Костёр. 1. Чаша ветра

Я посмотрела вниз и увидела, что кровь вспучивается, бежит быстрее, интенсивно хлещет потоками между корнями деревьев.

Мои ноги забрызгались кровью, голени в кровавых пятнах.

Затем я потеряла их из виду, прикрыв рот и крича в тесно прижатую ладонь, я пыталась пошевелиться, но обнаружила, что приросла к земле сильнее, чем само дерево.

Холодная рука взялась за мой подбородок хваткой, не терпящей глупостей.

Я быстро заморгала, стараясь избавиться от дождя перед глазами.

Моя бабушка одной рукой держала мой подбородок, а другую положила мне под локоть.

— Очнись, дитя, — спокойно инструктировала бабушка.

Свеча между нами опрокинулась, воск стекал на деревянный пол.

Мои колени дрожали, а я хватала воздух большими глотками, дико озиралась вокруг, адаптируясь.

— Бабуля, — задыхалась я, глотая воздух, как рыба. — Бабуля, о, Богиня, это кошмар.

— Расскажи мне, что видела, — сказала она, выводя меня из кабинета в нашу отчасти потрепанную кухню.

Я не хотела рассказывать об этом, как будто слова могли вернуть видение, затащив меня в него обратно.

— Я видела дерево, — неохотно начала я, — Кипарис, я была в какой-то болотистой местности. Был шторм, а затем в это дерево ударила молния. Оно раскололось пополам. И кровь хлынула из его корней.

— Кровь? — ее пристальный взгляд пронизывал.

Я кивнула, ощущая дрожь и накатывающуюся тошноту.

— Кровь, река крови. И она разделилась надвое, побежала по моим ногам…

Тут из меня вырвалось «Фу», и, дрожащая, я не могла не посмотреть на свои голые ступни. Крови нет. Загорелые ноги с накрашенными фиолетовым ногтями. Прекрасно.

— В дерево ударила молния, — бормотала моя бабушка, наливая горячую воду в чайник. Насыщенный парами, влажный аромат трав заполнил помещение, и моя дрожь уменьшилась. — Река крови хлынула из корней. И эта река разделилась надвое.

— Да, — сказала я, держа кружку холодными руками, вдыхая пар, — И этим всё сказано, черт подери, — я покачала головой и сделала глоток.

Что? — спросила я, заметив, что моя бабушка рассматривает меня.

Любопытное, — произнесла она тоном, который означал тысячу других непроизнесенных слов, — Любопытное видение. Похоже, медь хорошо тебе подходит. Что ж, поработаем с ней еще завтра.

— Только если не подстерегу тебя заранее, чтобы сбежать, — пробубнила я себе в кружку.

2. Таис.

Это не правда.

Я могла повторить себе это тысячу раз, и тысячу раз холодная реальность моего бытия была снова и снова жестоко повержена.

Находившаяся рядом со мной миссис Томпкинс гладила мою руку. Мы сидели бок о бок в третьем окружном гражданском суде Уелсфорда, штата Коннектикут.

Две недели назад я пресчастливо уплетала пирожные Англаиз в маленькой кондитерской во время путешествия.

Сегодня же я ожидала услышать, как судья зачитает условия завещания моего отца.

Потому что мой отец умер.

Две недели назад у меня были папа, дом, жизнь.

Затем какой-то водитель перенес инсульт за рулем, и, оставшаяся без контроля машина, перескочив через бордюр, убила моего папу.

Подобные вещи не происходят с людьми — только не наяву. Они случаются в фильмах, иногда в книгах. Не с настоящими людьми, не с настоящими папами. Не со мной.

Тем не менее, вот она я, слушаю, как судья зачитывает завещание, о котором я никогда даже не подозревала.

Миссис Томпкинс, что являлась нашей соседкой на протяжении всей моей жизни, коснулась моей щеки надушенным лавандой платком, и я поняла, что плачу.

— Несовершеннолетнюю Таис Аллард передать под опекунство друга семьи…

Судья взглянула на меня ласково.

Я посмотрела на миссис Томпкинс рядом со мной, думая, как странно будет вернуться домой в ее дом, прямо по соседству с моей старой жизнью, спать в комнате для гостей следующие четыре месяца, пока мне не исполнится восемнадцать.

