По ту сторону зеркала

Элисар открыл глаза. Первое время, он смотрел, будто ничего не видел и глаза его, казались, были из стекла, но потом он заморгал и, повернув голову в сторону Феруса, окончательно ожил. И тут произошло весьма интересное событие, чуть не ставшее переломным моментом в развитии истории государства Далая, ибо лишь по воле чистой случайности (или же злого рока) эта история не потекло по другому руслу, которое, могло стать счастливой: Ферус, зачинщик злодейства, чуть не лишился самого себя. Все произошло очень быстро, за какие-то доли секунды, поэтому многие даже не увидели и не поняли что произошло. А все проистекло так: Элисар, видимо, уразумев, что рядом с ним стоит его злейший враг, вскочил на ноги, как внезапный ураган и, на ходу отбирая меч у одного стража, в бешеном порыве прошелся клинком по пространству, где находилась шея Феруса. И не удачно — меч, рассекая воздух, лишь беспомощно отлетел к стене, ибо в последний миг Ферус успел отскочить, а его телохранители дать отпор.

— Ну-ну-ну, смирнёхонько держись несчастливец. Не серчай так, — ответил Ферус, напрочь переменяясь в лице, хоть и говорил такие слова. — Ты, никак, забываешься, в каком положении находишься.

— Мне все равно, — ответил Элисар, кипя от злости. — Можешь делать со мной все, что угодно твоей поганой душе.

— Как бы не так, полководишка ты этакая, за свои деяния отвечать будешь не только ты, но и эти остолопы! — и он протянул руку к его товарищам. — ТЫ ВЕДЬ НЕХОЧЕШЬ ЭТОГО, ПРАВДА?

Тот не ответил.

— Вот и хорошо! — сказал он, похлопывая в ладоши, — А теперь, заявляю вам всем, что отныне государство Далая, называется совсем не Далая, а — Кифеберия. Вы же сами знаете, что та была немощная и маленькая страна. А эта станет новым мощным государством, которой непременно будет расширять свои владения… ВПЛОТЬ ДО ЗАХВАТА ВСЕГО МИРА. И его новым, точнее, первым правителем буду я, король, а в недалеком будущем и император — Ферус Темный. Вы спросите почему «темный», но, к сожалению, я этого сказать не могу. Пока что, это моя небольшая тайна. Так что, добро пожаловать в Кифеберию, на новую могущественную страну. Жалко вот, что долго вы в ней не погостите, перед вами через малое количество часов откроются врата в несколько иное государство, возможно и более величественное. Но то уже будет внеземной мир! — и круто развернувшись, он, ушел, мерзостно хохоча.

— ГДЕ ПРИНЦ? — крикнул ему в след разъяренный Элисар, падая на колени, но Ферус более не удостоил его вниманием. Он, будто и не услышал последние слова. Только удаляющийся отголосок хохота был ответом. Все стражники, один за другим, угрюмо посмотрев на него, покинули помещение.

Все стояли молча, с беспокойством глядя на исстрадавшееся лицо, не решаясь шевельнуться. Элисар, обессилено, рухнул на скамью и, опустив голову на грудь, погрузился безмолвную думу. Потом, подняв голову и оглянув всех, с еще сильнее постаревшими глазами, он упавшим голосом произнес:

— Я хочу повиниться перед вами, — сказал он. — Я, влекомый эгоистическими побуждениями, зная, насколько высока угроза, повел вас на верную погибель. Нет, не пытайтесь меня перебивать, вы же сами знаете, что мои слова верны. Возможно, завтра, то есть уже сегодня, этот безумец, дьявол во плоти, всех нас погубит и даже не дрогнет его рука. И все это по моей вине! Нет прощения моему малоумию!

Он помолчал.

— …Я теперь не тот, что был раньше, — сказал он за тем, — возможно вы это успели понять, и не обладаю прежней решимостью и волей — я постарел, я обессилел… Не обладаю той находчивостью, прославившей меня… Все кончено… Все для меня прошло… — и он, снова опустив голову на грудь, замкнулся.

Больше он ни с кем не заговорил. А остальные, разумея свое истинное положение и соглашаясь с предводителем что положение безвыходно, но при этом, напрочь отвергая вину Элисара, тоже погрузились в невеселые думы. Тарук хотел было Элисару что-то сказать, но не решился. Он отошел в сторону и тихо сел.

