Оридония и род Людомергов (СИ)

Все обернулись. Рядом с ними стоял старый высокий брезд. Его кожа было мелового цвета.

— Беллер, — выдохнул благоговейно холларк и опустился на колени.

— Поднимись. Не нужно это. Не для чего это, — мягко улыбнулся беллер. — Меня зовут Доранд, — начал он, попутно отвлекаясь на поклоны брездов-гигантов, которые почитали старого белого брезда. — Я слышал ваш разговор с боором. Слышал, что говорили вы об огнезмее и сурнах. Не уходите прочь прямо сейчас. Останьтесь. У меня много дел, но я хочу поговорить с вами.

— Достопочтенный Доранд, — невольно поклонился холларк, — боор не давал нам позволения пребывать здесь. Мы не смеем ослушаться, ибо знаешь ты, как поступают с ослушниками.

Вместо ответа беллер протянул сухую руку с длинными пальцами к груди холларка и прижал ее. Холкун невольно ухватился за руку и в его ладони оказался черный кристалл. Беллер развернулся и скрылся с глаз.

— Что это значит, холларк? — загомонили холкуны. — Что он тебе дал? Дай посмотреть. Покажи!

Холларк с непониманием осматривал кристалл.

— Я и сам…

Внезапно его передернуло. "А-агх!", фыркнул он, словно ему в ноздри залили воды. Его снова дернуло. Он схватился за руку и людомару показалось, что холларк попытался выбросить кристалл.

Неожиданно конвульсии холларка прекратились. Он развернулся и пошел прочь.

— Что это с ним?

— Пойдем следом?

— Куда это он?

Продолжая перешептываться холкуны последовали за ним.

Длинная череда лестниц, подъемников и перекидных убирающихся мостиков снова замелькала в глазах людомара.

Через некоторое время они оказались у почти у ворот. Однако холларк вдруг свернул вправо и пошел так быстро, словно всю жизнь провел в замке.

Некоторое время спустя вереница путников остановилась у угла, из-за которого слышались разговоры женщин.

Это были обыкновенные женские сплетни, которые рождаются в головах прекрасной половины независимо от расы. Терпеливо выслушав по-меньшей мере три рассказа о глупости, несчастной любви и снова глупости, холкуны и людомар увидели, как женщины ушли восвояси.

Холларк тут же прошел вперед и скрылся, соскользнув в отверстие в полу. Холкуны не на шутку всполошились:

— Что он?..

— Куда?..

— Что нам делать?

— Я не пойду за ним.

— Холларк…

— Не ори!

— Что делать-то будем?!

— Я иду следом.

— А я не пойду.

— Кто-нибудь знает, что там?

— Нет, никто.

— И я здесь впервые…

— И я…

— И я тоже…

— Я прыгаю.

— Погоди. Позови его. Холларк. Тише зови, дурень!

— Он молчит.

— Мы не можем бросить нашего холларка. Как мы покажемся в Онеларке? Что скажем? Я иду за ним.

— И я тоже…

— Я с тобой…

— Хорошо, мы все идем.

— Может, все же дозовемся его.

— Нет, мы все идем. Вперед.

Один за другим холкуны стали пропадать в отверстии. Когда очередь дошла до людомара, он не медлил не секунды. Его тонкий слух донес всплески, доносившиеся сквозь глухую пелену тумана.

Стена. Скольжение. Краткий полет и людомар с головой ушел под воду.

Когда он вынырнул, туман гудел от взволнованных холкунских голосов.

— Где холларк?

— Я не вижу его.

— Ищите.

— Холкуны, здесь решетки.

— И с этой стороны тоже.

— Мы в западне.

— Не выбраться нам. Нет берега. Одна вода.

— Лезем на решетку.

— Я нашел его. Он… спит.

— Тащи его сюда.

— Не могу. Он ухватился за решетку и спит.

— Холкуны, на решетку. Неизвестно, что скрывают Брездские воды.

Весь день над головами холкунов и людомара гремели барабаны и ревели трубы. Гулкие переходы крепости сглатывали тяжелую поступь пехоты, боевых груххов — громадных животных, походивших одновременно и на быков и на носорогов. Войска весь день вытекали из цитадели, подобно металлической реке и скрывались в тумане.

Словно стая мелких птах по зиме, нахохлившихся и недовольных всем на свете, холкуны облепили одну из решеток, которая перегораживала путь в Долину Брездов по реке.

