Оридония и род Людомергов (СИ)

Мертвец рухнул в воду, мгновенно окрасившуюся в красный цвет и на глазах изумленных друзей превратился в обглоданные кости.

Холкуны открывали рты и выпучивали глаза. Людомар не слышал, но понимал, что они кричат от ужаса.

Воспользовавшись их замешательством, рыбы-жуки набросились и на них. Выпрыгивая из воды, они сотнями вгрызались в обвислые плащи холкунов, перемалывали их как в жерновах и впивались в плоть.

Один из воинов допустил грезра себе в руку, некоторое время в ужасе следил, как тот прогрызается к локтю, дико заорал, вытащил меч и с одного маха отрубил себе руку у локтя. Кровь длинной струей брызнула в воду и по ней, как по веревке к нему стали выпрыгивать все новые твари. Он быстро потерял сознание и его бесчувственное тело было съедено прямо на решетке.

Людомар замечал все это пока сам орудовал обеими руками. Природа наделила его стремительной реакцией, а Чернолесье развило это качество до недосягаемых для холкунов размеров. Полниеносный бросок рыб-жуков к телу жертвы был стремительным только для холкунов. Сын Прыгуна замечал каждое их движение. Он вошел в то состояние, в которое входили охотники, когда гнались по лесу за добычей.

Время и все движения вокруг замедлились.

Грезры, выпрыгивая на него, тут же попадали ему в руки и лопались в них белыми шариками. Их тельца служили пищей для себеподобных. Кинжал почти не пригодился.

Защищаясь, людомар не отводил удивленного взгляда от холларка. Удивительно, но ни один волосок не упал с его головы. Рыбы-жуки его словно бы и не замечали.

Вдруг из-под воды донесся протяжный стрекот и рев.

Зрачки людомара сузились, а потом расширились с новой силой.

Холкун рядом с ним не смог противостоять грезрам и был съеден до пупка. Одним ударом кинжала людомар перерубил его пальцы и бросил тело в воду. Атака грезров на мгновение захлебнулась.

Охотник быстро срезал с себя плащ, обрубил веревку, державшую его у решетки и очень вовремя совершил длинный прыжок.

Вода за решеткой, на которой сидел людомар и еще пара холкунов разверзлась и изрыгнула из себя рыбину вместа рта которой были щупальца.

Кеорх!

Людомар знал ее запах. О нем доносили ему вещи с затонувших лодок, которые пытались проникнуть вглубь Чернолесья, где реки кишели кеорхами. Ему не доводилось встречаться с этими чудовищами лицом к лицу, но звуки их приближения он помнил так же хорошо, как звуки любого зверя в Великих лесах.

Холкуны, получившие удар с тыла, была разорваны щупальцами на несколько кусков и сброшены в воду. Лишь одинокий изорванный зубами рыб-жуков плащ одного из них, зацепившийся за решетку висел, как печальное напоминание о трагедии, которая здесь произошла.

Между тем, людомар допрыгнул до отверстия в стене, из которого женщины забирали воду, ухватился за его края пальцами, подтянулся и увидел, как прямо на него движутся три девушки. Быстро сообразив, что делать, он подался назад и забросил свое тело на ближайшую стену. Она оказалась мокрой, поэтому охотник пополз вниз, но у самой кромки воды снова нашел опору и тут же прыгнул, оставив за собой запах, на который устремились сотни грезров. Все они промахнулись и убились о стену.

Еще один прыжок. Удачная попытка зацепиться за край каменного выступа. Еще прыжок. Скольжение по стене. Быстрое взбирание вверх по еле заметным выступам. Прыжок. И вот он уже дотянулся до противоположной решетки.

В живых осталось лишь три холкуна: двое на решетке и холларк. Он по-прежнему спал.

Атака грезров продолжалась. В конце концов оба воина были стащены в воду и съедены.

Людомар был вне себя от ярости. Он ощущал себя зверушкой, загнанной в клетку. Зверушкой, над которой потешаются почем зря. Несмотря на бессилие и озлобленность, он не упустил из вида прекрасную идею — наловил, убив, несколько десятков рыб-жуков и сложил их себе за пазуху. Вот обед и готов.

