Бастард (СИ)

Яркий свет, ворвавшийся через широкое окно, которое находилось прямо напротив хода, скрытого за большим платяным шкафом, ослепляет принца и поэтому он слишком поздно замечает высокого человека в одежде Гильдии Сейрам, который сильным ударом рукояти короткого меча попадает точно по голове принца. В глазах бастарда потемнело, он качнулся и упал на пол. Гильдиец тут же взвалил бессознательное тело принца на спину и вместе с ним направился в сторону зала суда.

«Много же сегодня здесь народа собралось. Даже больше, чем когда судили и приговорили к смерти взбунтовавшего против Новых Богов мага. В той истории всё обошлось без кровопролития. Не считая самого мага, конечно. Но сегодня кое–что посерьёзней будет. Да и суд собрался как–то слишком уж быстро, всего ведь пару часов прошло. Проклятье! Старина Клохариус, даже ты такого не предусмотрел, а? Убийство всей королевской семьи, за исключением младшего сына, Адриана. Пол города его видело на пути к тому месту, где нашли убитых в своей же карете короля с королевой, старшего принца и его жену. Я, конечно, этому ни в коем случае не верю, но там нашли его меч! Как они только смогли его достать? И везде полно этих бартасовых гильдийцев. А вот и суд…»

Я поднялся, как и все, кто присутствовал сегодня на суде. Когда Верховный Судья Ланда прошёл и сел, мы последовали его примеру. Никогда мне не нравился этот продажный, маленький толстый человечек, больше похожий на гнома, нежели на полноценного человека. Вот и сейчас, сидит, рыскает своими поросячьими глазками в поисках обвиняемого на скамье подсудимых, но не находит, и теперь в его взгляде читается явное недоумение и растерянность, что доставляет мне небывалое удовольствие. Если Адриану удастся вырваться из цепких лап Сейрама, то я клянусь… А, нет, не удалось.

Большие двери в зал суда распахнулись, и два гильдийца под руки ввели сюда принца. Не очень он хорошо сейчас выглядел. Хотя вроде как удар ему нанесли только один, по затылку. Но, видимо, хороший удар, раз у него всё лицо в кровавых подтёках. Они кинули его на скамью подсудимых и встали по двум бокам от него, в качестве стражи. Он был связан, на поясе его не было меча, чего собственно и следовало ожидать. Они хорошо всё устроили, мерзавцы. Только вот почему я так уверен в том, что принц невиновен? Не знаю, просто знаю, что это так, просто знаю и всё!

— Начинается слушанье дела Адриана, принца Ланда, сына короля Борма, ныне покойного, и королевы Роланды, ныне покойной, брата принца Волена, ныне покойного, и принцессы Силаны. Он обвиняется в убийстве четырёх человек, братоубийстве, отцеубийстве и государственной измене с целью получения престола, — громко объявил судья. Толпа негодующе загудела. Ещё бы, убийство такого короля, как Борм, должно вызвать гнев, ведь ему почти удалось вытащить королевство из той долговой ямы, в которую Ланд затащил предыдущий король, — в качестве доказательства виновности подсудимого у нас есть показания полсотни свидетелей, орудие убийства, которое представляет собой всем вам известный полуторный меч Диарнис и письмо, подтверждающие злой умысел против короля. Обвиняемый, у вас есть, что сказать в свою защиту? — строго глядя на принца, спросил судья. Адриан ответил ему таким же уничтожающим взором и гордо ответил:

— Да, есть! Это всё гнусная ложь и клевета, я никого не убивал, свидетели могли видеть, как я шёл в парк, вместе со своим другом, больше я сегодня нигде в городе не появлялся, а меч у меня украли и подсунули подделку!

«Бартас вас всех дери! Где же его адвокат? Его ведь всё равно повесят, даже ели он будет говорить очень убедительно. Всем людям здесь словно промыли мозги, отовсюду доносится гневный шёпот вроде «да как он смеет!» и «повесить ублюдка без разговоров и всё тут!» Мой сосед пытается мне что–то говорить, но я его не слушаю и смотрю точно на Адриана, который сейчас стоит совершенно один. Никто не верит ему, кроме меня. Всё говорит против молодого принца, и никого сейчас не волнует, что то самое письмо поддельное, если вообще оно существует, а полсотни свидетелей подкуплены звонким золотом. Я явно почувствовал ложь в словах судьи, когда он упоминал о письме. Странное ощущение, никогда раньше такого со мной не было».

— Однако никто не видел, что бы вы дошли до парка.

