время подумать.

Позавтракали, собрались, в путь подались. Святогор привычно по сторонам поглядывает, не нарушил ли кто владений его, а Илья все слова ищет правильные. Только не выходит никак. Больно уж неловко получается: чем таким может он отплатить за учение, за привет? То, что по хозяйству помогал, так это не в счет. Вот коли б битва какая приключилась, чтоб помочь, из беды выручить - это да. Так ведь, как назло, разогнал богатырь всех королей и иже с ними, если и идут куда походом, горы эти, небось, за сто верст стороной обходят.

Тут Святогор осадил коня, повернулся в сторону утеса голого, застыл. Илья тоже глянул, но ничего не увидел: скала себе, и скала, площадка ровненька, деревца чахлые за камень зацепились. Полно здесь таких. А только Святогору такое видится, что Илье разглядеть не под силу.

- Чего там? - спросил.

- Не пойму, - отвечал Святогор. - Странное что-то. Слухи были, водятся в горах силы какие-то грозные, неведомые, которым и названия нету. Никогда с такими не встречался. Не они ли пошаливают? А ну-ка, глянем...

Ближе и ближе подъезжают. Осторожничают. Больно близко тропа к обрыву вьется. Не то, чтоб узка, а коли что не так... Даже думать не хочется, что будет, коли не так... И видит Илья, что прежде от взора его пряталось - камень какой-то к скале на площадке притулился. Будь один - он и не заметил бы, а заметил - так и пускай себе лежит, есть-пить не просит. Не то - Святогор. Вот уж воистину - хозяин. Приметил непорядок.

Это уж когда на площадку выехали, понял Илья слова Святогоровы. То, что издали камнем простым виделось, домовиной оказалось. Старой на вид, но прочной, дубовой должно быть, от времени прочнее камня ставшей. Обычного размера. Крышкой прикрыта. А по крышке - вырезано что-то непонятное. Доводилось Илье видеть письмо - это когда по бересте, скажем, или по чему еще, значки выводят, буквами именуемые. И такой силой обладают эти самые значки, что кто владеет этой самой премудростью, тот про что хочешь кому хочешь за тридевять земель все расскажет, будто с глазу на глаз, - ехать не надобно. Достаточно бересту эту самую послать. Только те, что Илья видел, и те, что на крышке - не похожи вроде.

Спешились оба, осматриваются. Никаких следов. Домовина - и все. И так смотрели, и эдак - ничего не высмотрели.

- Ты, Илья, в сторону стань, - пробормотал Святогор. - И держи меч, али булаву там, наготове. Я сейчас крышечку-то возьму, да подвину. Коли что оттуда выпорхнет, так ты не зевай - бей без промаху. Потом разберемся, что да как.

- Стоит ли, - усомнился Илья. - Может, не живой там. Негоже беспокоить.

- Негоже бросать вот эдак-то, посреди скалы. Взялся упокоить - так и упокой по-человечески. Ежели не живой окажется, сами упокоим, как подобает. А ежели сила какая злая, - попотчуй ее без жалости.