Если бы у меня был парень, я бы могла переехать к нему…

Таким образом, я смекнула, что разрыв с Чедом Вулсоттом прямо перед поездкой в Европу был преждевременным.

Я вздохнула, но вздох превратился во всхлипывание, и мне пришлось сдержаться.

Судья начала говорить об утверждении завещания и душеприказчиках, и мой разум затуманился.

Я любила Бриджет Томпкинс. Она была бабушкой, которой у меня никогда не было. Когда ее муж умер три года назад, это было как потерять дедушку.

Может, я смогу остаться в собственном доме, имея ее в качестве опекуна по соседству?

— В зале суда есть кто-то имени Аксел Говин? — спросила судья Дэйли, глядя поверх своих очков.

— Акселль Га вэнн, — раздался голос позади меня, произносивший имя с четким французским акцентом.

— Аксель Говен, — терпеливо повторила судья.

Мы с миссис Томпкинс, нахмурившись, обменялись друг с другом взглядом.

— Мисс Говен, воля Мишеля Алларда ясно установлена. Он желает, чтобы вы стали опекуном его единственного несовершеннолетнего ребенка, Таис Аллард. Это вам понятно?

Я быстро заморгала. Чтоооо?

— Да, ваша честь, — произнес голос позади меня, и я повернулась.

Акселль Говен, про которую я ни разу не слышала за всю мою жизнь, выглядела как верховная госпожа из дорогущего борделя.

Она обладала блестящими безупречно подстриженными черными волосами, покачивающимися куполом прямо над плечами. Черная челка обрамляла черные, густо накрашенные, глаза. Ярко алые губы то ли надуты естественно, то ли накачаны коллагеном. Все остальное являло собой пятно блестящей черной кожи с серебряными пряжками.

Этим летом Уэлсфорд, штат Коннектикут, никогда не видел ничего подобного.

— Кто это? — прошептала в шоке миссис Томпкинс.

Я беспомощно покачала головой, пытаясь сглотнуть через невероятно сухое горло.

— Мы с Мишелем не виделись в последнее время, — произнесла женщина непристойным голосом курильщика, — но поклялись друг другу, что я позабочусь о малышке Таис, если с ним что-либо случится. Только я никогда не думала, что это произойдет.

Ее голос прервался, и я обернулась, чтобы увидеть, как она промокает салфеткой глаза, такие же темные, как нефтяная скважина.

Она произнесла мое имя правильно, хотя даже судья произносила его как Тэй исс. Акселль знала, что верно Та ис. Неужели она знала моего папу? Откуда? Всю мою жизнь были только я и папа. Я знала, что у него были свидания, но я всегда знакомилась со всеми этими женщинами. Ни одна из них не была Акселью Гаувин.

— Ваша Честь, Я…, - начала расстроенная миссис Топкинс.

— Сожалею, — мягко сказала судья. — Хотя вы остаетесь душеприказчиком в отношении всего личного имущества мистера Алларда, но в этом завещании ясно сказано, что опеку несовершеннолетней следует передать Акселль Гаувин. Конечно, вы можете оспорить завещание в суде… однако это будет дорогостоящий и длительный процесс.

Судья сняла очки, и ледяное осознание того, что это происходит по-настоящему и что я действительно могу остаться с этой незнакомкой, тяжело таращившейся мне в спину, начало просачиваться в мой паникующий разум.

— Таис исполнится восемнадцать уже через четыре месяца, и тогда она будет вправе самостоятельно решать, где и с кем хочет проживать. Хотя я хочу надеяться, что мисс Говен деликатно отнесется к тому факту, что Таис скоро начнет свой последний год обучения в средней школе и будет менее травматично, если она сможет остаться в Уэлсфорде на это время.

- Я знаю, — произнесла женщина печально. — Но, к сожалению, мой дом находится в Новом Орлеане и мой бизнес не позволяет мне перебраться сюда на следующий год. Таис отправится в Новый Орлеан со мной.

Я рухнула на свою кровать, ощущая пальцами весьма потрёпанное одеяло.

Я чувствовала онемение.

Меня полностью охватило оцепенение.

Однако, позволь я себе не чувствовать онемение — громадная воющая боль вырвалась бы из моих внутренностей и разразилась непрекращаемым истерическим ураганом.