Остров перевертышей. Рождение Мары (СИ)

О чем они говорили дальше, Мара не смогла расслышать, потому что отчаянно пыталась подтянуться, вцепившись в подоконник. Ей удалось в последнюю секунду: едва она приземлилась на кафель, в дверь постучали.

— Мисс Корсакофф, Вы здесь?

— Я же Вам объясняю, мисс Вукович, ее не было дома весь вечер, — прогундел мерзкий голос Сары Уортингтон.

— Все в порядке, я сейчас выйду! — отозвалась Мара.

Пихнула голову под кран, потом спрятала уличную обувь и, как ни в чем не бывало, вышла из душевой, растирая полотенцем мокрые волосы.

— Сколько можно мыться? — недовольно спросила Вукович.

— Извините… — и Мара решила вытащить из рукава свой козырь. — Просто в детском доме нам давали только пять минут, и мне так хотелось…

— Я поняла. Все в порядке. Но на будущее учитывай, что ты здесь не одна, — Вукович поправила очки и перевела взгляд на Сару. — А Вы, мисс Уортингтон, держите свои домыслы при себе.

— Но я переживала: вдруг с ней что-то случилось…

— В таком случае, теперь, когда все выяснилось, Вы сможете спокойно заснуть в своей комнате, не так ли?

Сара пробормотала что-то невнятное и ретировалась вместе с Шейлой и Рашми. Мара вернулась к себе, переоделась и забралась на верхний ярус кровати. Ида уже спала, и Тамара намеревалась последовать ее примеру. Она закрыла глаза: по подоконнику мерно стучали звонкие капли дождя… Минутку… Дождя? Но ведь небо было совершенно чистым! Она свесилась с кровати и увидела прыгающего за окном дрозда. Рот растянулся в улыбке. Нанду прилетел проведать ее! Она подняла вверх большие пальцы, и он спорхнул, исчезнув в листве.

Жизнь на Линдхольме определенно налаживалась. Если не считать того факта, что, по мнению Брин, Мару собирались убить в ее собственный день рождения.

Глава 10

Первым подарком на пятнадцатилетие Мары стала поздравительная открытка, найденная под подушкой. Там не было развернутых пожеланий счастья и успехов в учебе, зато обнаружилось нечто более ценное: номер телефона, адрес и прочие контакты Озгюра Коркмаза. Благодарить за это следовало Селию.

Мара подскочила от восторга и так неистово кинулась слезать с кровати, что ненароком наступила на Иду ван дер Вауде. Та огласила спальню возмущенным голландским ругательством, за что словила проклятия и тапок от Рашми Тхакур. День летнего солнцестояния в домике зимних ничем не отличался от остальных дней.

Вероятно, Вукович просила девочек поздравить Мару, потому что в общей комнате уныло свисали с карниза два синих воздушных шарика. Если Сара Уортингтон планировала кого-то этим разочаровать, то ей не удалось: после подарка Селии никто не смог бы испортить Маре настроение. К тому же на столе в кухне громоздилась целая куча самых настоящих подарков. В красивой бумаге, с яркими лентами, и на каждом карточка: «Для Мары».

Несколько минут именинница просто разглядывала это чудо. Дед Мороз на оленях ее удивил бы сейчас меньше. Мара аккуратно развернула подарки, стараясь не повредить упаковку. Сложила листы в стопку, чтобы сохранить на память. Иначе сама бы потом себе не поверила, что кто-то приготовил для нее сюрприз.

От Эдлунда Мара получила планшет, от Вукович — современный телефон, а от синьоры Коломбо — восхитительные шоколадные конфеты ручной работы. Но больше всех удивила Селия: она подарила еще и свои наручные часы на широком кожаном ремне, которые так восхищали Мару. «Я знаю, они тебе понравились. Носи с удовольствием», — значилось в записке.

С одной стороны, было неудобно. Неужели она пялилась на них таким голодным взглядом? С другой… Нет, их надо было видеть. Если есть в природе слово «клевость», то оно про эти часы. Здоровый старинный циферблат, тисненая надпись по всей длине ремешка, похожая на татуировку: «You may delay but time will not[1]». Мара сразу же нацепила подарок и, любуясь, повертела рукой так и эдак. Красотища!

[1] Ты можешь откладывать, но время не ждет (английская пословица)

Потом включила новый телефон, чтобы позвонить Коркмазу. Но уже занеся палец над экраном, вдруг сдрейфила. Из комнат уже доносились голоса: девочки встали. Не самое лучшее место. И разговаривать с ним один на один… Маре стало не по себе. Поэтому она переоделась, повязала парадную красную бандану и, приняв сухие поздравления от соседок по комнате, поспешила к Брин, чтобы похвастаться подарками и вместе поговорить с Коркмазом.

