Янтарная слеза (СИ)

— Горд, а может ну его? Увидят же! — испуганно заканючила девочка.

— Да не бойся, Велька! Мы ж одним глазком! Пошли скорее, посмотрим и удерем тихонько!

И не тратя больше времени на уговоры, с силой дернул девочку за руку. Та только обреченно вздохнула, зная, что не сможет ни отговорить неугомонного приятеля, ни бросить его одного.

Крадучись, они добрались до дверей, распахнутых настежь и стали вглядываться в толпу, надеясь заметить тетку Марту и старосту заранее. Люди в трактире не обращали никакого внимания на малышню, с интересом рассматривая стол в центре зала, где расположились путники.

Тихо пробравшись к стене, дети выглядывали из-за широких спин крестьян и, наконец, тоже смогли увидеть гостей.

Их было четверо. Двое — настоящие воины, с огромными мечами на поясе и в блестящих, тяжелых кольчугах. Первый молча сидел, хмуря брови. Высокую скулу воина пересекал тонкий, белесый шрам, особенно заметный на загорелом лице. Он не был так широкоплеч, как его сосед, но в жилистом теле чувствовалась сила. Второй воин в противовес другу, был невероятно улыбчив и по таверне постоянно проносился его громкий, заливистый смех. Казалось, воин был огромен как скала, особенно рядом с третьим путником, сидевшим по правую руку от него. И уж на этого человека, Велена уставилась, восторженно приоткрыв рот, поскольку это, несомненно, был самый настоящий менестрель, самозабвенно перебирающий струны лютни и мечтательно уставившейся на кувшин, стоявший перед ним на столе. Он был худой, изящный, весь какой-то воздушный и невероятно симпатичный, как показалось девочке. Глядя на густые локоны вьющихся каштановых волос, тонкие иронично изогнутые брови и ловкие длинные пальцы на на лютне, Велена даже слегка покраснела, неожиданно смутившись своего восхищения. Она поспешно перевела глаза на последнего спутника разномастной компании. Им оказался мужчина лет сорока, плотный, с широким добрым лицом и ранней сединой в растрепанной темной шевелюре. Его одежда была неброской, но даже на детский взгляд Велены — из дорогого сукна и прекрасно сшитой. Длинный дорожный плащ, покрытый пылью, небрежно свисал со спинки занятого им стула. Мужчина добродушно ухмылялся, глядя на местных, и попивая эль из кружки.

— Может, развлечешь добрых людей и споешь нам, Левонис? — обратился мужчина к менестрелю.

Тот сощурился, как довольный, сытый кот:

— От чего ж не потешить почтенную публику? — весело ответил менестрель, — я как раз вспомнил одну песню, которой в далекие годы моей юности меня научил Николас, храни его Светлые Боги.

Хмурый воин, не обращавший до этого никакого внимания на окружающих, поднял взгляд на мужчину и, неожиданно грустным, чуть хрипловатым голосом произнес:

— Мы не найдем его, Брэм! Столько лет… Если бы он помнил о нас, он давно послал бы весть! Но столько лет… — он расстроено покачал головой.

— Не нужно, Кейтен. Не время и не место, — чуть нахмурился седоватый мужчина, — забудь хотя бы сегодня. И послушай Левониса, пусть он разгонит нашу тоску.

Кейтен отвел глаза и вновь уставился в кружку мрачным взглядом. Сидевший рядом воин сочувственно похлопал его по плечу. А менестрель уже начинал свою песню, медленно перебирая струны. И вот тихая, грустная мелодия разлилась по притихшему трактиру. Левонис закрыл глаза и чистым, звонким голосом запел:

Велена удивленно замерла и неверяще уставилась на менестреля. Откуда он знал эту песню? Ведь ее всегда пел папа, когда она не могла заснуть. И много раз, засыпая, она тихонько напевала ее для себя, представляя, что родители все еще рядом. Но откуда эту песню может знать кто-то еще? Ведь это песня только ее и родителей! Ведь это была маленькая, но принадлежащая только ей тайна — песня, которую папа написал для ее мамы, ведь он столько раз говорил им это! Девочка стояла и молча слушала, не в силах даже шевельнуться. Из глаз катились крупные, горячие слезы обиды — ведь только что, кто-то украл ее секретное воспоминание, которое она хранила только для себя…

Песня закончилась, прозвучали последние задумчивые аккорды и, особенно громко в наступившей тишине, прозвучал срывающийся от слез детский голос:

— Это же папина песня!

Люди начали оборачиваться на голос и девочку тут же заметила тетка:

— Велена! — тетка грозно нахмурилась и начала пробираться к девочке, с легкостью расталкивая толпу, — ах, ты ж дрянь такая! Ты что тут делаешь?!

Испуганный Горд попытался утянуть Велену за руку, но девочка оттолкнула его и, не обращая ни на кого внимания, звонким, от неожиданно переполнившей ее злости, голосом, прокричала в сторону менестреля:

— Это папина, папина песня! Ты ее украл! — размазывая слезы по чумазой мордашке кричала девочка. Путники с удивлением смотрели на нее. Подбежав к девочке, красная от гнева тетка Марта схватила ее за плечо.

— Вот зараза, ты что творишь-то? Ты чего нас перед гостями позоришь?! — женщина занесла руку над испуганно сжавшейся девочкой, осознавшей, какую взбучку она получит сейчас.

Но удара не последовало. Мужчина, по имени Брэм, остановил Марту, сжав ее пухлую руку своей огромной рукой.

— Не сердись на ребенка, хозяйка! Эй, малышка! — он обратился к заплаканному ребенку. — С чего ты взяла, что Левонис украл песню? С чего это она «папина»? — передразнил он притихшую девочку, — ну же, не бойся.

Девочка упрямо задрала подбородок и глядя в глаза огромному, так страшно нависавшему над ней мужчине, проговорила, старательно скрывая свой страх:

— Потому что папа ее придумал! Для мамы! — И девочка отвела глаза, не в силах больше смотреть в насмешливое лицо мужчины.

— Где твой отец? — взволнованный хриплый голос хмурого воина, которого спутники называли Кейтен, разнесся по комнате. Он резко встал, едва не опрокинув свой стул.