Дикая охота. Колесо (СИ)

А мать усмехнулась ей, и в ее весенних глазах так и искрилось солнце. Не бойся, сказала Виска, стоя на пороге и обнимая на прощание дочь. Никто не заберет тебя.

Потом, когда весна принесла на своих крыльях жизнь в Гарварну, девочка впервые ощутила бестелесных обитателей леса. Раньше она лишь чуяла, что в чащах таится сила Бессмертного, а теперь могла чувствовать различных духов. Еще через несколько лет Мара впервые встретилась лицом к лицу с лиреаной. Покинув Фаулир, девочка позабыла былую жизнь – теперь домом для нее был лес. Домик, в котором они жили летом с матерью, стал ее жилищем. Здесь всегда было то теплое, родное, что могло уберечь от тоски, от любой беды и липкого страха… Мара научилась не бояться тьмы – в конце концов, мгла вновь стала такой, какой сотворил ее Бессмертный. Шли зимы, всходила от года к году Ярис, но страх и ощущение живой порочной темноты покинули сердце ведьмы.

Тьма не есть зло, учила ее мать. Просто зло любит то, в чем можно спрятаться – в темноте оно может долго таиться, прежде чем выпустить когти. Свет сразу же очерняется от его прикосновения, а тьму вычернить невозможно. По сути, не существовало в этом мире ни непроглядной мглы, ни бесконечного света – только вечное марево, из которого могло родиться как добро, так и зло. И если злая сила вновь проникла в сердце Гарварны, значит, так должно было случиться, и бояться здесь нечего. Ничто не происходит просто так.

Утро выдалось теплым, солнечным – но все живое в лесу уже готовилось к долгому сну. Беспокойные белки носились рыжими молниями по веткам в поисках всяческой снеди, которой можно было запастись на зиму. Птицы галдели вовсю, и временами откуда-то из чащи доносился протяжный клекот: уже сейчас крылатые сбивались в стаи, готовясь к путешествию на юг, к берегам Авриэна. Странники говорили, что там, за Эйнарвисским морем, царило вечное лето, и белый горячий песок тянулся от побережья вглубь Авриэнской земли, и целые города возникали на песчаных просторах. Мара и сейчас не могла представить себе пустыни, а в детстве – так и подавно. Когда-то давно ей хотелось обернуться птицей и поглядеть, правду ли говорили странники. Но с течением лет ведьме становилась все милее осенняя хмарь, зимний покой и сладостное пробуждение природы весной, летний зной родной земли… Она находилась именно там, где должна была быть, и ином месте под луной женщина не нуждалась.

Ширра проснулась с первыми лучами солнца, чем изрядно удивила Мару: обычно кошка спала если не весь день, то большую его часть, заявляя о себе лишь под вечер. Сейчас же зверь внимательно наблюдал, как ведьма неспешно попивала чай. От кружки тянулся серебристый пар, и Мара с наслаждением вдыхала тонкий сладковатый аромат. Кошка сидела в кресле напротив, обернувшись пушистым хвостом. Она не находила запах варева привлекательным, но все же невольно принюхивалась, смешно двигая розовым носом. Мара заметила это и усмехнулась:

- Будешь?

- Вот еще, - фыркнула та, - Ты мне скажи: так и не передумала идти?

- Сама-то как думаешь? – ответила вопросом на вопрос ведьма, прикрывая глаза и делая глоток.

- Да что тут думать, я итак знаю, - раздраженно дернула ухом кошка, - Просто надеялась, что за ночь ты образумишься. Вижу, что не дождусь такого счастья, - она примолкла, потом долго, совсем по-женски, вздохнула, - Хоть рубаху потеплее возьми – простудишься еще в какую из ночей…

Ведьма улыбнулась краешком рта, так, чтоб Ширра не заметила: все-таки зверек очень трогательно заботился. Тон кошки оставался подчеркнуто недовольным, но за этим всем Мара чувствовала ее тревогу и беспокойство. Хороший зверь.

- Возьму, - серьезно пообещала Мара, поднимаясь из плетенного кресла.

