Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

Памва говорил в обычной своей манере, помогая себе размашистыми жестами, когда описывал особо красочные сцены.

- Они погрузили тела, а машину, что сгорела, зацепили на трос, - продолжал Памва. - Потом все убрались, и Тёрн зажёгся снова. Вот тогда-то я и понял, что Тёрн можно отключить. Только не мог сообразить, как это сделать. Пока Ян мне не сказал.

Во время одной из своих вылазок в лес Памва нашёл Железного Дракона. Он так это называл. Вначале он заметил за деревьями прямоугольную площадку, обнесённую высокой оградой из известняковых плит. Из-за ограды доносился утробный гул, и ещё там что-то громко трещало. Подойдя поближе, Памва заглянул в щель между плитами и увидел Железного Дракона, который сидел посреди площадки. Из драконьей утробы тянулись железные нити, завиваясь в причудливые спирали, а из глотки вырывался синий огонь и разбегался по нитям со страшным треском. Памва мог бы легко перемахнуть через ограду и подойти к Дракону, чтоб рассмотреть его как следует, но парнишка честно признался, что его остановил страх. Воздух вокруг Дракона гудел и подрагивал, как над нагретыми камнями в жаркий день, и казалось, будто в воздухе между нитями плавает сама Смерть. Памва, несомненно, упал бы замертво, если б только сунулся туда.

Я уже не надеялась, что когда-нибудь снова увижу своего брата смеющимся. Но когда Памва рассказал про "дракона", Ян начал хохотать. "Генератор, - едва выговорил он между приступами смеха. - Олух ты сельский. Это же генератор!" Смерть не плавает в воздухе, смерть внутри нитей. А огороженная площадка - это станция, объяснял Ян. Такие станции расположены вдоль всего побережья. Они-то и питают Тёрн, направляя в него смертоносный огонь. Генераторы работают на саммеритовых стержнях. Если из генератора вытащить стержень, он заглохнет, и тогда участок Тёрна протяженностью в несколько миль погаснет. А погасший Тёрн опасен не больше, чем обычный колючий кустарник.

Памва слушал очень внимательно. Не знаю, много ли он понял из рассказа Яна, но одно он усвоил твёрдо: Железному Дракону можно вспороть брюхо и вырвать его чёрное сердце. И тогда Тёрн умрет. У него сразу же родился план: пробраться на станцию и отключить генератор. А потом, если всё получится, продраться сквозь Тёрн и выйти к морю. 'Ну, выйдешь. А дальше что?' - поинтересовался Ян. Памва не знал. Дальше его планы пока что не распространялись. Ян смеялся. Тот день прошёл хорошо.

Мне показалось тогда, что Ян начинает понемногу оживать. Но потом был новый день, Ян снова лежал лицом к стене, а я была в отчаянии. Когда Памва сообщил, что идёт в лес собирать стреляные гильзы, я напросилась ему в попутчики. Честно говоря, мне просто хотелось сбежать. В последнее время я всё чаще бросала Яна в палатке одного. Надолго. Каждый раз, возвращаясь, я ожидала найти его мёртвым с капсулой в зубах. Иногда я сама была готова его прикончить. Лучше так, чем наблюдать за его медленным угасанием. Я ненавидела себя за эти мысли. Но что я могла поделать? Надежды у меня уже не осталось. И сил тоже. Поэтому я махнула на всё рукой и пошла в лес собирать гильзы.

Братчки вооружены были из рук вон плохо, поэтому в лагере ценилось всё, чем можно стрелять, рубить и колоть. В том числе стреляные болванки. Их переплавляли на болты для самодельных арбалетов. Арбалеты были не так действенны, как винтовки, но при правильном обращении били наповал. Но, как выяснилось, в этот раз гильзы Памву не интересовали. Он честно соврал Волчеку, что идёт искать боеприпасы, на самом же деле он шёл биться со своим Драконом. Вот так, ни много, ни мало. Он и меня не очень-то хотел брать в попутчики. 'Герой всегда сражается с драконом в одиночку', - сказал он серьёзно. А потом нам повстречался военный патруль, и до логова дракона мы так и не добрались. Удачный денёк, ничего не скажешь.

Заросли сосняка закончились, и началась топь. Мы брели по зыбкой почве, временами проваливаясь в трясину чуть ли не по пояс. Но под пластом болотной грязи таилась твёрдая тропа, о которой знали только Братчики. Дорога вела в лесной лагерь.

