Зовите меня Фомич (СИ)

- Вы тоже при больнице служите?

- Нет, что ты! - замахал руками Фомич. - Я домовой местный.

- Как это? - не понял его молодой человек.

Старик подошел к холодильнику и достал из него пачку заварки.

- Я в этом доме лет двести уже живу, - сказал он. - Когда-то здесь барыня одна проживала. Я, как раз, при ней родился. Затем ее потомки тут хозяйничали, а после революции из дома коммунальное жилье сделали.

Усевшись на табурет, Фомич продолжил:

- Жизнь сразу закипела! Нас домовых штук сорок собралось. Хорошая была жизнь. Веселая! То соседи по пьяни подерутся, то одна хозяйка другой в компот соли добавит. За детишками приглядывали, когда их родители на работу уходили, влюбленных гоняли. А потом народ расселили и все разъехались, кто куда.

- А вы почему здесь остались?

- Моя хозяйка умерла еще до переезда. Славная была старушка, правнучка той барыни. Всегда нарядная ходила, ухоженная. Местные тетки ее ненавидели. А она на них внимания не обращала. Подбородок вверх поднимет и идет. Пять языков знала. Литературу какую-то переводила. Меня кормила.

- Это как? - удивился Тил.

- Поставит на комод тарелочку, на нее угощение положит. Печенье, конфетки... Иногда в стопочку молочка нальет...

- А разве без этого вы не можете кушать? - удивился Тил.

- Могу, конечно! Дело-то не в еде, а в признании, да в уважении. Это она меня Фомичом нарекла. Поставит тарелочку, поклонится и говорит: "Приди, Фомич, прими мое угощение, за работу свою...". Эх, позабыл уже слова. Я для нее старался очень. Вижу, кончается крупа, так я натащу ей крупинок и снова мешочек полный. И деньги целы. Мужа и детей ей боженька не дал. Племянники у нее жили, она их у себя прописала. А когда им отдельные хоромы дали, они уехали, а меня с собой не позвали.

- А вам специальное приглашение требуется?

- Вот сразу видно, не наш ты человек! Да! Меня позвать надо! Ставишь сумочку или корзинку посреди комнаты и зовешь. Потом из комнаты уходишь, минут на пять.

- Зачем?

- Чтобы дать мне время все свое хозяйство в корзинку уместить...

Тил расхохотался. Фомич обиженно посмотрел на него:

- Ничего-то нынешняя молодежь не знает.

Молодой человек перестал смеяться:

- Так найдите себе нового хозяина, - предложил он.

- Не могу я дом оставить, - ответил домовой. - Если уйду, он окончательно разрушится. А я его в опрятности держу: тут подлатаю, там починю. К тому же меня другие домовые навещают.

- Но ведь наступит день и этот дом рухнет, либо его все-таки снесут...

- Из него несколько раз пытались больничный корпус сделать. Да, видать, денег не хватило. Вот и стоит он одинокий уже тридцать лет. А рухнуть я ему не позволю.

Засвистел чайник. Фомич слез с табуретаи, сняв его с плиты, поставил на деревянную подставку. Подняв крышку, он сыпанул в него немного заварки.

В коридоре кто-то кашлянул и Фомич обрадованно воскликнул:

- Захарыч, заходи, чаевничать будем!

Из темнты показался худощавый домовой с большими усами. Немного смущаясь, он бочком вошел в кухню и, сняв с себя длинный плащ, кинул его на спинку кровати.

- Я тут не один, - пробасил гость, - со мной душа одна увязалась, а прогнать жалко.

- Так пусть заходит. Мы каждому рады, - сказал Фомич.

Кивнув головой, Захарыч скрылся в коридоре и вскоре вернулся обратно, держа за руку молодую женщину лет двадцати пяти, одетую в джинсы и клетчатую блузку. Ее длинные светлые волосы были собраны в хвост. Испуганно озираясь, женщина покорно следовала за приятелем Фомича.

Усадив ее за стол, Захарыч сел на свободный стул, а Фомич, разлив по кружкам ароматный напиток, произнес:

- Кушайте, гости дорогие. Чем богаты, тем и рады.

Усевшись за стол, он обратился к приятелю:

- У меня тут тоже пришлый. Тилом зовут. Ничего о себе не помнит. Предполагаю, что он больничный.

Захарыч внимательно посмотрел на молодого человека и сказал:

- Наш. Вчера вечером поступил с проломленной головой.