Вода перестала кипеть ровно также неожиданно, как и начала. Река снова остановилась и через некоторое время потекла в привычном направлении.

Людомар огляделся. Лишь тряпье холкунского плаща на другой решетке напоминало, что здесь когда-то были олюди.

Охотник вздрогнул, когда большое деревянное ведро с громким всплеском упало в реку. Послышалось кряхтение и женские голоса:

— Вот-вот, вышла замуж, учись!

— Крома, иди быстрее, мы уже почти доделали.

— … мне так показалось. Я ему об этом и сказала. Он выпучил глаза: не знаю, говорит, ничего такого не слышал. Тут-то я ему все и рассказала…

— Крома!

— Слышу я! Иду!

— Как твой мальчик себя чувствует?

— Слава Боорбогу, Киррин, пошел на поправку. Крома! Чертова девка. Говорила ему, не вводи ее в дом. Только и делает, что языком треплет.

— Иду!..

— Терпи. Не надо таких слов. Сами мы такими были.

— И я так раньше раздумывала. Ан не осталось нервов. Луна прошла, а нервов уже нет.

— Здесь я.

— Кидай.

В воду полетело ведро.

Людомар вытащил одного из грезров и впился в него зубами. Мясо было жестковато, но на голодный желудок еды не выбирают.

Неожиданно послышалось шлепанье по воде. К охотнику плыл холларк. Его глаза были черны настолько, что не было видно белков.

— Возьми, — взобрался он к людомару и сунул ему в руку черный кристалл.

Камень ожег запястье охотника. Тот попытался отдернуть руку, но кристалл уже прилип к его коже.

Бросив остатки рыбы в реку, Сын Прыгуна схватил камень рукой и стал оттягивать кожу.

— Оставь, — сказали ему.

Он обернулся. Рядом с ним снова спал холларк.

"Не тронь!" — Звук словно бы доносился из самого охотника.

Вдруг острая боль разошлась от запястья с кристаллом до самых кончиков волос. От неожиданности людомар потерял контроль и беспомощно повис на решетке, удерживаемый поясной веревкой.

Он с ужасом увидел, как камень стал проваливаться под его кожу, а после в вовсе двинулся вверх по руке. Тело начало ломить от боли. Он пытался остановить подкожное движение камня, но ему это не удалось. Кристал взобрался на плечо, перемахнул ключичу и замер только лишь когда пересек шею и добрался до затылка.

Голова охотника отяжелела. Он стал засыпать.

Яркая вспышка заставила его тело взбрыкнуть так, что он больно ударился головой о решетку. Перед его внутренним взором появились два абсолютно белых глаза с двумя звериными зрачками в каждом.

Неведомая сила потянула его вперед, протащила по воде, втащила на стену, проволокла сквозь отверстие для забора воды и потащила по переходам и коридорам замка в неизвестное ему место, обозначившееся в памяти в виде неясно различимой в полумраке комнаты.

Камнеземье неприветливо просало в лицо Глыбыра сухие колючие россыпи черно-серого мелкозернистого песка. Если бы не особая ткань, которой все войско накрыло себе глаза, не прошло бы и половины дня, как половина воинов лишилась бы зрения.

Ветер протяжно завывал, полоская и хлопая в воздухе знаменами армий. В воздухе не было пыли — она не была ведома Камнеземью, вместо нее везде и всюду носилась остробокая пылевая каменная крошка. Подобно наждачной бумаге она отирала собой броню солдат и груххов.

Ноги и лапы животных и войска утопали в песчаннике.

Унылое однообразное пространство широко раскинулось со всех сторон от воинства.

— Боор, — подъехал к Глыбыру Комл, — разведчики просятся к тебе.

— Допусти.

Подошли несколько дремсов. Они подняли руки вверх в знак приветствия и почитания.

— Что вы увидели?

— Мы видели много следов вон там, — указали они себе за спину. — Но они пропадают так, словно саарары взмыли в небо.

— Нашли ли вы следы птиц? — спросил боор.

— Нет. Мы не увидели и не услышали их присутствия.

— Могли ли птицы подхватить их.

— Следы ясные. Саарары шли на конях, а потом просто исчезли.

— Такого не бывает. Если это не магия.