Соглядатаи и Охранители делали всё, чтобы люди боялись, не смели возвысить голос против власти. Но после расстрела площади внезапно полыхнуло, и пожар этот бушует до сих пор. Уже полпровинции охвачено бунтом. Люди бегут в леса, присоединяясь к повстанцам. Наш лагерь был далеко не единственным.

Охранители обязаны были дать этому какое-то объяснение. На первых порах во всём винили Дуумвират. Братчики будто бы существуют на деньги вражин-эверонцев - которые, как известно, спят и видят, как бы спалить Царьгород и сплясать "Ойру-ойру" на руинах Цитадели. Теперь, однако, с Дуумвиратом заключено мирное соглашение, и эверонцев сильно костерить вроде как не положено. Вот тогда-то Охранители и вспомнили о змеепоклонниках. Тех самых фанатиках-безумцах, которых изгнали в Северную Топь ещё до того, как Мика Венд сделался Наместником. Всему виной змеепоклонники, говорили Охранители. Ереси и смуты зарождаются в Северной Топи. Там, среди непроходимых болот, возвышаются целые города с огромными храмами. В этих богомерзких капищах фанатики устраивают оргии и приносят кровавые жертвы Чёрному Шаману и змееподобным Ангхи и Эгли. Это змеепоклонники, подобно болотным гадюкам, выползают из Топи и бродят по земле, шипя, нашёптывая, сея скверну да смущая добрых людей... Чушь. Не знаю, верил ли кто-нибудь в эти байки. Злосчастные змеепоклонники уже сами почти что сделались легендой. Никто не знал, что творится среди северных трясин. Некоторые особо отчаявшиеся уходили в Топь, но оттуда ещё никто не возвращался. Возможно, Северная Топь и вовсе безлюдна, и нет там ничего, кроме торфяных полей и ядовитых прорв... Теперь мы сами уподобились змеепоклоникам, хоронясь в лесах и на болотах. С той лишь разницей, что Топь недосягаема, а до лагеря повстанцев добраться не так уж сложно. Мы были слишком уязвимы.

Впереди замаячили неуклюжие смотровые вышки, кое-как сбитые из старых досок и тощих, искривлённых стволов болотных деревьев. Сквозь марево, поднимающееся над трясинами, проступили очертания натянутых тентов. Потянуло дымом костров. Лагерь Братчиков.

Наш лесной стан располагался на сухом островке посреди болот. Всего в нашем 'войске' насчитывалось около двух сотен человек, вооружённых кто чем: кремнёвыми ружьями, трофейными винтовками, топорами и саблями, сделанными из обычных крестьянских кос. Возглавлял это 'войско' Стах Волчек. Сташек. Какую роль тут играл Вэл Йорхос, я точно не знала. Ясно было, что сам он не из Братчиков. В лагере он появлялся лишь время от времени, недолго беседовал со Сташеком и пропадал снова. Памва сказал однажды, что Вэл тут от контрабандистов. Представитель, вроде как. И переговорщик. Это важно. У контрабандистов Братчики покупали оружие и боеприпасы. Когда было чем заплатить, конечно.

Когда мы вернулись в лагерь, Памва первым делом поспешил к брезентовому шатру, в котором располагался штаб. Докладывать обстановку. Ну и трофеями похвастаться. Сама я в штаб не пошла. Сразу направилась к походной палатке, которая размещалась в глубине лагеря. Мой дом теперь здесь. У входа стояла бадья с водой, в ней плавал деревянный ковш. Я заметила кровь у себя под ногтями и на кончиках пальцев. Зачерпнув воды, я вымыла руки и вошла в палатку. Окон тут не было, но натянутая ткань просвечивала, и в палатке было довольно светло. На землю были брошены циновки, сплетённые из тростника. На циновке, отвернувшись лицом к стенке, лежал Ян. Когда я вошла, он пошевелился и приподнялся на локте.

- Лита? - спросил он вполголоса.

- Да, - ответила я.

В полумраке я разглядела его серое лицо. Полотняная повязка скрывает глаза. Тёмно-русые волосы, когда-то коротко обрезанные, отросли и спадают на лоб спутанными прядями. Он всегда нервничает, когда в палатку заходят посторонние. Не хочет, чтобы его видели. Недавно он спросил меня, сильно ли обезображено его лицо. Нет, не сильно. Палач пожалел. Я чувствовала страшную усталость. Сняв винтовку с плеча, я повалилась лицом вниз на циновки. Из-под локтя взглянула на брата.