— Но ведь никто не видел меня на месте убийства, не так ли?

— Видели, позвать сюда свидетеля, живо!

В зале показался щупленький мужчинка, судя по одежде, он держал какую–нибудь не очень процветающую лавчонку недалеко от площади Догена Великого. Видно было, что он боится, аж коленки трясутся.

— Господин Тимрон из Дморы, вы видели обвиняемого на месте, где было совершено убийство?

— Д–д–да, в–в–видел, — заикаясь, ответил этот Тимрон.

— Успокойтесь, и расскажите нам, что именно вы видели.

— Хорошо, — Тимрон тяжело вздохнул и каким–то затравленным взглядом посмотрел на присутствующих, — я как раз шёл на работу, после прощания с покойным Архимагом, — он выдержал небольшую паузу в память об усопшем, — я немного задержался на кладбище из–за жены. Я шёл–шёл, и вдруг услышал какой–то странный шум. Ну, я сначала струсил, но потом стало уж очень интересно, и я высунулся туда. Тут–то я увидел принца, который с окровавленным мечом выпрыгнул из королевской кареты, он тут же меч и бросил, да помчался куда–то, сломя голову. Меня не заметил. Я смекнул, что дело нечисто и тоже дал стрекача, да только не домой, а к стражникам побежал, — переминаясь с ноги на ногу, поведал нам Тимрон из Дморы.

Ложь. Жалкая, фальшивая, как голос большинства менестрелей, ложь. Это можно было понять кому угодно, даже самому узколобому болвану, но люди, кажется, клюнули, и особенно громко зашептались, иногда даже срываясь на крик, когда Адриан сказал им об этом. Почему они так отчаянно хотят верить в виновность молодого принца? Или кто заставляет их верить? А я даже никак не могу помочь ему. Иногда я всё–таки жалею, что не занимаю высоких постов.

— У вас есть, что сказать в свою защиту, кроме жалких оправданий, обвиняемый?

— Нет, я ничего больше сказать не могу, — в голосе, во взгляде, во всём стане принца сейчас читалось отчаяние и злость, даже ярость, но ей нельзя давать выход, и Адриан это прекрасно понимал.

— Тогда вы приговариваетесь к…

Судью заставил прерваться голос Лорайна, многократно усиленный магией он, подобно грому с небес, обрушился на головы присутствующих. Все, как один, обернулись, и там они увидели разъярённого мага, за спиной которого стоял высокий эльф, в котором я с радостью узнал своего друга Нартаниэля. Между ними, съёжившись от страха, стояла женщина.

— Я протестую, Бартас вас всех дери! — взревел Лорайн так, что стены зала суда содрогнулись.

К компании подступили гильдийцы, но их тут же откинуло в сторону мощным порывом ветра. Ещё один попытался выстрелить в побеспокоивших заседание суда самодуров из арбалета, но его руки вдруг отяжелели, и арбалет выпал из них, болт стальным наконечником звякнул о каменный пол. Судья с ужасом взирал на ворвавшихся со своего места, всего два мага обезвредили охрану за считанные минуты. Всё–таки лучше Гильдии Сейрам действовать из тени, как они привыкли, а такую нехитрую работу, как охрана лучше было доверить наёмникам, переодевшимся в гвардейцев. Лорайн твёрдым шагом направился к судье и остановился только, когда их разделяло деревянное ограждение и трибуна. От уничтожающего взгляда старика судье захотелось сжаться, провалиться под землю. Появлению будущего Архимага я почти не удивился, всё–таки он не может допустить подобного произвола и теперь знает куда больше, чем думают заговорщики, но появление моего друга эльфа поставило меня в тупик. Откуда он здесь взялся? Как узнал? Ведь я не писал ему с того самого момента, как мы расстались у границы Ланда. Слишком много работы на меня свалилось, да и денег за выполнение моего задания Клохариус не пожалел, поэтому после выполнения части своих обязательств я занялся благоустройством личной жизни. От него я также никаких вестей не получал, видимо, сказалось достаточно долгое отсутствие лорда у себя на родине и накопление различных бумаг и прочих «радостей», коими щедро одаривает жизнь тех, кому посчастливилось занять высокие должности. Большинство предпочитало доверять эту работу секретарям, казначеям и другим персонам подобных специальностей, однако Нартаниэль по какой–то причине все дела свои вёл сам и поэтому большую часть дня проводил за стопками отчётов, правками кладовых книг, счетов, договоров, таблиц расходов и других бумаг, с которыми не знаком любой уважающий себя дворянин. Видимо, не доверял он этим личностям.