Волнение и разговоры постепенно стихли. До самого вечера со стороны горожан доносилось лишь покашливание, недовольное шмыганье носом и стук зубов.

Река мерно протекала под ними иной раз создавая между прутьями решетки небольшие водовороты и завихрения.

Охотник сидел у самого потолка арки и апатично смотрел на Долину Брездов. С его насеста она была видно плохо, точнее было видно лишь продолжение лощины и только вдалеке яркими красками цвели неведомые ему деревья. До его носа доносился их аромат, пробуждавший с желудке неприятное клокотание.

Только тут людомар вспомнил, что не ел со вчерашнего дня.

Он порылся у себя в заплечном мешке, вытащил оттуда размякший кусок мяса и готов был впиться в него, когда один из холкунов задал ничего не значащий вопрос: "Что это?"

Сын Прыгуна посмотрел на вопрошавшего и заметил, что вода реки остановилась. Эту остановку было очень сложно заметить, потому что легкая рябь все еще нарушала гладкое стекло реки.

— Я-то и думаю, чего это мне стало теплее, — произнес другой холкун.

— Чего это она… встала? — пробормотал третий.

— Глядите, — четвертый указал в сторону Немой лощины. — Глядите, холкуны. Воды потекли вспять!

Река и впрямь стала менять течение и потекла в горы.

— Не к добру это… не к добру.

— Взберитесь все повыше да отдерите холларка от решетки.

— Я могу подрезать ему сухожилия.

— Нет, не надо. Он же еще жив. Хотя и околдован. Я сразу ощутил, не к добру, когда беллер передал ему черный рочиропс.

— И я…

— Я тоже.

— Оставим его там, где есть. И пусть боги решают его участь.

— Верно. На все воля богов. Поднимайся выше, ребята.

— Это грезры, холкуны. Я видел такое…. мне отец рассказывал. Они останавливают реки и заставляют их течь вспять, — неожиданно вскричал один из воинов.

— Чего ты мелешь? Зачем это… пугаешь?!

— Отец мне говорил о них. Клянусь нашим Онеларком, своими детьми, женой и домом. Пусть отберут у меня все это, если это не грезры идут. — Лицо говорившего мертвецки побледнело.

— Он прав, холкуны, и я про то слышал, — проговорил воин с длинной седой бородой. — Значица так, ребята, — неожиданно решительно закричал он. — Забирайся повыше да плащами закрывайся с ног до головы. Иначе эти твари пожрут. Нельзя им давать место, чтобы вцепиться зубами. Трясите плащи, как услышите, что в них грезры биться начали. И да прибудет с нами Владыка. Молитесь, холкуны!

Все бросились вверх по решетке.

— Чего здесь все сгрудились! Переплывай на ту решетку!

Людомар, которому стало вдруг очень тесно, бросился в воду и поплыл в сторону второй решетки. За ним спрыгнуло несколько холкунов.

Вдалеке послышался гул. Он приближался.

— Не могу бросить холларка, — сказал кто-то и сиганул в воду.

— Стой, дурень. Его не спасти.

— Я подрежу ему пальцы. Я быстро.

— Стой!!!

Сын Прыгуна быстро взобрался на решетку и закрылся плащем, придавив его подол ногой. Он быстро отвязал от пояса веревку и обвязал ее вокруг талии. Освободив таким образом вторую руку, он вооружил ее кинжалом и принялся ждать.

Его слух отчетливо различал писклявый гомон, доносившийся из воды; тысячи маленьких плавников и хвостов били по воде и над всем эти гудел странный фоновый звук. Вода словно бы кипела.

Холкун подплыл к холларку, попытался несколько раз без ножа отодрать его от решетки, потом взобрался на нее и вытащил кинжал, но не успел пошевелить им между пальцами.

Людомару показалось, что их всех сунули в кипящий котел. Река вдруг забурлила. Все пространство заполнилось гулом такой силы, что людомар оглох. Холкуны что-то кричали глядя в его сторону. Он повел глазами и увидел, как воин, который пытался помочь холларку, захлебываясь в крови, безуспешно отбивался от сотен небольших рыб-жуков. Они вгрызались в его ноги, пролезая в них полностью; они ползли под его кожей, пролагая себе дорогу мощными челюстями и зубами-лезвиями. Холкун отчаянно отбивался, но вдруг замер, кашлянул, грудь его сделала несколько судорожных попыток вдохнуть и он изрыгнул из себя несколько грезров, повиснувших из его рта на остатках его же легких и гортани.