Но Брин было не до нее: она готовилась к приезду мамы, и, переступив порог своей старой спальни, Мара застыла. Исландка стояла перед зеркалом в странном длинном сарафане до пят: ткань в мелкий цветочек была насборена под грудью, делая Брин похожей на куклу для чайника. Сзади красовался огромный бант. Такой же, но в миниатюре, украшал ободок. Белые волосы были разделены на две косы, переплетенные синей лентой, серьги из мелких шариков в тон качались в ушах.

— Нравится? — довольно спросила Брин и покрутилась вокруг своей оси.

Мара сглотнула, с трудом подбирая слова.

— Ошеломляюще, — произнесла она, наконец.

— Это мама сшила.

— А… — протянула Мара, сообразив, что ее подруга надела этот шедевр, чтобы угодить матери.

— По моему эскизу, — уточнила Брин, и Мара вздохнула. — И для Рагнхильдюр второй такое же.

— Для Ранги… Кого?

— Рагнхильдюр вторая. Я же рассказывала! — исландка взяла с кровати длинноухого белого зайца в цветастом платье с бантом.

— А почему вторая?

— Ты не слушала… — обиделась Брин. — Рагнхильдюр первую мы уронили в море, когда плавали на папиной яхте. Я так расстроилась, что хотела прыгнуть следом. А потом заболела, и меня не могли вылечить, пока мама не нашла в интернете такую же. Она и стала Рагнхильдюр второй.

— Ясно.

Нет, говорить с Брин про Коркмаза сейчас бесполезно. Мара подумала было про Нанду, его болтовня бы сейчас отвлекла, но с улицы раздался долгий гудок.

— Ура! — завопила Ханна в соседней комнате.

— Мама приехала, мама! — зашептала исландка дрожащими губами. — Побежали!

Она схватила Мару за запястье и потащила за собой к маяку, каким-то чудом умудряясь не путаться в длинном пышном подоле. К пристани подплывало крупное белоснежное судно. С такой массой гостей «Сольвейг» Густава не справилась бы ни за что.

На верхней палубе толпились люди, студенты высыпали из домиков и неслись к маяку.

— Почему так рано? Где встречающие? У кого бейджи? — суетилась мисс Вукович.

Сигрун и китайская зимняя девочка притащили ящик, наполненный карточками на разноцветных лентах.

— Почему не рассортировали?! — возмутилась хорватка.

— Но ведь нам говорили, что гости будут только в девять! Мы как раз начали…

— Опять решили все оставить на последний момент?! К зимнему солнцестоянию я пересмотрю состав комитета! Так, кто у нас свободен? Срочно сюда! — цепкий взгляд Вукович пробежался по бурлящей толпе. — Мара! Ты!

— Но мисс Вукович, Брин звала меня…

— Живо! Альфред, Ксения, вы тоже…

Мара вздрогнула, услышав русское имя. До сих пор она не встречала на Линдхольме соотечественников.

— Ты тоже из России? — обратилась она к девушке с пушистыми каштановыми волосами и большими, будто испуганными, ореховыми глазами.

— Из Питера, — улыбнулась та. — Вот уж не думала…

— Потом будете знакомиться, — одернула их Вукович по-русски и снова перешла на язык Байрона. — Запоминайте: теплые цвета — для летних. Желтые ленты — первый курс, оранжевые — второй…

— А твои родители почему не приехали? — прошептала Мара новой знакомой.

— Брат еще маленький, оставить не с кем. Не отвлекайся, а то запутаешься…

— Теперь зимние: зеленые — первый курс, аквамарин — второй… — чеканила Вукович, и Мара постаралась сосредоточиться, что во всей этой суматохе было довольно затруднительно.

С Ксюшей удалось как следует познакомиться лишь через час, когда язык уже болел от слов «Добро пожаловать в пансион Линдхольм! Счастливого солнцестояния!» Толпа родителей и галдящих от перевозбуждения студентов двинулась к главному зданию. Мара была голодна, но тишины хотелось больше. Мысленно посочувствовав синьоре Коломбо, она направилась на веранду четвертого домика в компании измусоленных членов оргкомитета и несчастных, попавших под горячую руку мисс Вукович. Во всем Линдхольме набралось лишь несколько человек, к которым никто не приехал, и они устроили себе собственный пир с кофе и бутербродами на свежем воздухе.