На улице должно было быть утро, но этого в подполе не замечалось, поскольку окон не имелось. И, если Ферус не шутил по поводу их ближайшей участи, а он далеко не походил на фарсёра, то до конца их жизни оставалось всего ничего.

Прошло, вероятно, часа два, а может и все три; из-за удрученности мыслей, определить поток времени удавалось с трудом, когда ключи в замке заскрежетали в третий раз. Вошли те же девять вооруженных верзил, четверо из них сразу же принялись всех связывать, остальные, угрожая пиками, поддерживать дисциплину, видимо, на случай, если вдруг какой-нибудь смельчак из узников не удумает выкинуть, похожий на тот, поступок. Но последние не выказывали какого-либо сопротивления и смиренно повиновались, позволяя скручивать за спину руки. Связали всех, и Элисара тоже. Закончив со всеми, один из них, видимо главный, жестом приказал своим повести узников на выход.

Главный шел впереди, а его подручные следя за колонной с обеих сторон подгоняли заключенных вперед.

Их вывели во двор конюшни, где наступило утро. А в центре двора стояла тяжелая фура запряженная четырьмя лошадьми, и им приказали туда забраться. Усадив всех и запрев дверь, повозку вывели со двора. Куда их повезли, угадать было трудно, ибо у фуры не имелось ни окон, ни удобных щелей меж досками. Видать все предусмотрели. Но по прикидкам можно было установить, что движутся они в южную часть города. Возможно, назад в Туманную крепость, поскольку именно там она и находилась. Но там же фигурировала и площадка для казней. Так что, ясность в их ближайшее будущее не наступало, посему шанс на благоприятный ее конец посекундное убавлялся.

Вели повозку долго, проделывая многочисленные повороты, постоянно проезжая бессчетные кочки и валяющиеся предметы, отчего их постоянно трясло. Очевидно, на улице господствовало абсолютный беспорядок и суета. И догадаться что происходило за пределами повозки, было не трудно — оттуда несся чадный запах гари и слышался тяжелое бряцание солдат, топот копыт и грубые выкрики на горожан кифийцев, пытающихся умерить пыл, хоть и подавленный, но готовый взорваться в любой момент.

Внезапно они остановились. Кто-то снаружи из сопровождавших их воинов крикнул на кого-то, на грубом языке. Второй ответил ему не менее дерзко. Поскольку это было типичным поведение кифийцев, никто в повозке не удивился. Они лишь обратили внимание на то, что это послужило для начала страшной перебранки. Судя по внезапности остановки, надо полагать, из-за случившегося затора: первый, видимо, требовал, чтобы их пропустили, а, значит, второй, по одним ведомым ему причинам напрочь отказался это сделать. Дело дошло до того, что послышались звоны вынимаемых мечей. Кто-то, яростно завопя с глухим лязгом обрушил свое оружие на чье-то тело, отчего пострадавший, как мешок муки, повалился наземь, от боли отчаянно горланя. И снаружи завязалась нешуточная драка.

Пленники, пробежавшись взглядами, у которых моментально прорезалась росток надежды, (ведь наружным переполохом грех было не воспользоваться), отчаянно принялись рвать узлы, удерживавших их руки. Узлы оказались, не совсем крепкими (те остолопы отнеслись к своему делу весьма халатно и даже не утрудились поставить контрольные узлы)! Все веревки, вскоре поддались! Некоторые, в том числе и Тарук, быстро управившись с помехой, оказались на свободе. И они тут же принялись помогать товарищам отвязаться тоже. Бойня снаружи все не утихал, они почти все освободились и хотели приняться вышибать доски телеги, как неожиданно дверь повозки отворилась сама. Тарук, улучив момент и в душе прощаясь с Белым Светом, наобум кинулся в горло «посетителя», но тот, проделав что-то невероятное своими руками, заставил его промахнуться, и посему, пролетев через проем Тарук был прижат в землю невероятно стальным ухватом. И тут ему стало ясно, что человек, на которого он покусился, был не из числа их сопровождения. Этот хоть и выглядел кифийцем, посмотрел так странно, что Тарук, не понятно отчего, увидев ясные глаза, почувствовал себя спасенным. И верно: