Королева войны

Она опустила взгляд.

— Но я хочу только помечтать, — сказала она. — Хочу… рассказать самой себе сказку. О том, что у меня все получилось. Разве это много?

— Кирлан наверняка не признает дартанское королевство равноправным партнером, совместно с ним решающим судьбы Шерера, — ответил Байлей. — Для этого еще слишком рано, в Армекте есть лишь некие представления о Дартане, главным образом ложные. Но император — человек весьма умный, он готов признать королеву, если та признает его верховенство и объявит Дартан вассалом Вечной империи. Я умею мечтать, княгиня, и сам кое о чем мечтал. — Он слегка улыбнулся из-за края бокала. — Возможно, о том, что поеду… когда-нибудь, куда-нибудь… с предложением нового вечного мира? С чьим-нибудь письмом, пользуясь чьим-нибудь доверием, сознавая огромную важность своей миссии… гордясь тем, что мне ее поручили. Я буду посылать письма, требовать дополнительных указаний, вести переговоры — с ощущением того, что строю новое государство, и если построю, то навсегда стану бессмертным…

Он замолчал.

Но рассказ продолжил громбелардский ученый.

— Властитель разрушенной Вечной империи примет присягу дартанской королевы, а еще охотнее — дань и военные репарации, — сказал он, поскольку ему тоже чего-то хотелось; возможно, лишь улыбки на чьем-то лице? — Если королева, кроме того, обязуется выставить контингент войск, который по первому зову поддержит интересы Кирлана… Ведь еще не отвоеваны Агары, вскоре потребуется во второй раз покорить Громбелард… Дартанское королевство, с собственной династией на троне, может дать империи намного больше, чем давала Золотая провинция. Этого мог бы добиться умелый посол, взывая к ценимым армектанцами традициям и ценностям, и, наконец, к здравому смыслу. Хотя бы для начала, а я полагаю, что и этого немало для королевства, которого много столетий не существует… — Он поднял бокал, отпил небольшой глоток и снова его поставил. — Собственные границы, собственное войско, собственные деньги и собственные законы. На троне же — собственная королева, дающая начало династии.

Княгиня откинула голову на спинку кресла и некоторое время смотрела в потолок. Потом несколько раз глубоко вздохнула.

— Спасибо, — наконец сказала она слегка сдавленным голосом. — Именно за этим… Да, именно за этим я сюда пришла.

Она встала и быстро направилась к двери, но у самого порога остановилась.

— Еще я хотела… Еще я хотела вас поблагодарить. Ты много раз давал мне опору, мудрец Шерни. А ты, ваше благородие… Ты дал мне даже нечто большее. Спасибо. Вы не забудете обо мне?

Готах и Байлей остались одни за столом с остатками ужина.

52

Война вышла из-под контроля. Никто уже не был над ней властен.

Надтысячник Каронен вывел из леса четыре легиона голодных, до предела измученных солдат, которым за последние трое суток не позволили сомкнуть глаз. Отступление из Сей Айе было дорогой через сущий ад. Войска с трудом пробирались через лес, поскольку перегороженная поваленными стволами дорога в лучшем случае заслуживала названия тропинки, но никак не тракта. На офицерах были мундиры простых солдат, ибо каждый, имевший какие-либо нашивки, становился потенциальным трупом. Лучникам отчаянно не хватало стрел, у некоторых клиньев оставались только мечи. Во время привалов солдатам приходилось отправлять все надобности прямо на месте, так как любой, отдалившийся от товарищей хотя бы на двадцать шагов, мог не вернуться. Враг был везде: спереди, с флангов и с тыла. На пути армии стояли десятки ловушек, силков, волчьих ям — эти охотничьи приемы, хотя и не приводили к гибели, становились причиной контузий и ранений многих солдат, которых товарищам приходилось нести.

Четыре потрепанных легиона остановились на краю пущи, измотанные, лишенные каких-либо припасов. Командовавший лесными войсками Охегенед, правда, не сдержал слова и не уничтожил вражескую армию, но сумел нанести ей жестокий урон, хотя сам понес ощутимые потери только в бою за пристань. Во время лесного перехода Каронен, даже не видя врага, ежедневно терял несколько десятков солдат.