В небольшую заплечную сумку, где уже лежала карта Гарварны, несколько склянок, плотный плащ и сверток с провизией на пару дней, отправилась серая рубаха из тонкой шерсти, достаточно теплая для того, чтоб ведьма не замерзла, если холодные ветра станут задувать сильнее. Когда Мара принялась заплетать косу и подняла руки, на обнажившемся левом предплечье Ширра заметила перевязь с коротким кинжалом. Кошка одобрительно мурлыкнула про себя: ведьма никогда не отправлялась надолго в лес без оружия. Будь она даже самой сильной колдуньей Бар-эс-Тиллада, Ширра бы не отпустила никуда эту ведьму, если бы та вздумала не брать с собой клинок. Мало ли, что в лесу может приключиться. По осени через Гарварну частенько проезжали купцы, потому в кустах неподалеку тропинок иногда прятались тати. Духов-то ведьма чуяла, а вот людей – нет.

Еще раз перепроверив все, женщина перебросила сумку через плечо и направилась к выходу. Кошка лениво трусила за ней, стараясь при этом выглядеть совершенно невозмутимо. Впрочем, это удавалось ей не слишком-то хорошо – Мара ощущала ее тревогу даже на расстоянии.

- Животное, прекрати думать о плохом, - поморщилась ведьма, - Как на войну провожаешь, ей-богу.

- Сама ты животное, притом бесчувственное, - огрызнулась Ширра, - Бросаешь меня тут… А если я с голоду помру?!

- Если так произойдет, я лишний раз уверюсь в том, что ты – ленивая и не способна прокормить себя сама даже в экстренной ситуации. Тем более, что я вернусь от силы через неделю. Бессмертный знает, что мне скажут хеледы – но вряд ли прямиком от них мне придется идти еще куда-либо.

- Уже легче, - ворчливо отозвалась кошка, выходя следом за Марой на крыльцо. Роса, влажно поблескивающая в траве, пахла сладко-сладко. Ширра бросила взгляд на ноги ведьмы и облегченно вздохнула: благо, та натянула сандалии – еще не хватало, чтоб шаталась босиком невесть сколько времени…

Мара легко спрыгнула со ступени наземь, мотнув тугой косой. Кошка скрипуче окликнула женщину, которая сразу же направилась на север, в чащу:

- В добрый путь, ведьма! Надеюсь, тебя никакая дрянь не сожрет в дороге.

Ведьма лишь хмыкнула, не оборачиваясь. Напутствие было действительно искренним.

Когда дом остался далеко позади, а солнышко начало пригревать сильнее, ведьма присела на громадный валун и стянула с ног обувь. Земля была прохладной, но совершенно не стылой, и отказывать себе в удовольствии побродить босиком Мара не собиралась. Путь змеился, огибая овражки и топи, уводил все дальше в глушь, к северным угодьям – и дальше, к первому из отмеченных Марой каскадов водопадов. После того, как она покинет полынные поляны угодий, начнутся бесконечные ручейки и речушки, земли лиреан, армаэлей и хеледов.

Из всех духов вод хеледы были самыми древними – и непредсказуемыми. Они резвились, словно малые дети, разбрызгивая воду и расцвечивая воздух радугами. В пещерах хеледов, сокрытых за стенами воды, на ветру шуршали птичьи перышки и диковинные травы, которыми духи украшали свое жилище. Там всегда пахло свежестью и летними травяными сборами, и даже в дальних коридорах на камнях мерцала водяная пыль, освещаемая тусклым сиянием сонных огоньков – Мара давно заметила, что старейшие искорки таились в пещерах. Хеледы тонко чувствовали красоту природы, а потому жили всегда в таких уголках лесов, что у случайного путника перехватывало дух. Только они ненавидели тех самых случайных путников, а потому всякий, решивший заночевать неподалеку от пещер хеледов, уже мог не проснуться. Духи окружали несчастного, стоило тому заснуть, и затягивали его в жуткую сеть ночных кошмаров. Да так глубоко затягивали, что выпутаться самостоятельно мог человек с мощной силой в сердце. Да и то не всегда – хеледы пели сны людям. И чары той песни зачастую оказывались губительными. Кошмары были настолько реалистичными, что отличить явь от сна не представлялось возможным. Если же путник решит наполнить флягу на водопадах хеледов или же смыть дорожную пыль, духи развлекались по-другому. Стоило подставить ладонь под прохладные струи, как хелед, заприметивший чужака, мог заморозить одну единственную нить потока. Всего лишь одну, тончайшую – и такие стрелы пробивали плоть насквозь не хуже настоящего оружия. А ощутив кровь, ледяная нить тут же стремилась по венам к сердцу, словно вода в русле. Несчастный погибал в течение одной секунды. Впрочем, сами духи считали такой метод весьма грубым и прибегали к нему редко. Гораздо интереснее им было играть со снами.