Вздрогнув от этих слов, Тил схватился руками за свою голову.

- Ты чего за голову хватаешься? - усмехнулся Фомич. - Ты же душа, а проломленная голова в больнице осталась.

Он шумно отхлебнул горячий напиток и добавил:

- Видать, подрался с кем-нибудь.

- Нет, - сказал Захарыч. - Парень в такси ехал. Произошла авария и он вылетел из машины через лобовое стекло. Его тело находится в реанимации, на четвертом этаже.

Он взял кусок колбасы и, положив ее на хлеб, продолжил:

- Его в больницу привезли с вещами и документами. Пока скорая бумажки оформляла, вещи его тю-тю. Спер кто-то.

- Украли? - переполошился Тил.

- Бывает, - Захарыч потянулся за еще одним куском колбасы.

- А как же мои документы и деньги?

- Да не волнуйся ты так. Может еще найдутся, - попробовал обнадежить его Фомич.

- Это вряд ли, - возразил Захарыч, запихивая бутерброд себе в рот.

Прожевав, он добавил:

- Сейчас главное найти хоть кого-нибудь, кто его знает, чтобы родных оповестить. Травма тяжелая, скорее всего операция потребуется.

- Плохо дело, - задумчиво сказал Фомич и подпер рукой подбородок.

- Какое вы имеете право ставить диагноз, не будучи врачом?! - возмутился Тил.

Захарыч порылся в карманах старомодного пиджака, вынул из них бумажную салфетку и несколько конфет. Тщательно вытерев рот, он сказал:

- Я, уважаемый, при больнице не первый год служу. Я при ней больше ста лет нахожусь и всякого насмотрелся. Чтобы правильный диагноз поставить, мне институтских дипломов не требуется. Ежели сказал, что операция потребуется, значит так и будет. Без нее, горемычный, ты не выкарабкаешься.

Придвинув к себе кружку, Захарыч взял одну из конфет.

- Так почему они ничего не делают?! - Тил перевел взгляд с одного домового на другого.

- А чего торопиться? - удивился Захарыч, снимая с конфеты обертку. - Доктора делают все, что должны. Но родные все равно нужны.

Тил побледнел:

- Но вся моя родня живет в Дании.

- Ты погляди! - обрадовался Фомич. - Память вернулась. Что еще о себе помнишь?

- Я учитель истории и мне предложили работу в посольстве... Фомич!

- Чего кричишь? - поморщился старик. - Здесь глухих нет.

- Я все вспомнил! - молодой человек схватился пальцами за волосы. - Точно! Я только вчера прилетел в Москву. Приземлился в аэропорту, взял такси. Потом авария... В посольстве даже не знают, что я здесь.

- Думаю, что нам надо каким-то образом связаться с теми, кто тебя знает, - задумчиво сказал Фомич и потянулся за конфетой.

- Но, как?! - молодой человек тяжело вздохнул.

- Способов много, - ответил ему старик и не снимая обертку, сунул конфету себе в рот. - Слышь, Захарыч, что-то твоя спутница совсем скисла.. С ней-то что?

- Сиганула утром с семнадцатого этажа. Любовь... неразделенная.

- Бедняжка, - сочувственно сказал Фомич. - Надеюсь оклемается.

- Если выживет. Семнадцатый этаж, как-никак.

- А если не выживет? - шепотом спросил Тил.

- Отправится на небеса, - прикрыв глаза, Захарыч шумно отхлебнул из кружки.

- А ты чего шепчешь? - удивился Фомич.

- Перед ней неудобно, - ответил молодой человек, кивая в сторону гостьи. - Зачем ей слышать о том, что она может умереть.

- Эта красавица вряд ли сейчас что-то понимает, - со знанием дела произнес Захарыч.

Фомич заерзал на табурете:

- Ты, Захарыч, лучше подскажи, как парню помочь?

- Можно влезть в сон того, кто его знает. Будет логично предположить, что это должен быть кто-то из его родни.

Фомич посмотрел на Тила:

- Ты, милый, где у себя в Дании живешь?

- В Копенгагене.

- Адрес назови!

- Зачем? - удивился молодой человек.

- Он еще спрашивает! - поразился Фомич. - Матушку твою во сне навестим. Как ее зовут?

- Джет Нильсен, - ответил Тил. - Подождите! Мама не знает вашего языка и ничего не поймет. Это я учил русский язык. К тому же, мама живет не в столице, а в Роскильде.