Надтысячник направился к Нетену. Он действовал полностью вслепую, понятия не имея о том, где противник; ему было известно лишь о солдатах Охегенеда, остававшихся в лесу за его спиной. Располагая одной лишь пехотой, он был не в состоянии разослать патрули, чтобы собрать необходимые сведения. Горстка конных лучников, имевшаяся в его распоряжении, сумела найти только какой-то отряд конного легиона — и это была самая счастливая случайность. Надтысячник узнал о захвате Йокесом Лида Айе, а до этого Нетена, о марше тяжелых отрядов на Тарвелар, кровавой битве, которую провела Восточная армия… и все. У него не было никаких приказов, никакой цели для своих легионов, а прежде всего — никаких возможностей действовать. Захват Лида Айе означал, что армейского обоза больше не существует, а это, в свою очередь, значило, что самое большее через неделю перестанут существовать его легионы, превратившись в толпу думающих только о еде бродяг, которым нечем было стрелять из луков, кроме как найденными на дороге палками. На дороге — потому, что никто не посмел бы забраться за этими палками в лес…

Лишенный какой-либо связи с верховным командованием в Тарвеларе, беспомощный надтысячник мог продолжать свой поход на Нетен и дальше на Лида Айе и Тарвелар (что означало необходимость пробиваться через войска Йокеса, но давало надежду на то, что удастся вывести в Армект хотя бы часть армии) или двинуться в рискованную атаку на Роллайну, намереваясь захватить столицу, под которой уже не было войск Сей Айе. В Роллайне войско могло бы жить за счет города, принуждая купцов брать ничего не стоящие расписки. Каронен выбрал второе. Взяв на себя полную ответственность, он категорически приказал командиру Конного легиона игнорировать приказы верховного командования и встал лагерем, ожидая его прибытия. Без конницы он не мог сдвинуться даже на шаг. Действуя вслепую, без подвижных разведывательных и охранительных отрядов, он мог просто потерять все войско, не добившись ничего. Об отрядах Йокеса приходили неясные и противоречивые известия: они находились одновременно как под Тарвеларом, так и в Лида Айе, между Лида Айе и Нетеном… и, наконец, неизвестно где. Так что надтысячник встал возле Буковой пущи, кое-как собрал свое войско и стал ждать.

Еще больше хлопот было у действовавшего под Акалией тысячника В. Аронета, командовавшего остатками Восточной армии. Из разноцветных легионов, отправившихся на войну, осталось неполных две с половиной тысячи солдат — таких же голодных и измученных, как и легионеры Каронена. Кто знает, не решили ли исход войны на востоке финансовые интриги, затеянные Жемчужинами Сей Айе?.. Если бы легионы Восточной армии могли принять пополнение или если бы обученных Терезой ветеранов поддержали хотя бы два свежих легиона, тысячник мог бы подумать даже о том, чтобы разбить воскрешенных рыцарей королевы. Но разрушенные финансы Кирлана этого не позволяли. С трудом хватало денег на содержание того, что уже имелось. Резервных легионов, которые предполагалось сформировать в тылу, так и не было. Аронет со своими остатками войск не мог больше прикрывать Акалию, так как действовавшие тремя колоннами отряды Ахе Ванадейоне стояли на самом Тройном пограничье. Он мог запереться в крепости или вывести обескровленную армию в Армект. Тысячник испытывал горячее желание защитить верный город, но считал, что укрыться за его щербатыми, не окруженными рвом стенами было бы равнозначно смертному приговору как для его солдат, так и для самой Акалии. Эневен мог отказаться от захвата обороняемой, пусть и слабо, крепости и поискать, возможно, более легкого успеха где-нибудь в другом месте — но не в том случае, когда ее захват означал уничтожение всех сил противника. Командир Восточной армии не верил, что сумеет оборониться от вдвое более многочисленного, явно готового на все врага. Полное сокрушение отрядов Эневена оказалось несбыточной мечтой. Уже разъехались по домам все, у кого были подобные мысли, но тем, кто остался, похоже, нечего было терять. Видимо, для этих людей было куда важнее нечто большее, чем участие в военной авантюре. Кроме полутора тысяч пехотинцев при обозе Эневен все еще имел под своим началом несколько отрядов, потрепанных, малочисленных, но самых лучших и самых верных, с которыми он начинал войну, еще против группировки Справедливых. У Аронета, как и надтысячника Каронена, имелся выбор: без надежды на победу защищать город, который Эневен просто обязан захватить, если хочет чего-то добиться в своей войне, или пожертвовать Акалией, уводя солдат в Армект. Выбрав вторую возможность, он мог рассчитывать на втягивание Эневена в дальнейшую партизанскую войну уже на армектанской территории, либо — что более вероятно — в случае захвата Акалии, на неформальное, возможно, долговременное перемирие. Он сильно сомневался, что готовые на все воины Ахе Ванадейоне, добившись наконец желаемой цели, какой являлся захват зажиточного Тройного пограничья, сразу же бросятся дальше, шагая по грязи и жаре, лишь бы сжечь еще несколько деревень.